Да, это мой мужчина

В течение нескольких следующих дней Уорд становился все угрюмее. Когда его депрессия достигла своего пика, Джильда была по-настоящему тронута затравленным выражением темно-синих глаз актера. Движимая неподдельным состраданием, она притянула его голову и положила себе на плечо.

Его волосы дивно благоухали, от кожи пахло свежестью, и, когда он неловко обнял ее в ответ, Джильда почувствовала такой жар, что казалось, вот-вот воспламенится ткань, разделявшая их тела. Боже, и все это происходило в холле отеля! Но Шеридан так нуждался в утешении.

Уорд задрожал. Конечно, из-за этой поганой истории с налогами он нуждался в утешении, но сейчас дело было не только в этом. В его объятиях находилась столь желанная женщина… Он включил экстренное торможение. И как раз вовремя, потому что посыльный позвал его к телефону.

Десять минут спустя сияющий актер вернулся в холл к ожидавшей его Джильде.

— Те, кто распространял слухи, оказались в дерьме, — громко объявил он. Присутствовавшие в холле обернулись на его восклицание, но Шеридану было наплевать на их реакцию. — Все дело об уклонении от налогов рассыпалось!

— Отлично! — Джильда еще не отошла от возбуждения и говорила сдавленным голосом.

Они снова обнялись, и хотя объятие длилось всего несколько секунд, действие его продолжалось довольно долго, как эффект «долгоиграющего» лекарства. Во всяком случае, Шеридан не мог уснуть в эту ночь и проспал съемку, явившись на площадку с двадцатиминутным опозданием.

Джильда чувствовала себя не лучше. Полночи она провалялась без сна, понимая, что у нее будет нервный срыв, если она в самое ближайшее время не ляжет с Шериданом в постель.

Два дня прошли в мучительных колебаниях, пока они, независимо друг от друга, пришли к решению, что следующая ночь станет ночью любви.

Джильда надеялась, что стоит ей принять окончательное решение, как ее нервозность пропадет сама собой как по мановению волшебной палочки. Но не тут-то было! Смятение только усилилось. За завтраком в ресторане отеля она ломала себе голову, представляя, как пройдет сегодняшняя ночь, а в это время Шеридан заглатывал картофель, колбасу, яйца и ветчину и пил чай с такой жадностью, с которой пьет верблюд, зная, что это последний привал перед переходом через пустыню.

Актер с потрясающей скоростью энергично поглощал завтрак — это отвлекало его от мыслей о предстоящей ночи и снимало внутреннее напряжение, в котором он пребывал все последнее время. Как только Уорд начинал думать о том, что предстоит сегодня, в голове начиналось кружение — его охватывали сомнения. Ясно, что его ожидают некоторые трудности. Он не знал, как поведет себя Джильда. Женщина за завтраком почти ничего не ест и смотрит на него с хитрой усмешкой! Видно, что ее нелегко будет склонить к любовным играм. Пытаясь подавить обеспокоенность, Шеридан заказал почки, потом кукурузные хлопья, затем жареные булочки.

— Вам пора остановиться. — Джильда попыталась скрыть волнение и выражаться понежнее. Ни то ни другое у нее не получилось. — Вы ожиреете и станете вялым.

«Кажется, теперь мужчин соблазняют именно так?»

— Калории можно сжечь физической нагрузкой. — Уязвленный Шеридан тупо уставился в чашку. «Во время занятий сексом, — добавил он мысленно. — Вопрос только с кем».

Мало того, что Джильду доставали проблемы личного свойства, прибавились еще производственные неурядицы. Те сцены, которые планировалось снимать в Греции и Италии, пришлось перенести в Лондон.

Из Лос-Анджелеса позвонил Миллер. После разговора с ним девушка все время тяжело вздыхала. Шеф сказал, что, на счастье, в британской столице достаточно индусов, которых вполне можно загримировать под греков.

Шеридан чуть было не спросил Джильду, как она собирается выпутываться из этого положения с индусами, греками и гримом, но вовремя прикусил язык. Настроение ее вконец испортится, и прощай любовь!

На время обеденного перерыва у Уорда было запланировано интервью с журналистом одной бульварной газетенки. Репортером оказалась женщина, видимо, решившая во всем подражать мисс Марпл. В самом начале она вела себя так, как будто влюбилась в актера с первого взгляда. Джильда ощутила сильнейший укол ревности и повела себя, подобно глупой индюшке.

— Шеридан Уорд, — корреспондентка с удовольствием обкатывала языком это имя, словно это был нежнейший ликер, — как получилось, что вы, с вашей внешностью, до сих пор не женаты? Такой мужчина…

Шеридан с трудом заставил себя не отделаться типичной калифорнийской шуткой типа: «Нельзя же покупать корову, чтобы выпить литр молока» или «Было бы жаль ограничить себя сценой одного театра, если представляется возможность совершать гастроли». Вместо этого он выдал вполне старомодный ответ.

— Мне не хочется иметь дело с тещей.

— О да… — Тяжелым вздохом журналистка подтвердила свою влюбленность, показав при этом немалое изумление. — Тещи — это бич Божий. В противном случае их существование неоправданно.

Женщина положила ладонь на руку Шеридана, и Джильда застонала от ревности.

— У меня была свекровь, — продолжала между тем репортерша. — Лежа на смертном одре, она взяла меня за руку и проникновенно сказала: «У тебя будет это… Я хочу, чтобы ты получила все!» Она имела в виду отнюдь не сервиз майсенского фарфора, а свой артрит.

Если бы в ответ Шеридан ограничился вежливой дежурной улыбкой, все было бы в полном порядке, но его понесло — он слишком вжился в роль кинозвезды.

Джильда сцепила зубы, когда Шеридан пустился в высокопарные рассуждения о том, как он из творческих побуждений отказался от других предложений сниматься в кино и на телевидении.

— …я хочу подождать, пока не достигну вершин своей карьеры. Только после этого мне можно будет подумать о женитьбе.

Джильду охватило немое отчаяние.

Когда Шеридан закончил интервью цитатой из Франсуазы Саган: «Цинизм предпочтительнее слез», девушка была близка к тому, чтобы расплакаться. Этот мерзавец — просто надутый осел! Как она могла втюриться в это ничтожество?! Где у нее голова?

После обеда, по сценарию, Шеридану пришлось искупаться по шейку в грязной, покрытой мазутом воде. Это несколько охладило его любовный пыл. Однако после съемок он нашел в себе мужество пригласить Джильду пообедать. В конце концов, хорошая еда превращает женщин в мягкий воск, а масляные пятна Шеридан уже успел отмыть в ванне. К его удивлению, Джильда приняла его приглашение.

Она не стала говорить, как неприятно пахнет от него мазутом, которым актер буквально пропитался после съемок. Она промолчала о том, как сексапильно он выглядит в мокрой плотно облегавшей тело одежде… Надо надеяться, что к обеду запах изменится.

Так и получилось. Самому Шеридану казалось, что он надушился сверх всякой меры, но когда они после обеда возвращались в отель на такси, Джильда шепнула ему:

— Какой приятный запах.

Он не стал объяснять ей, что его тело в некоторых местах просто горит.

Надежды Уорда на то, что после ванны влечение к Джильде вернется, полностью оправдались. Обед в элегантном ресторане британской столицы прошел просто великолепно. Шеридан показал себя очаровательным кавалером и блестящим собеседником, чем немало удивил Джильду.

— Где это только вы научились таким хорошим манерам?

— Это вы оказали на меня столь сильное влияние. — Он потянулся через стол, взял руку Джильды и запечатлел на ней страстный поцелуй. — Не хотелось бы быть неправильно понятым, но я рискну заметить, что вы талантливая воспитательница…

— А вы — прекрасный ученик. — Девушка буквально таяла под его взглядом. — И можете делать отсюда какие угодно выводы…

По дороге в отель они заехали в какой-то бар и потанцевали под песенку Барбары Стрейзанд. Джильда, которая от поцелуев Шеридана пребывала в жарком, обволакивающем розовом мареве, доверчиво прильнула к его плечу, вдыхая аромат сильного мужского тела. Им вообще не надо было слов, чтобы понять, что в отель они вернутся вместе отнюдь не для того, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи и разойтись по номерам.