Страсти у вулкана

И мы тоже знаем, что главное в этой жизни — оказаться в нужном месте и в нужный час. Вот только надо точно знать, какое это должно быть место и который час.

И мы знаем, что все драмы в нашей жизни только от людей. Но и все счастье тоже только от людей. И на каждом жизненном этапе — свои истины. Только нужно быть очень внимательным человеком, чтобы однажды не пропустить эти истины мимо себя.

Жизнь удивительна и непредсказуема. Никогда не знаешь, какой ответ ты получишь на свои слова, что ждет тебя за ближайшим поворотом и почему тебе надо идти именно в эту, а не в другую сторону.

Всю жизнь людям постоянно приходится делать лишние дела и часами говорить о ерунде. Всю жизнь одни люди постоянно что-то говорят другим людям, а те, другие, делают вид, что якобы их понимают.

Всю жизнь ждешь кого-то достойного и необычного, а тебе приходится общаться с тем, кто есть. И всю жизнь человеку хочется прожить тысячу жизней, а он проживает только лишь одну.

Человек никогда не бывает доволен тем, что есть, и свое вечно ускользающее счастье он всегда будет искать где-то там, за горизонтом. И всю жизнь человеку кажется, что люди, которые ему нужны, живут где-то там, за тем же горизонтом, все познания он может найти только в чужих странах и городах, а собственную суть вообще отыскать на самом краю земли.

— Что надо уметь, чтобы писать прозу? — спросили как-то журналисты у Марка Роснана.

— Ничего особенного, — ответил он, — надо просто уметь чувствовать.

— И что именно чувствовать?

— Все чувствовать. Жизнь, слова, природу, мысли других людей. Этот дождь.

— Этот дождь? — удивленно развели руками журналисты.

— Да, — сказал Марк Роснан, — даже этот дождь.

Есть на земле такие люди. Их сердца вмещают всю вселенную. Но только с такими людьми и хочется быть рядом всю свою жизнь.

Марк Роснан. Он просыпался на рассвете, а ложился тогда, когда весь мир уже давно спал. У него всегда был усталый вид, ежесекундно ощущать жизнь всей своей душой — это удается не каждому.

Марк Роснан жил трудно, глубоко и непросто. Каждый день он погружался на дно своих произведений, вымышленной действительности, идеальных людей и нереальных событий, а потом вновь и вновь возвращался в нормальный земной мир и пытался быть точно таким же, как все.

И если для всех людей обыкновенная жизнь и меркантильная действительность были просты, понятны и естественны, то для Марка Роснана все это было сложно, малопонятно и не слишком интересно.

Когда пытаешься охватить необъятное, в любом случае что-то потеряешь. Семья, простота человеческих отношений, необъяснимая радость новых покупок, повседневные планы на жизнь — все это подвластно абсолютно всем людям на земле.

Но есть такие люди, для которых эти радости находятся где-то очень далеко, за гранью существования. Эти люди идут совсем другой дорогой, и они сами выбрали этот путь, и им даже некому пожаловаться, потому что обратной дороги у них тоже нет.

И Марк Роснан был из таких людей.

— Он слишком погружен в себя, — сказала мне моя сестра Мина, — все ответы на вопросы он находит внутри себя, и больше ему никто не нужен.

— Он живой человек, — сказала я, — а еще ни один человек не смог прожить жизнь без других людей.

— Но Марк Роснан живет на небесах. Как только он спустится на землю, окружающие потеряют к нему интерес.

— Марк Роснан никогда не станет обыкновенным человеком.

— У всех писателей бывают творческие кризисы.

— Не в этом дело. Марк Роснан и без своей прозы — очень интересная личность.

— Без своей прозы он ничего не будет стоить. Марк Роснан интересен только тем, что он писатель.

— Это не так. Марк Роснан всегда будет интересным человеком, даже если он, как ты говоришь, спустится на землю.

— Время покажет, — сказала Мина.

И мы стали ждать, когда Марк Роснан перестанет быть для меня идеалом. А пока я ничего не могла ей доказать.

Этот человек даже не подозревал о том, что я тоже существую в этом мире, живу в том же городе и каждое утро тоже вижу эти горы. Я не жила в доме напротив него, он не желал мне каждый день доброго утра, мои почтовые ящики не падали ему на голову, и у меня не было никакого шанса на его внимание к моей персоне.

Даниэль же, наоборот, жилось легко и весело. Ее дом был напротив дома Марка Роснана, его окна смотрели на ее палисадник, и она могла спокойно вести свою тонкую игру. Игру достаточно тонкую и продуманную для взрослеющей шестнадцатилетней девушки, которая уже точно знала, что ей в этой жизни нужно.

А нужен ей был только один человек. И этим человеком был Марк Роснан.

Каждый раз Даниэль придумывала что-то новое. То она училась курить на скамейке перед своим домом в пять часов утра, и Марк Роснан, которого писательский долг призывал рано просыпаться, не выдерживал такого безобразия. То она заезжала в цветник на машине своей матери и наглухо там застревала, и ее машину надо было вытягивать оттуда, только привязав к машине Марка Роснана.

Словом, за окном Марка Роснана однажды стала кипеть жизнь, которую он раньше не очень замечал за своими бесконечными фантазиями, размышлениями и рукописями. И эта жизнь, как ни странно, оказалась не такой уж пустой и неинтересной.

Марк Роснан теперь частенько отвлекался от своих рукописей и думал вовсе не о том, о чем привык думать.

— Этот человек никогда не будет с тобой, — сказала Даниэль ее мать.

— Это почему? — сказала Даниэль.

— Он уже нашел свое призвание, и он точно знает, что ему нельзя ни к кому привязываться. Как только писатель к кому-то привязывается, он начинает писать историю своей личной жизни. Марк Роснан пишет такие интересные книги только потому, что у него в жизни нет таких историй.

Даниэль задумалась.

— Но у других писателей полно в жизни всяких историй, — сказала Даниэль.

— У всех по-разному. У Марка Роснана все истории — внутри него.

Даниэль с удивлением посмотрела на мать. Оказывается, взрослые иногда что-то в жизни тоже понимали.

Даниэль надолго задумалась.

— Но я уже потихоньку становлюсь его историей, — сказала она.

Джен недоверчиво покачала головой.

— Дальше отмеченной им черты он не пойдет, — сказала она.

— Но почему?

— Он умный человек, он не позволит, чтобы им управляли помимо его желания.

— Он ничего не заметит, — улыбнулась Даниэль, — а когда заметит, будет уже слишком поздно. Я уже буду его историей.

— Этот человек гораздо старше тебя, неужели ты думаешь, что он совсем ничего не замечает?

— Нет, — сказала Даниэль, — я больше чем уверена, что он уже давно заметил, что я не могу без него жить.

Джен улыбнулась.

— Но любовь это категорически безответное чувство, — сказала она. — Любовь это как вирус, это твоя собственная болезнь и твои собственные проблемы, и никому до них нет абсолютно никакого дела.

— У меня впереди еще много времени, и мне некуда спешить, — сказала Даниэль. — Я подожду, когда он заразится.

Джен покачала головой. Упрямством дочери она по праву могла бы гордиться.

— Всех остальных людей, которые пытаются пробраться в его жизнь, интересует только внешняя сторона его жизни, — сказала Даниэль, — я же буду с ним даже тогда, когда он перестанет писать.

— Запомни две вещи. Первая. Писатель, это стихия, которой невозможно управлять. Вторая. Марк Роснан никогда не перестанет писать.

Даниэль надолго задумалась. Представить, что Марк Роснан перестал писать, было трудно для любого человека, знакомого с творчеством Марка Роснана. Каждый, кто читал его романы, прекрасно видел, что Марк Роснан не мог без своего творчества ни дышать, ни жить.

И Даниэль стала думать, что делать дальше и что такое придумать, чтобы стать историей этого человека.

А Марк Роснан стал думать о том, что нужно перенести рабочий кабинет на другую сторону дома, чтобы ничто не отвлекало его от той жизни, которой он привык жить раньше. И чтобы не видеть тех, кто поселился в доме напротив него, и не наблюдать стоически за тем, что они там еще такого необычного придумают, чтобы выбить его жизнь из привычной колеи.