Нет времени любить.

Кровь прилила к щекам Жюли.

— Извини, Берт. Я просто ничего не могу с собой поделать…

— Ты слишком честна, чтобы лгать. — Он печально улыбнулся. — И это — одна из причин моей любви к тебе. Я горжусь тобой. И хочу тебе сказать вот что. Во-первых, я больше не буду делать тебе предложений. Во-вторых, я всегда буду рядом, если тебе потребуется помощь. Если, конечно, возникнет такая ситуация. Я буду любить тебя всегда. Но я не стану больше делать тебе предложений.

— О Берт! — В глазах Жюли блеснули слезы.

— Отлично, дорогая. Ты счастлива — значит, все в порядке.

Она сжала его руку, и они стояли рядом, глядя на головокружительную панораму, которой ни один из них никогда не видел.

Внезапно Жюли поняла, что они не одни в комнате. Она ощутила запах турецкого табака и резко повернула голову. Вошли мужчина и женщина. Ее трудно было не узнать. Она протянула руку к пепельнице, чтобы раздавить сигарету, и на руке у нее блеснули бриллианты. Затем упала в объятия мужчины.

— Марк! — жарко зашептала она. — Какая я была дура! Мы созданы друг для друга. О Марк!..

Жюли конвульсивно сжала руку Берта. Стараясь двигаться бесшумно, они выскользнули из комнаты и вернулись снова к музыке, смеху, людскому гомону. Лицо Жюли побелело, но держалась она спокойно. Берт старался не смотреть на нее, хотя ничто не указывало на то, что ей было больно.

Толпа поредела. Стало легче разглядеть в ней кинозвезд, разодетых в экзотические костюмы, комедийных актрис, дипломатов с женами, примелькавшуюся манекенщицу в сопровождении часто меняющего жен банкира — все это были приятели принцессы Собелли и молодые люди, которых Жюли немного знала.

Принцесса танцевала с французским дипломатом, известным своими манерами, которые особенно контрастировали с его клоунским костюмом, напудренным лицом и ярко намалеванной улыбкой.

— Жюли, пощадите гордость старого человека, — послышался рядом голос Мэнсфилда.

Она выдавила из себя улыбку:

— Это вы — старый человек?

— Все эти чертовы доспехи. Когда я танцую, я всегда задеваю кого-то, на кого-то наталкиваюсь. Никогда мне не нравились эти неуклюжие рыцари. Подумать только — сражаться в такой груде металлолома! Или громыхать верхом на лошади! Как бы там ни было, я уже достаточно нагромыхался сегодня. Ваша тетя, кажется, просто вымоталась.

— Давайте посидим немного, — предложила Жюли, и они направились к балкону. Она обернулась и помахала Берту, но он даже не взглянул на нее. Он прислонился к стене и смотрел себе под ноги. Плечи его уныло поникли, и Жюли захотелось его утешить. Но она была не в состоянии этого сделать. Даже теперь, после того как увидела леди Мэйдок в объятиях Марка Сефтона.

Когда они уселись, Мэнсфилд с непривычной для него усмешкой сказал:

— Кто этот парень, обхаживающий весь вечер принцессу?

— Его зовут Нортон. Чарльз Нортон. Говорит, что он старый приятель Дино Собелли и будто бы уже давно знаком с тетей Джорджией.

Что-то в ее тоне насторожило Мэнсфилда.

— Говорит? — повторил он резко.

— Я ему не верю, — как бы по секрету прошептала Жюли.

Мэнсфилд пристально глянул ей в лицо.

— Жюли, дорогая, вы ведь знаете, как я отношусь к вашей тете. Что происходит — вы можете мне рассказать?

— Мне почти ничего не известно. Я просто чувствую это. Берт говорит, что это прозрение гадалки, а я думаю, просто интуиция. Я всегда чувствовала людей.

— Интуиции следует верить. Можете ли вы сказать, что именно вас беспокоит? Мне незачем объяснять, что я желаю вашей тете только добра. И не буду злоупотреблять ее доверием.

— Я на самом деле ничего не знаю… Хотя, слушайте…

Жюли начала говорить о подозрениях Берта относительно ограбления. От газетчиков он узнал, что ходят слухи о возможном крахе фирмы «Собелли». Берт полагал, что похищение драгоценностей было инсценировано, чтобы получить деньги от страховой компании.

Мэнсфилд попытался возразить, но Жюли начала торопливо рассказывать содержание случайно подслушанного ею разговора между тетей и Марком Сефтоном. Она не верит, что он является страховым следователем. Сегодня вечером принцесса и Сефтон встретились здесь и разыграли роль людей, едва знакомых друг с другом.

— Я давно наблюдаю за ним, — заметил Мэнсфилд. — Он танцевал с супругой одного из членов Кабинета. Он производит впечатление. Это, конечно, странная история, хотя объяснение, вероятно, очень простое.

— Это не все, — продолжила Жюли.

Она описала свою встречу во Флоренции с Чарльзом Нортоном, который теперь заявил ей, будто в течение многих лет не бывал в Италии.

— Вы вполне уверены, что встретились именно с ним? — нахмурился Мэнсфилд. — Ведь бывают люди, очень похожие друг на друга. А он не столь уж необычный тип.

— Абсолютно уверена. К тому же он узнал меня. Мне это стало ясно по едва уловимому блеску его глаз. Но ему это было неприятно. Более того. Пока сторож показывал мне дворец Собелли, я все время ощущала запах турецкого табака. Как вам известно, я никогда не курила и очень тонко чувствую различные запахи. Это был он. Кроме того, мне все время казалось, будто во дворце кто-то есть. Сам сторож боится ходить по дворцу — он уверяет, что там живут призраки. Ему все время мерещатся их шаги.

Мэнсфилд улыбнулся, но Жюли вцепилась ему в руку, пальцы ее скользнули по металлическим доспехам.

— Это не смешно!

Затем она рассказала ему про обыск в своей каюте во время плавания и про то, как снова ощутила там запах турецкого табака…

Мэнсфилд, бряцая доспехами, положил ногу на ногу:

— Этот Нортон был на борту?

— Я его не видела. Но уверена, что, будь он там, мы непременно встретились бы.

— А вы уверены, что запах турецкого табака вам не померещился? Ладно, давайте проанализируем иные возможности. Есть у вас какие-либо идеи?

Убедившись, что он разделяет ее тревогу, Жюли заявила веско:

— Леди Мэйдок курит турецкие сигареты, и она просто преследовала меня во время морского путешествия, после того как узнала, что я — племянница принцессы Собелли. А сегодня — вы не обратили внимания, как она сделала замечание относительно поддельных драгоценностей тети Джорджии?

Возникла тягостная пауза. Затем Мэнсфилд произнес задумчиво:

— Я подумаю над этим, Жюли. Мы не станем обсуждать это ни с кем больше. Но если ваша тетя в беде, почему бы ей не обратиться ко мне? Она ведь знает, я всегда готов помочь.

— Но что именно вы можете сделать?

Он улыбнулся, глядя в ее юное и доверчивое лицо:

— Боже правый, уже половина четвертого, и наверняка вы почти не спали прошлой ночью! Кажется, нам пора.

Когда Мэнсфилд последовал за Жюли вниз по лестнице, он сказал:

— Вы спросили меня, что я могу сделать? Пока не знаю. Но… доверьтесь мне, Жюли.

Жюли поднялась с постели в половине пятого. Она никак не могла заснуть. Как только она закрывала глаза, в голове ее возникала цепь необъяснимых вопросов, на которые не было ответа. Почему тетя говорила, что не знает Марка Сефтона? Почему она согласилась, что знает Чарльза Нортона? Почему леди Мэйдок разговаривала с ее тетей так двусмысленно? Что она знала о пропавших драгоценностях? И почему Сефтон уединился с леди Мэйдок? Любил ли он ее? Что эта женщина говорила Жюли? Будто они едва не поженились. И что она его боится. Вероятно, теперь она передумала.

Жюли юркнула босыми ступнями в светло-зеленые бархатные тапочки, накинула такого же цвета халат и подошла к двери. Внизу явственно были слышны шаги. Кто-то шагал по дому на высоких каблуках. Тетя всегда носила такие туфли дома.

Жюли остановилась на лестнице в нерешительности и вновь услышала стук каблуков. Видимо, ее тетя не спала. Она мягко сбежала вниз и постучала в дверь гостиной принцессы Собелли.

— Кто там? — спросила принцесса строго.

— Это я. Жюли!

Возникло минутное замешательство. Затем тетя сказала неохотно:

— Входи, моя девочка.

Комнаты на втором этаже, где жила принцесса Собелли, были столь же великолепны, как и остальная часть ее городского дома. Над столовой находилась спальня. В ней стояла большая кровать, лежал серебристо-серый ковер, стояли обитые зеленым бархатом стулья. Туалетный столик был куплен в парижском антикварном магазине. Стулья флорентийские, возможно, из дворца. Хрустальные бутылочки на туалетном столике казались музейными экспонатами. Внутри были всевозможные косметические средства.