Будь моей

Небрежным взмахом руки Себастьян указывал ей на террасированные склоны, с которых позже соберут урожай спелого пурпурного винограда. Виноград еще только созревал. Юные и нежные, гроздья жадно тянулись к яркому солнечному свету. Себастьян рассказал Кэти, что все эти виноградники принадлежат ему. На склонах холмов работали мужчины и женщины. На некоторых из них были яркие пестрые платки, на других — черные шерстяные вязаные колпаки с помпонами. Все эти люди работали на Себастьяна. Жалобно скрипевшие телеги, запряженные быками, принадлежали Себастьяну. Они с Кэти проехали мимо многих его владений. Ему принадлежали даже целые деревни.

Себастьян владел и обширными персиковыми садами, и даже местной гончарной фабрикой. Он признал, что эти гончарные изделия ужасны, но они приносят хороший доход роду Барратейра. А на побережье ему принадлежали огромные пляжи, восхитительные маленькие бухты с ослепительно белым песком и выдающиеся мысы, где виднелись леса японских зонтичных пихт.

Осознание того, что ее муж — богатый землевладелец, не прошло для Кэти спокойно, она представляла все это с самого начала, а сейчас ей лишь открылись детали. Теперь ей нужно было полюбить эту живописную землю, привыкнуть к ней. Впрочем, это было несложно: благоухающие сосновые леса, когда легко дул майский ветерок, вздыхали так, что гуляющим по ним людям казалось, что они слышат музыку. А цветочный ковер напоминал искусную вышивку с неглубокими долинами, по которым текли журчащие ручьи. И — невообразимо широкое небо, которое озаряло пламя заката. Небо, глубокое, синее и сверкающее, как волны.

Кэти получала большое удовольствие от поездок на автомобиле… вернее, получала от них столько удовольствия, сколько могла при подобных обстоятельствах. И ей нравилось наблюдать за тем, как сильные загорелые руки Себастьяна крепко держат руль машины, тогда как он сам сидит за рулем расслабленно и ведет машину легко, словно находясь в своей стихии. Он, без сомнения, был прекрасным водителем. Его слабость к огромным скоростям раньше бы явно встревожила Кэти, особенно если учесть, что эти дороги нередко казались ей довольно опасными. Но теперь это для нее словно перестало иметь значение… или она полностью положилась на Себастьяна и доверилась ему. Несмотря на то, что раньше он казался ей несколько изнеженным и предпочитающим полагаться на других.

Теперь Себастьян не только не казался ей изнеженным, а наоборот — она увидела в нем сильного, уверенного в себе мужчину. Он был хозяином, и все признавали его таковым. Конечно, ему бы и в голову не пришло что-нибудь сделать самому, если поблизости находился какой-нибудь слуга и мог что-то подать, поднять или закрыть за ним дверь. Его высокомерный и надменный вид показался бы необычным в Ирландии, но в Португалии был в порядке вещей. Подобострастие тех, кто состоял у него на службе, в подобной обстановке не было подобострастием. Крестьяне кланялись ему и смотрели на него смиренными, благодарными глазами. Слуги, принадлежащие к низшему сословию, наперебой стремились исполнить его самое незначительное приказание, а те, кто давно ему служил, смотрели на него преданными взглядами. Особенно пожилой дворецкий и суетливая миниатюрная экономка, одетая в черное, которая, казалось, задавала тон.

Они пришли в восторг, когда узнали, что их хозяин неожиданно женился снова, и, как могли, старались угодить Кэти. Она чувствовала, что ее охраняют с утра до ночи, и никак не могла привыкнуть к тому, что находится в центре всеобщего внимания. Ей даже не позволяли самой открыть кран в ванной. Кэти начала себя спрашивать: «Чем займется, когда привыкнет ко всему этому?»

В Квинта-де-Барратейра слуг понадобилось бы больше, потому что дом был большим. Этот прелестный просторный бледно-розовый особняк на берегу моря был сказочно красив и элегантностью не уступал самому Себастьяну. Повсюду висели портреты его предков в массивных рамах, а их коллекции бесценного фарфора и стекла стояли в изящных застекленных шкафчиках. А прогуливаясь по Елисейским садам, видя далекие горы и переливающуюся поверхность моря, Кэти чувствовала себя как во сне. Она обнаружила это вскоре после своего приезда, и сады стали для нее своеобразным утешением в те ранние, нелегкие, удивительные, нереальные дни ее замужества.

Себастьян объяснил ей, что гостей из числа соседей, ждать пока не стоит. Ведь все думают, что у них медовый месяц… И Кэти не придется никого принимать, пока она ближе не познакомится с португальским образом жизни. Но он не подумал, что два человека, по совершенно разным причинам, сочтут своим долгом приветствовать молодоженов раньше, чем вся местная знать появится у больших двойных дверей поместья.

Кэти удивилась, когда однажды утром, вернувшись из поездки с Себастьяном, в прохладном зале их дома она увидела невероятно изысканную молодую женщину. Та ждала их, сидя в углу. Женщина несколько напомнила ей Брайд, но была раз в десять красивее Брайд, а увидев ее одежду, Брайд бы сразу захотела стать моделью в том доме, который ее одел.

Платье было черно-белым, но не мрачного черного цвета, который любила вдовствующая маркиза де Барратейра. Костюму прекрасно соответствовал белый кружевной зонтик, который женщина раскрыла и которым заслонила от солнца лицо, выходя на террасу. Ее белые перчатки доходили до локтей, лакированные туфельки на высоких каблуках блестели. На коротких волосах, также напоминавших лакированную кожу, плотно сидела шляпка с белыми цветами. Ее глаза были как огромные черные сливы. Они весело блестели, их взгляд смягчился, потому что терпеливое ожидание увенчалось успехом.

— Мне сказали, что ты вернешься ко второму завтраку, так что я решила подождать, — произнесла женщина. Она закрыла зонтик, сунула его под мышку и протянула обе руки Себастьяну. — Интересно, понимаешь ли ты, как я сейчас рада? — мягко сказала она.

Себастьян молчал не меньше двадцати секунд, держа ее за руки. Казалось, он смотрел на нее с некоторым изумлением, с восхищением, которое возрастало с каждой секундой, с нескрываемым восторгом. Она даже сочла необходимым очаровательно покраснеть под его взглядом. Кэти, которая молча стояла рядом, тут же подумала о золотисто-розовом персике и покрывающейся краской чайной розе.

— Себастьян! — сказала девушка еще более мягким голосом. — Мне больно!

Себастьян отпустил ее руки. Кэти показалось, что он вздохнул от удовольствия.

— Инесса! — воскликнул он. — Ты — как вода в пустыне, прохладный ветерок в жаркий сухой день! А я даже не знал, что ты в Португалии!

Инесса объяснила ему, что гостила на юге Франции у близкой подруги. Потом она с решительным видом повернулась к Кэти.

— Но здесь твоя жена! — сказала она с ласковым упреком. — Когда же ты меня представишь?

Себастьян повернулся к Кэти. Его лицо уже не было таким изумленным. Он улыбнулся и подвел Кэти к Инессе.

— Вот она, — сказал он. — Это Кэти! А это сеньорита Пенише, Кэти… или Инесса, как ты, конечно, должна ее называть! Я знаком с ней всю жизнь. Разве между вами могут быть церемонии? Это немыслимо.

— Немыслимо, — согласилась сеньорита Пенише, улыбаясь Кэти. Она говорила на вполне безукоризненном английском языке, но со слабым, очаровательным акцентом, который делал ее речь, еще привлекательнее. А ее улыбка была просто обворожительной и легко покоряла сердца. — Я могла бы добавить, что все всегда считали нас женихом и невестой. Но Себастьян уже два раза женился, вот вам и доказательство того, что ребяческие романы редко или вообще не стоит принимать всерьез.

Кэти что-то пробормотала… она сама толком не поняла, что именно… Встреча с девушкой, о которой ей настойчиво твердила Паула де Барратейра, стала легким потрясением для нее. Маркиза де Барратейpa не только говорила о ней с Кэти накануне свадьбы, она не сомневалась в том, что Себастьян всегда ее любил и что, взяв в жены Хильдегард, австрийскую баронессу, он разбил сердце Инессе Пенише.

Если это было правдой, Инессе удавалось прекрасно ее скрыть под безмятежным видом. Для молодой женщины с разбитым сердцем она была на редкость красивой и уверенной в себе. Однако ее красота на некоторое время выбила Кэти из колеи, а нежность, с которой Инессу приветствовал Себастьян, заставила ее задуматься. Они познакомились недавно, и Кэти еще ни разу не видела его таким оживленным.