Ключ к разгадке

— Не смогла родить ему ребенка — или не захотела? — отрывисто просил Патрик.

— Не смогла, хотя, Господь свидетель, я старалась…

Его взгляд побежал по ее лицу, выискивая свидетельства лжи, игры, притворства, — и ничего не нашел.

— Мне очень жаль…

— Мне тоже, — сказала Мэри с легким вздохом: в конце концов, ему действительно нет дела до ее чувств! — Мне тоже. Я так люблю детей…

Патрик неожиданно коснулся ее руки ласковым, характерным для докторов жестом.

— Возможно, они у тебя еще будут. Медицина добилась больших успехов в лечении бесплодия. Ты не обращалась к специалистам?

Закрыв глаза, она отвернулась и постаралась ответить самым непринужденным тоном.

— Нет. Думаю, сначала не мешало бы обзавестись мужем.

— Значит, ты собираешься снова выйти замуж?

— Нет, но я не собираюсь становиться матерью-одиночкой. Сейчас во мне уже нет той смелости, которая воодушевляла меня в девятнадцать лет.

В дверь большого гардероба было вмонтировано зеркало, так что Мэри все равно было видно, как самые различные чувства отражались на его лице — гнев, смягченный сочувствием, сожаление, может быть, даже раскаяние…

— Если бы ты доносила моего ребенка до срока, — спросил Патрик внезапно охрипшим голосом, — ты сказала бы мне?

Она покачала головой и сделала вид, что все внимание сосредоточено на собственных ногтях.

— Ты тогда был влюблен в Лорейн. К тому времени, когда я поняла, что у меня будет ребенок, вы уже назначили день свадьбы. Я посчитала это достаточно ясным знаком того, что у нас нет общего будущего.

— Ты сказала кому-нибудь? — спросил он, помолчав.

— Никому. Я была тогда слишком напугана — боялась позора, неодобрения родителей… боялась всего!

— Хочешь сказать, что прошла через это одна? Не могла признаться хотя бы подруге?

И опять она покачала головой, все еще не осмеливаясь посмотреть ему прямо в глаза. Обуревавшие ее чувства лежали слишком близко к поверхности и могли в любой момент пролиться слезами.

— Мои подруги были заняты другими вещами. Все их мысли вертелись вокруг того, что надеть, кого пригласить на свидание, вокруг колледжей, путешествий, машин. Я неожиданно оказалась как бы не членом их клуба. У меня были другие заботы, другие огорчения… — Мэри горестно пожала плечами, когда воспоминания о том времени промелькнули перед ее мысленным взором. — Но главное — я чувствовала себя старой, хотя была тогда совсем девчонкой! Ну, а потом вдруг оказалось, что все это не имеет значения. Все было кончено, и никто так ничего и не узнал — кроме меня и ночной бригады в палате неотложной помощи нашей местной больницы.

— Утром ты сказала, что у тебя был выкидыш. Ты… делала что-нибудь для этого?

Мэри в испуге обернулась к нему.

— Нет! Я была несчастна, я боялась многих вещей, но я никогда не хотела потерять своего ребенка! Ведь это было все, что у меня осталось от тебя…

На этот раз пришла его очередь отвернуться.

— Зачем ты так говоришь?! — бросил Патрик через плечо.

— Как?

— Так, как будто мы были возлюбленными, и я предал тебя!

— Может, тебе и не по душе это слышать, но я и правда любила тебя, Патрик. Любила очень долго. Думаю, это еще одна причина того, что мой брак оказался неудачным. Очевидно, в глубине души я с самого начала была неверна своему мужу…

— Нет. — Он резко повернулся к ней, лицо его искажала нечеловеческая мука. — Нет!

Мэри сделала шаг ему навстречу.

— Почему ты так боишься правды, Патрик? Ты никогда не был трусом.

— Это не правда, это фантазии. Твои фантазии!

— Если ты действительно уверен в этом, чего же ты так расстраиваешься? — Она подошла еще ближе и ласково положила ладонь ему на подбородок: ее прямо-таки затопило сочувствие при виде отчаяния, написанного на его лице. — Что случилось с тобой, если ты предпочитаешь существовать в безвоздушном пространстве, а не встречать жизнь лицом к лицу, как ты умел когда-то? Почему ты пытаешься смотреть сквозь меня, а не на меня? Или делать вид, что тебя больше ничто в мире не трогает…

Патрик взял ее ладонь двумя пальцами и отвел от себя, как будто это было какое-то особо противное насекомое.

— Я уже не тот человек, которым привык быть, Мэри, — сказал он ровным голосом. — И я никогда не был тем человеком, которого ты выдумала.

Что именно подтолкнуло ее к дальнейшим действиям, Мэри и самой было не совсем ясно. Может быть, она ощущала в Патрике какую-то подспудную печаль, которая вызвала в ней сочувствие? А может, сработала старая магия, вызванная соприкосновением их тел? Но, как бы там ни было, не успев ни о чем подумать, Мэри наклонила голову и приникла губами к его руке — прямо в том месте, где отчетливо бился пульс.

— Ты был хорошим, добрым и смелым. Ты был самым лучшим! И где-то глубоко внутри тебя этот человек еще существует.

Ее искреннее волнение мгновенно передалось ему. Патрик хрипло ахнул, как будто пораженный болью, — слишком сильной, чтобы ее можно было терпеть. А в следующий момент он уже держал ее в объятиях, изо всех сил прижимая к себе. Мэри ощущала его губы на своих губах, и состояние Патрика вовсе не было для нее загадкой. Она была уже не девочкой, а зрелой женщиной, прекрасно знавшей, что бывает, когда мужчина испытывает прилив страсти.

Его поцелуй горел огнем отчаяния, он был вырван у него против воли, и все-таки Мэри было ясно, что Патрик умирает от желания испытать на себе целебную силу женских прикосновений! Это было видно по тому, как жадно его губы встречались с ее губами, как горячо откликалось его тело, по тому, как его рука постепенно скользила вниз по спине Мэри, как он все теснее прижимал ее к себе.

Только в глазах Патрика она ничего не могла прочесть: он закрыл их, и Мэри тут же последовала его примеру — хотя и совсем по другой причине.

Как быстро они поспешили вернуться в прошлое! Ко все сметающей, бурной тоске желания, к огненной страсти, к сладости любви… Мэри с изумлением почувствовала, что ее чувства не стали менее пылкими, несмотря на то что они не видели друг друга целую вечность. Ей казалось, что она переходит в другое измерение, в котором не было старых обид и разочарований, которое манило ее за собой, обещая новые начала и совсем другие завершения…

Объятия Патрика лишили Мэри железной решимости противостоять ему, ненавидеть его. Она медленно опустилась на постель, потянув его за собой, в то время как губы их оставались слитыми в поцелуе. Закинув одну руку ему за шею, она позволила второй скользнуть под рубашку Патрика и коснуться его восхитительной, мускулистой груди.

Она нашла его сердце и прижала свою ладонь к этому месту. О, как бы ей хотелось так же просто овладеть его любовью! Она гладила гладкую кожу на ребрах, изгиб, обозначающий переход к талии, а потом, движимая бездумной, жадной страстью, опустила руку еще ниже — туда, где под грубой тканью джинсов безошибочно угадывалась выпуклость…

Ей не следовало этого делать! Во всяком случае, если она хотела продлить головокружительное удовольствие. Если жаждала большего, чем простое прикосновение, того, о чем тайно мечтала все эти годы…

— Черт бы тебя побрал! — взорвался Патрик, вскакивая на ноги, и в его голосе не было ни намека на ласку.

Мэри смотрела на него изумленными, все еще затуманенными страстью глазами.

— Патрик, пожалуйста! — чуть ли не взмолилась она.

Его взгляд прошелся по всему ее телу — от нежного изгиба шеи и выпуклостей грудей до слегка раздвинутых ног. И Мэри показалось, что этот взгляд был полон презрения.

— Пожалуйста — что? — спросил он с угрозой в голосе.

Ей в голову тут же пришли тысячи вариантов ответа: «Пожалуйста, не злись на меня!», «Пожалуйста, не покидай меня», «Пожалуйста, люби меня, хотя бы чуть-чуть, хотя бы только этой ночью!»

В девятнадцать лет она, не задумываясь, выбрала бы любой из них и потихоньку страдала бы, после того как он отверг бы их все. В свои тридцать она была уже гораздо меньше расположена предлагать себя в качестве жертвы на алтарь любого мужчины. Собрав остатки гордости, Мэри протянула руку и навела хотя бы видимость порядка в своей одежде.