Краски мечты

В знак признания победы подруги она заказала себе то же самое.

– Так вот. На чем нас прервали? Да, на измене. – Мэган деловито отделяла вилкой кусочек бисквита. – И я говорила…

– Мэг, прошу тебя! Не надо… Ты же знаешь, я никогда на это не соглашусь…

– Это почему же? Ты боишься?

– Мне неприятен этот разговор!

– А почему?

– Тебе нравится меня дразнить, да?! – Хлопок ладонью по столешнице. Жалобное звяканье посуды.

– Нет, я всего лишь хочу, чтобы ты вновь ощутила вкус жизни. Может у твоей подруги быть одно такое скромное желание?

– Мэг, со мной все в порядке! – Почти крик отчаяния.

– Докажи.

– Черт бы тебя побрал!

– Не надейся, черт не дурак, не станет со мной связываться.

– Чего ты от меня хочешь? – Джина схватила чашку с шоколадом. Неосторожно задела зубами край: нервы, не рассчитала движения.

– У вас с Виктором хороший секс?

– Да, естественно.

– Повтори десять, нет, хотя бы семь раз: «Виктор – самый классный на свете любовник». Давай-давай.

– Слушай, тебе не надоела эта игра? Чего ты добиваешься?

– Правды. Не тяни. Если ты в это веришь, то тебе не составит труда выполнить мою просьбу.

– Мэг! – Джина с силой выдохнула. Потом с тяжелым звуком набрала в легкие воздуху: все равно ведь не отвяжется. – Виктор – самый классный на свете любовник. Виктор – самый…

– А теперь полюбуйся, как это выглядит со стороны. – Мэган закатила глаза и с интонацией школьника, который плохо выучил стихотворение и с большим трудом восстанавливает связи между словами, затянула: – «Виктор – самый классный…» Правда, глупо?

– Задача глупая.

– Нет, Джина Конрад глупая. Ты не до конца веришь в то, что говоришь, поэтому ты не можешь произнести эти слова достойно. И, кстати, я ведь согласна признать, что тебе с ним неплохо в постели. Но, глядя на тебя, не скажешь, что тебе этого достаточно.

– А разве этого может быть достаточно? А, Мэг?

Мэган осталось только развести руками:

– Когда жизнь бьет и бьет, настоящая любовь, за которую можно умереть, все не появляется, тогда по-другому начинаешь воспринимать эти вещи.

– Вот и я тебе то же самое говорю.

– Но, Джинни, если бы ты по-настоящему приняла все это, тебе сейчас было бы хорошо. – Мэган отказалась от провокаторского и назидательного тона, и теперь говорила очень спокойно. Джине в такие минуты казалось, что подруга намного старше ее.

– А мне и есть хорошо.

Только голос дрогнул. И неудачно упал свет от лампы: блеснуло в уголках глаз…

– Кого ты пытаешься обмануть? Себя? Лучше не стоит.

Джина шмыгнула носом.

– Ну вот! – Мэган, кажется, и сама не была рада, что дело приняло такой оборот. – Джина, что с тобой происходит? Милая, ну послушай меня! Если тебе так плохо с ним живется, – она пересела поближе к Джине, – то бросай его ко всем чертям! У тебя впереди большая интересная жизнь, ты еще найдешь своего мужчину…

– Да ничего и никого я не найду, Мэг, как же ты не понимаешь?! Ведь все и вправду вроде бы хорошо, в этом – самый страшный кошмар!

– Джина, да пойми же ты: не бывает так, чтобы становилось плохо, если все хорошо! Значит, что-то не так! С тобой или с ним… Или вы просто не созданы друг для друга.

– Ах, Мэг, я устала. Пойдем в отель.

– Пойдем, – неожиданно легко согласилась Мэган.

На обратном пути Джина уже не обращала внимания на сказочные домики и величественную высоту гор, окружающих городок. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую вытолкнули во взрослый мир, отобрали все игрушки и мечты и сказали: «Живи как все. Не думай о глупостях. Будешь в меру счастливой». И отняли самую возможность радоваться.

И тут до нее донесся запах табачного дыма. Мэган курила.

– Эй, ты же с сегодняшнего дня бросила! – изумилась Джина.

– С сегодняшнего дня – это очень маленький срок. Почти не прекращала. Значит – не в счет.

– Ты – никотинозависимая мошенница!

– Я – это я, – ответствовала Мэган.

В отель девушки вернулись как раз вовремя. Администратор даже взял на себя смелость распорядиться, чтобы вещи молодых леди отнесли в их номер.

На вкус Джины, дизайн был продуман недостаточно тонко, сочетание голубого и коричневого ей нравилось, но оттенок коричневого был темноват. Зато мебель темного дерева смотрелась хорошо. Джине не хватало картин на стенах, но вид из окна с витражом на горы мог заменить половину картинной галереи… Если быть в нормальном настроении.

Для восстановления хотя бы относительного душевного равновесия Джина приняла ванну.

Не очень помогло. И раздражал оставшийся в комнате запах ментоловых сигарет.

– Как думаешь, это его запах? – задумчиво спросила Джина у Мэган, кутаясь в одеяло.

– А ты что, не помнишь? Конечно, его, чей же еще?

– Мне не нравится.

– А мне наоборот. Можно считать, что этот тип оправдал свое существование.

– Это сигареты с ментолом его оправдали.

– Может, и так. Кстати, ты могла бы переспать с этим мужчиной? – тоже задумчиво спросила Мэган.

Соседи по этажу были явно шокированы воплем, раздавшимся в номере двести четырнадцать…

Даже очень толстые стены – не помеха праведному гневу.

4

Ближе к вечеру выяснился еще один факт, после чего Мэган ощутила почти непреодолимое желание убить подругу. Оказалось, что Джине не хочется кататься на лыжах! Что она приехала посмотреть старую Европу, подышать горным воздухом, может быть, заняться альпинизмом… На замечание о том, что альпинизм гораздо опаснее лыжного спорта, Джина ответила, что ее пугает не опасность, а скорость.

– Вот-вот. И так во всем, – заметила Мэган. – Конечно, тебе гораздо легче медленно губить себя, перекрывать самой себе кислород, чем один раз сделать что-нибудь, чтобы вырваться из обыденности.

Мэган была тверда в своем намерении как можно скорее указать Джине путь к счастью. Только вот Джине от этого было не легче.

Все эти разговоры, которые неизменно сводились к одному и тому же, комок, подкатывавший к горлу… Джина понимала, что еще немного – и она сдастся.

Но так хотелось отстоять свободу своего выбора хотя бы в чем-то! И она решила, что ни на шаг не отступит в плане того, чем будет занимать свое время. Хотя против лыж она, собственно, ничего не имела.

– Ты пойдешь гулять? Я хочу побродить по городу. – Джина решительно не знала, чем себя занять. Идея с поездкой уже не казалась ей такой привлекательной.

Хотя, возможно, это была обычная хандра, которая наваливалась на нее после дневного сна. Когда Джина была маленькой, ее угрюмость и капризное настроение, естественно, были проблемой мамы и Энн, которых, едва выбравшись из кроватки, тиранила Джина, но теперь всю тяжесть ей приходилось нести самой. Муторную неопределенность решений, которые не хочется принимать, и дел, которые что-то мешает делать.

Обычно Джина спасалась прогулками. Вроде бы ничего особенного не делаешь, течешь по улицам вместе с людским потоком или, наоборот, прислушиваешься к звуку собственных шагов, отраженному в пустынном воздухе. Можно расслабиться, выбросить из головы ненужные, немного гадостные в такое время мысли и просто впитывать впечатления, которые дает мир. Звуки птиц. Детские голоса. Чей-то смех. Причудливые тени от фонаря, случайно спрятавшегося в кроне дерева. Десятки цветов, которым и названия-то нет, на изменчивом небе. Ощущение легкой опасности от машины, проносящейся мимо на большой скорости… И все это – сразу, одновременно, ударяя по всем органам чувств, рождая в душе восторг от такого простого – жить…

Когда-то Джина читала, что человеку на бессознательном уровне приносит удовольствие любое ритмичное движение. Она сама чувствовала, что ходьба всегда довольно быстро успокаивает ее. И сбегала на улицу, когда что-то мутное, угнездившись под сердцем, не давало наслаждаться простыми радостями вроде удачно испеченного пирога или предстоящего похода в кино с веселой компанией.