Лекарство от любви

— Если ты говоришь правду, — медленно вымолвила она, — зачем он называет себя Саймоном Риггом и живет в Ригхолме?

Джилл прилегла на ковер и стала смотреть на небо сквозь ветви лиственницы, на которых уже набухли почки.

— Может, он убил настоящего Саймона Ригга, узнав, что тот унаследовал все богатства своего дяди? Тогда становится ясно, почему он хочет, чтобы его оставили в покое. Нет, я думаю, на самом деле все гораздо прозаичнее. Вероятно, Фелл — его сценический псевдоним, и он приехал сюда, чтобы как следует отдохнуть.

— Полагаю, он действительно от кого-то прячется, — сказала Сью.

— Есть только один надежный способ все выяснить. Ты должна пойти к нему и попросить автограф, — заявила Джилл.

— О нет, я не смогу этого сделать, — поспешно возразила Сью.

— Почему же? Все, что от тебя требуется, — это подойти к его дому, сказать, что ты узнала его и что ты в восхищении от его игры, и попросить автограф, а затем посмотреть на его реакцию.

— Но это будет неправдой. Ведь это ты узнала его, а не я. Я никогда не видела фильмов, в которых он играл, — запротестовала Сью. — Кроме того, я не хочу идти в Ригхолм и не хочу, чтобы ты ходила туда.

Джилл с любопытством взглянула на нее, явно собираясь что-то сказать, но тут проснулась Джемайма, и разговор закончился сам собой.

В субботу погода по-прежнему стояла отличная, и, несмотря на свою занятость, Сью нашла время, чтобы отвезти Джилл и Джемайму в Сискейл, где они долго любовались на океанские волны. В воскресенье они посетили сады в Мункастер-Касл, семейном гнезде Пеннингстонов, обнесенном крепостной стеной с башенками и зубцами, относящейся к тринадцатому веку. Оттуда они проехались к деревеньке Бут, где располагалась конечная станция узкоколейной железной дороги, которую фамильярно называли «развалюхой». В конце концов они закончили свое путешествие возле выбеленного домика, прятавшегося среди холмов и носившего название «ферма Гринсвейт».

Воскресный чай у тети Эмили был нерушимой семейной традицией, и в это пасхальное воскресенье он ничем не отличался от других таких же чаепитий. Рядом со Сью сидел ее кузен Джон, высокий спокойный мужчина с мечтательными серо-голубыми глазами. В свои тридцать два года Джон все еще был холостяком, и тетя Эмили потеряла всякую надежду женить его. Сестра Джона, Грета, приехала со своим мужем Говардом, который, как ни странно, был вовсе не фермером, а физиком-ядерщиком и работал на экспериментальном заводе, расположенном к северу от Сискейла. Старшая из детей Греты и Говарда, Джуди, пришла в восторг, увидев Джемайму, и почти сразу же повела ее на улицу, чтобы показать ей кур.

Разговор вертелся преимущественно вокруг местных сплетен. Пользуясь отсутствием Ральфа, Грета донимала Сью расспросами о самочувствии Пенни. Но громче всех говорила бабушка, объяснявшая Говарду, как пугает его отвратительный завод всех местных жителей.

— Не надо забывать, мама, что завод также предоставляет рабочие места, — заметила тетя Эмили.

— Да, для приезжих, — сказала бабушка.

— Вроде меня, — вставил Говард, и его глаза добродушно блеснули. — Только подумайте, бабушка, ведь Грете пришлось бы остаться старой девой, если бы мне не подвернулась работа в этом заброшенном местечке.

— Не надо, Говард Джонс, — возразила его жена. — В этом пруду водилась и другая рыбешка до того, как ты приехал сюда.

— Но лучше всего ловится пришлая рыба, — тихо проговорил Джон, и все рассмеялись. Сью обратила внимание, что Джилл, которая сидела очень тихо и внимательно слушала их беседу, бросила на него заинтересованный взгляд.

Чай, как обычно, подавали в большой гостиной за необъятным овальным столом, накрытым белой скатертью, посреди которого сверкал в лучах полуденного солнца семейный сервиз «Краун Дерби». Сначала принесли кумберлендскую ветчину под традиционным соусом и салат. Все это было съедено с огромным количеством свежевыпеченного хлеба и домашнего масла. Затем пришел черед имбирного кекса и пирога с изюмом и ромом. Во время еды гости беспрестанно подавали чашки тете Эмили, которая разливала чай.

Сью с удивлением заметила, что Джилл уселась рядом с Джоном и прилагает все усилия, чтобы его разговорить, причем ей это почти удалось. Когда же Джилл поворачивалась к бабушке, сидевшей с другой стороны от нее, Сью видела, что Джон украдкой рассматривает свою соседку.

Чаепитие подошло к концу, и Сью, как всегда, вызвалась мыть посуду. Говард со свекром повели Джемайму и других детей во двор. Джон, ко всеобщему удивлению, довольно неуклюже предложил Джилл составить ему компанию в прогулке по ферме. Таким образом, Сью оказалась на кухне вместе с Гретой, тетей Эмили и бабушкой. Мытье посуды — лучшее время для женских разговоров, и под журчание воды и звон тарелок и ложек они успели обсудить немало насущных проблем.

— Отличный чай, Эмили, — сказала бабушка. — В следующий раз нужно будет пригласить того парня из Ригхолма. Похоже, ему пошла бы на пользу наша деревенская пища.

— Неужели ты пригласишь на чай Ригга, бабушка Торп? — поддразнила ее Грета.

— Этого я бы пригласила, поскольку, во-первых, он напоминает мне о моей молодости, а во-вторых, он не боится прямо сказать старой леди, что она ему надоела. Кроме того, у него такая милая улыбка.

— И к тому же он похож на Мэтью Ригга, когда тот был молодым, — мягко заметила тетя Эмили. — Но я сомневаюсь, что он придет, мама. Как ты думаешь, Сью?

— Я согласна с тобой, тетя. Он хочет, чтобы все оставили его в покое.

— Но его нельзя оставлять в покое. — Бабушка яростно сжала ручки кресла-качалки. — Мэтью тоже хотел, чтобы мы оставили его в покое, мы так и сделали, и вы знаете, чем это кончилось. Он превратился в эгоистичного, своенравного старого скрягу и умер в одиночестве.

Голос бабушки дрожал от переполнявших ее эмоций, которые она с трудом сдерживала, и Сью с интересом взглянула на нее. Бабушка выразила ее собственные опасения по поводу желания Саймона Ригга жить в одиночестве. Но как вмешаться в его жизнь, если он всячески этому противится?

— Но мы же не можем навязывать ему свое общество, раз он не желает иметь с нами дела, — сказала она.

— Почему бы и нет? — ответила бабушка. — Теперь я понимаю, что мне следовало силой сломить сопротивление Мэтью, но я была замужем, а ваш дедушка не любил Риггов. Жаль, что у Ральфа так много своих проблем. В противном случае он бы непременно попытался что-то изменить.

— Но как? — недоумевала Сью. — Я уже навещала Саймона, и, надо сказать, он был со мной не слишком любезен.

Она вспомнила высокомерный взгляд голубых глаз Саймона, и у нее испуганно забилось сердце, когда она подумала, что мужчина, живущий в Ригхолме, может оказаться вовсе и не Риггом.

— Просто продолжай наносить ему визиты под любым предлогом. Будь настойчива. Это единственный путь, — сказала бабушка. — Я знаю характер Риггов. Они гордые и упрямые. Мэтью никогда бы не признался, что ему больно, что ему нужна помощь. И, если я не ошибаюсь, этот такой же. Его где-то здорово обидели, вот он и приполз в свою нору зализывать раны. Это легко прочитать по его лицу. Ты должна дать ему понять, что ему здесь рады. Вовлеки его в жизнь деревни. Вот поэтому я и хочу, чтобы Эмили пригласила его на чай. Я хочу рассказать ему, каким необыкновенным работягой и филантропом был его прадедушка и как много он сделал для Сипорта.

— О боже, бабушка, подумать только — Торпы хотят помочь Риггам! Я всегда считала, что эти два семейства терпеть не могут друг друга! — шутливо запричитала Грета.

— До того, как стать Торп, я была Фоллер, — высокомерно промолвила бабушка.

— А что если это вовсе не Саймон Ригг? — тихо спросила Сью. — Что тогда?

Все уставились на нее, словно она сказала что-то невразумительное.

— Что ты имеешь в виду? — сердито проговорила бабушка.

Сью рассказала им о том, что Джилл узнала в хозяине Ригхолма актера по имени Саймон Фелл.

— Фелл? — резко оборвала ее бабушка. — Фелл — это фамилия его матери. Ее звали Милдред Фелл. В свое время она обожала участвовать в любительских спектаклях. Скорее всего, Люпус так и не женился на ней. Я совершенно уверена, что его отец был Риггом, но кто он — Мэтью или Люпус — я не знаю.