Женская солидарность

— Я достаточно благоразумен, чтобы сознавать, что ничего другого я сейчас написать не смогу. Серьезной пьесы мне уже не сделать.

— Не говорите глупостей. У вас еще вся жизнь впереди, чтобы написать вторую «В тисках».

— Я не хочу этого, Лори. Я заглянул в умы людей и до глубины души проникся отвращением к тому, что увидел.

— Неужели?

— Единственный способ сохранить рассудок в этом мире — это смеяться над ним. Поэтому я и сделал «Брак был устроен».

— Хорошее название.

— Единственное, что нравится моему секретарю в этой пьесе!

— Неужели? — Лори взял чашку из рук дочери. — Это интересно. А что, собственно, вам не нравится в ней, мисс… э-э… не уловил вашего имени.

— Лестер, — сказала Энн. — Если не возражаете, я лучше не буду говорить на эту тему. Это дело подхода или вкуса, как если бы я любила зеленый цвет, а мистер Моллинсон голубой.

— Интересная аналогия, — начал Лори, наслаждаясь ситуацией. — Я часто думал, что у всех пьес есть свои характерные для них цвета. Так, например, «Гамлет» — черный, «Макбет» — красный, а «Ромео и Джульетта» — зеленый. А как по-вашему, какого цвета эта новая пьеса?

— Я дальтоник, — холодно ответила Энн.

— Как дипломатично! — прожурчала Сирина.

— Вы гораздо умнее меня.

— Красивой женщине нет необходимости быть умной, — галантно произнес Лори. — За прошедшие несколько лет вы совершенно не постарели!

Сирина подняла одну бровь.

— Не так уж много прошло лет, мистер Лэнгем. Всего четыре года.

— Да, да. А мне показалось больше. — Знаменитый профиль был повернут к публике. — Расскажите, чем вы занимались это время? Вы все еще замужем?

— Эдди был убит в Африке, но между нами все кончилось задолго до этого. Брак с ним был самой большой ошибкой в моей жизни.

Хотя Сирина говорила все это Лори, Энн знала, что слова ее были обращены к Полу, и она исподтишка глянула на него. Но он не подавал виду, что прислушивается к разговору, и просто невозмутимо сидел в кресле с безразличным видом.

— Теперь вы снова собираетесь играть? — поинтересовался Лори. — А вам никогда не хотелось побездельничать?

Сирина рассмеялась.

— Я живу, чтобы играть. Я не смотрю на это как на работу.

— Кстати, о работе, — прервал их Пол, взглянув на Энн. — Можете быть свободны. Я сегодня больше работать не буду.

— В таком случае, я отвезу мисс Лестер домой, — Лори поднялся на ноги. — Не хочу нарушать ваш тет-а-тет, Пол. Мы можем поговорить в другой раз.

— Я думаю, вы захотите отдохнуть после такого ужасного года, какой вам довелось пережить, — сказала Сирина. — Или вы тоже умираете от желания вернуться на сцену?

— Как и вы, я счастлив только когда передо мной зал, полный народа! — Он помахал рукой. — Мой автомобиль в вашем распоряжении, мисс Лестер. Красивейший «роллс» 1930 года! Я купил его вчера, чтобы отметить возвращение домой.

Энн молча вышла из дома впереди него. У обочины стоял старинный голубой «ролле». Она влезла на высокую ступеньку, пока отец раскручивал ручку мотора. Машина зафыркала, заскрипела, закашляла и ожила. Лори забрался на сиденье рядом с ней, отпустил тормоз и двинулся вдоль дороги. Только тогда Энн дала волю своему возмущению.

— Хотела бы я знать, чего ради было устроено это представление? — сурово спросила она.

— Лично мне было очень забавно видеть это все.

— Я хочу знать зачем?

— Я хотел посмотреть, как идут дела у вас с Полом.

— Можно было вести себя пристойно.

— Но подумай, как скучно это было бы! А кроме того, я собирался вести себя нормально, пока не увидел хозяйскую позу мисс Браун. Немножко ревности может только помочь тебе.

— Я не хочу, чтобы Пол ревновал меня.

— Не ради тебя самой, кукленок, — хитро промолвил ее отец, — но ради несчастной Розали Дональдс. Не забывай, что ты работаешь у него только ради нее.

— Не забуду, — медленно проговорила Энн. — Это самое важное, что я должна сейчас помнить.

5

Пол Моллинсон проснулся в отвратительном настроении и стал размышлять, почему такой солнечный день кажется ему мрачным и тусклым. Он должен был радоваться жизни: его пьесу принял к постановке лондонский театр и режиссером согласился быть Эдмунд Риис. Чего еще желать драматургу?

Он продолжал злиться, когда, войдя в кабинет, обнаружил, что Энн уже сидит за машинкой. Она была предельно сосредоточена на работе. В профиль ее щека была нежно-округлой, и волосы падали на нее золотой волной.

— Я думал, здесь Сирина, — сказал он. — Вроде бы я слышал, как она разговаривает со Смизи.

— Это была я. Мы с ней поговорили в холле.

— Вчера Лори отвез вас прямо домой?

Не будучи уверенной в том, что Пол не проследил за ней, Энн заколебалась с ответом:

— Мы поехали на его квартиру.

— Я полагаю, что миссис Лэнгем была там?

— Конечно, — преувеличенно возмущенно отреагировала Энн. — Она очаровательная женщина.

— Главное, чтобы вы об этом не забывали. Лори изумительный, приятный человек, но он — актер и…

— Я не хочу слышать никаких двусмысленностей в его адрес. Ни слова!

Пол с недоумением поглядел на нее.

— Я не буду говорить ничего плохого о нем: он мой друг. Я только пытался предостеречь вас, что люди театра склонны говорить разные слова, не придавая им особого значения.

— Вроде того, как миссис Браун зовет всех «дорогой» или «дорогая»?

— Вот именно! — Он с усилием взял себя в руки. — Я собираюсь заправить машину и подстричься. Если Сирина приедет раньше, скажите ей, что я скоро вернусь.

Когда приехала Сирина, Энн пригласила ее подождать.

— Там на столе есть журналы, если вам хочется почитать.

— Спасибо, дорогая, но не хочется. Хотите сигарету?

Энн отказалась, а Сирина закурила и стала бродить по комнате, останавливаясь, чтобы полюбоваться собой в зеркале, в оконном стекле, в стеклянной дверце горки с фарфором.

— Как он работает? — наконец остановилась она у магнитофона.

— Поверните ручку, включите микрофон и поставьте стрелку на «запись».

— И что случится тогда?

— Вы говорите в микрофон, потом проигрываете, или можете все стереть и начать снова.

— Какая вы жутко умная — все знаете! — рыжая головка наклонилась набок. — Я попробую. Включите мне его, хорошо? А я прочту кусочек из пьесы Пола. Дайте мне какой-нибудь кусок с монологом Мэри-Джейн.

Энн передала ей текст второго действия, и Сирина стала читать его. Дойдя до монолога, она остановилась. Это была сцена, во время которой Мэри-Джейн узнает, что Фрэнк — ничтожество, как и она сама, а не преуспевающий богач. Сирина включила запись и встала перед микрофоном. Ясно, с четкой дикцией она начала читать.

Пока она произносила первые несколько строк, Энн еще на что-то надеялась, но по мере чтения почувствовала, что не может сдержать враждебности. Сирина рисовала эту девушку охотницей за деньгами, не показывая тонкого подтекста разочарования, которым должен быть пронизан этот образ.

— Прекратите! — Энн наклонилась вперед и выключила магнитофон. — Вы губите эту роль!

Сирина круто обернулась.

— Какого черта вы это сделали?

— Простите, я не имела права. Я очень сожалею.

— Как вы смеете критиковать меня?

Энн опустила глаза.

— Просто я вижу Мэри-Джейн совсем не так, как вы. Я чувствую, что ваша интерпретация не совпадает с ее характером.

— Вы с ума сошли! — жестко заявила Сирина. — Слушая вас, можно подумать, что Мэри-Джейн существует на самом деле.

— Для меня она существует.

— Для меня тоже, дорогая. Я знаю, откуда Пол ее выдернул — Сирина села, положила ногу на ногу. — Она была такой странной, невзрачной. И совершенно без ума от Пола, и я не виню ее в этом, он невероятно привлекателен. Как, по-вашему?

— Я отношусь к нему только как к своему нанимателю, — чопорно ответила Энн. Сирина рассмеялась.

— Если бы вы относились к нему иначе, я бы не позволила ему держать вас у себя на работе. Я ведь, знаете, чуть не вышла замуж за Пола. Не знаю, рассказывал ли он вам об этом?