Бегство от любви

— Зачем вы притащили меня в этот кошмарный дом? — спросила она сердито. — Я думала, то место, о котором вы так загадочно рассказывали, более цивилизованное.

Майкл откровенно усмехнулся:

— Например, загородная вилла? Что загадочного может быть в вилле? Разве такую девушку, как вы, можно удивить роскошью? Вы ведь в ней выросли.

— И вы решили поразить меня нищетой!

— Вовсе нет.

— Тогда чем же?

— Минутку терпения, — сказал он. — Сейчас вы все сами увидите.

На третьем этаже он остановил Милли и постучал в обшарпанную дверь.

— Открыто! — донеслось откуда-то из глубины квартиры.

Милли сделала презрительную гримасу: «А какой смысл тут закрывать дверь? Все равно брать нечего!» Но, шагнув через порог, она остановилась, пораженная. Откуда-то доносилась тихая музыка. Длинный коридор был охвачен волнующим светом нескольких свечей и устлан светло-коричневым ковром с темной оторочкой вдоль. Пятна света подрагивали на его мягкой даже на вид поверхности. Милли захотелось сесть прямо на пол и поймать ладонью хоть один подвижный блик.

Рука Майкла прижалась к ее спине, и Милли вздрогнула: «Начинается?» Но он только сказал:

— Проходите, Милли, не бойтесь. Здесь вы не провалитесь сквозь пол и не наступите в лужу нечистот.

— Я вижу, — отозвалась она.

— Вы еще не то увидите, — проговорил он загадочно.

Сделав вид, что ей нисколько не страшно, Милли прошла по коридору и остановилась возле распахнутой двери в комнату. И сразу поняла, что это мастерская художника, хотя здесь тоже горели свечи и вкрадчиво звучала музыка. Повернутые в разные стороны холсты, мольберты, кисти — все это красноречию говорило о том, что хозяин этого дома работает постоянно. А не как она — малюет время от времени.

— Вы говорили, что мечтаете стать художницей, — шепнул Майкл. — Вот я и привез вас сюда.

Она посмотрела на него через плечо, чуть приоткрыв губы. В этот момент Майкл вполне мог поцеловать ее, тем более художника пока нигде не было видно. Но вместо этого он только опять чуть подтолкнул ее;

— Проходите же! Сейчас начнется самое интересное.

— Что начнется? — испугалась Милли. Ее вовсе не привлекало участие в какой-нибудь артистической оргии.

Но Майкл не успел ответить, потому что в этот момент возник хозяин дома. Он появился из двери напротив, оказывается, его студия была сквозной. Милли сразу подумала, что это типичный художник — длинноволосый, долговязый, слегка отрешенный и вместе с тем с цепким взглядом.

— Это и есть наша мисс? — спросил он не слишком вежливо. Голос у него был глуховатым, будто больным.

— Она самая, — отозвался Майкл.

Взяв Милли за плечи, он повернул ее к себе и посмотрел ей в глаза. Его руки то сжимали, то чуть поглаживали ее. Она так и замерла от этих прикосновений.

— Хотите увидеть настоящее искусство? — спросил он мягко, но Милли показалось, что его тон не допускает возражений. — И не просто увидеть, а поучаствовать в его создании? Заняться настоящим творчеством?

Она разочарованно подумала: «А я-то думала, мы займемся любовью…»

Но чтобы не выдать себя, отозвалась с готовностью:

— О конечно! Это было бы замечательно.

Майкл вдруг подмигнул ей:

— Это будет еще лучше, чем вы думаете.

Взяв за руки, он вывел ее на середину мастерской, где был постелен небольшой коврик, довольно чистый на вид, и заставил покружиться.

— У вас чудесное платье, Милли.

— Спасибо, Майкл. Вы уже говорили.

— Вы не будете против того, чтобы снять его?

Майкл проговорил это с таким простодушным видом, что Милли растерялась. И повторила, заикаясь:

— Снять платье? Зачем?

— Наше творчество потребует от вас полной наготы.

— Так снять надо будет не только платье?

Он улыбнулся:

— Вы умница, Милли. Вам ничего не нужно разжевывать.

Она с подозрением оглянулась на художника:

— Здесь все рисуют обнаженными?

— Нет, что вы! Мы не будем пугать вас зрелищем наших голых тел. Это ваше станет только прекрасней без одежды.

— Откуда вы знаете? Вы не видели меня без одежды.

Наклонившись к ее уху, Майкл прошептал:

— Женщина, которая решается показать едва знакомому мужчине свою тьму, абсолютно уверена в красоте своего тела. Будь по-другому, вы и вели бы себя по-другому.

Милли бросило в жар. И от его слов, напомнивших ей, как она вела себя накануне. И от шепота, пощекотавшего ухо — одну из самых чувствительных частей ее тела. Невольно потерев его ладонью, Милли пробормотала:

— Я была зла на вас.

— Значит, вы из тех красавиц, которые только хорошеют от злости!

— Вы считаете меня красавицей? — спросила она с надеждой.

И его ответ не разочаровал ее:

— Вы практически совершенство. По крайней мере, мой глаз еще не заметил никаких изъянов.

— Вы надеетесь, что, если я разденусь, это вдохновит вашего друга? — догадалась она.

— Не совсем так, — замялся Майкл. — И в то же время так. Не бойтесь, Милли. С вами не случится ничего плохого, поверьте мне.

«Смотря что ты называешь плохим», — подумала Милли с сомнением, но все же взялась за подол платья. Медленно сняв его через голову, она посмотрела на Майкла. Его взгляд слегка затуманился, будто он глотнул крепкого вина.

— Еще лучше, чем я представлял, — выдохнул он.

И кивнул ей, призывая продолжать. Стараясь не думать о том, что сзади стоит еще один мужчина, Милли стянула трусики, которые выбирала так тщательно, и вышагнула из них. Теперь на ней были только туфли и капелька духов, как советовала незабвенная Коко Шанель.

— Туфельки лучше оставить, — посоветовал Майкл. — В них ваши ноги приобретают просто божественную форму.

— И что дальше? — спросила Милли.

— А дальше мы будем украшать красоту.

— В каком смысле?

— Вы позволите, Милли, если мы раскрасим ваше тело? Потом все легко смоется, я сам помогу вам.

Последнее обещание сразу убедило Милли согласиться. К тому же это показалось ей забавным. Она много раз рисовала сама, и друзья по художественной школе даже рисовали ее, но никто еще не рисовал на ней.

— Мое тело станет холстом?

— Никогда! — горячо воскликнул Майкл. — Оно так и останется прекрасным женским телом. Я только хочу подарить вам новые ощущения. Наверняка вы еще не испытывали ничего подобного.

— Нет, — признала Милли. — Такого я еще не испытывала.

Молчаливый художник уже поставил перед Майклом мольберт с красками. Взяв кисть, Майкл макнул ее в красное и осторожно провел под правой грудью Милли. Она вздрогнула от прохладного прикосновения, но ничего не сказала. Гладкая кисть заскользила по ее груди, заставив соски напрячься. Майкл каждый обвел белой краской, наверное подразумевая, что когда-нибудь из них заструится молоко. Милли захотелось, чтобы он припал к одному из них губами прямо сейчас, даже чуть прикусил, чтобы она вскрикнула от боли.

Но Майкл не трогал ее ни губами, ни руками. Только кисть касалась ее тела, только краски ложились на него. И между тем желание разрасталось в ней так стремительно, что Милли казалось: она не выдержит до окончания сеанса, прямо сейчас обовьет Майкла руками и ногами, вопьется губами в его шею и потребует взять ее здесь — на этом ковре, при этом художнике. А неумолимая кисть, дразня и ласкаясь, гладила низ ее живота, изредка впиваясь короткими мазками. Внутри что-то протяжно отзывалось на каждое движение Майкла, просило его проникнуть внутрь, снять то напряжение, которое возникло там, терзая Милли.

Но попросить об этом Майкла было немыслимо. Он и так считал ее испорченной девчонкой, не зря же напомнил о том, как вчера Милли продемонстрировала ему темноту у себя между ног. Неужели этот ее хулиганский жест не притянул, а оттолкнул его? Ей казалось, что мужчины сходят с ума буквально от всего, что она делает.

Милли больше не смотрела вниз. Закрыв глаза, она полностью отдалась незнакомым ощущениям. Сейчас она и свое тело чувствовала обновленным, совсем другим. Такой прелюдии к любви у нее еще не было. Но ждет ли ее сама любовь? Если нет, она просто умрет от неудовлетворенности. Неужели Майкл допустит это?