Безрассудное счастье

Оставив Монике номер телефона и получив наставление звонить каждый день, просто чтобы быть на связи, Алекс выплыла из отеля. Она поступила на работу и теперь будет проводить пресловутый досуг с толстосумами. Обещание легкой наживы все еще звенело в ее ушах. Поддавшись нахлынувшему на нее чувству беззаботности, Алекс торжественно проследовала к такси, стоявшему у дверей отеля. Пусть эти, в банке, катятся ко всем чертям! Она вступила на путь возрождения. Она все устроит в собственной неподражаемой манере. Высоко подняв подбородок, Алекс уселась на заднее сиденье и всю дорогу домой предавалась самым радужным мыслям.

Глава 3

Ничто на свете не могло доставить Саймону такого удовольствия, как сдобная задница или пухленькие губки. Однако плата за подобное совершенство зачастую была слишком высока даже для ценителя. Себастьяну требовалось столько похвал, что оставалось только руками развести. Он дулся и жеманился перед камерой, наотрез отказываясь сдвинуться хоть на дюйм, пока ему двадцать раз не скажут, какая он душка и как его любят. Легче было справиться с шестилетним ребенком — да, как ни печально, Саймон не мог не согласиться с общим мнением. Стилист хлопотал вокруг него, одергивая одежду там и сям, а клиентка, заказавшая серию рекламных снимков, беспомощно маячила где-то в глубине студии. Ей нужен был только Себастьян. Ее неискушенный взгляд выхватил белокурые локоны и голливудскую улыбку, не заметив капризности, которой так и веяло от этих славных пухлых щечек. Спасибо Саймону с его способностью очаровать кого угодно и превратить волка в ягненка. Клиентка сделала ценное приобретение, с этим наконец покончено. Позади был длинный день, полный нервотрепки. Все, что ему сейчас нужно, — это бутылка холодного пива, немного покоя и тишины.

Представляя себе прохладу своей чистенькой квартиры, Саймон легче переносил еле ползущее время на работе. Внезапное воспоминание пронзило его, развеяв мечту о долгожданном тихом вечере в одиночестве. Соблазнительная мысль о легком аристократичном ужине поблекла. Черт побери, он совсем забыл, что обещал Чарльзу приютить на пару ночей его сынка-хиппи. Этот парень последние пару лет шатался где-то в Южной Азии. Саймон даже мечтать не мог о таких вольностях. Самым дерзким шагом за всю его жизнь был отказ продолжить семейный бизнес. Он старательно оберегал большинство иллюзий, которые питали на его счет родители. За пределом узкого круга посвященных в Сохо он был достойным отпрыском отставного солдафона, наследником человека, который упал бы в обморок, увидев розовую рубашку.

Ну что ж, единственное, что ему остается, — это проявить радушие и устроить юному паразиту пир. Чарльз Белл — старинный приятель отца и к тому же, что более важно, один из его партнеров по бизнесу. Несколько недель назад он упомянул о предстоящем возвращении сына, и Саймон под многозначительным взглядом отца был вынужден предложить свое гостеприимство. Предложение встретило живой отклик со стороны Чарльза и его несколько увядшей, но все еще очаровательной супруги. Глядя на Чарльза, Саймон решил, что Вивьен вышла за него из соображений, не имеющих отношения к его внешности. Вряд ли среди них числилось и его личное обаяние. Оставалось надеяться, что сын пошел в мать как наружностью, так и характером. Папаша его был явно не лучшей компанией. С отцом Саймона он, правда, отлично ладил, — должно быть, дело было в их общем боевом прошлом. Саймон же предпочитал более миролюбивых собеседников. Так или иначе он выполнит свой долг и изобразит радушного хозяина. Скорее всего мальчик через пару дней сделает ноги. Саймон как-то не мог представить хиппи, наслаждающегося четко отлаженным бытом, который сам он очень ценил.

Заглянув в раздевалку, Саймон нос к носу столкнулся с Себастьяном — тот пытался втиснуться в джинсы, влюбленно обхватывающие его аппетитные формы. Обычно Саймону было нелегко противостоять паре таких спелых ягодиц, но сейчас его мысли были заняты другим. Свойство Себастьяна поддаваться не иначе как под шквалом лести распространялось и за пределы спальни. Саймон порядком устал лелеять непомерное тщеславие своих приятелей и вести с ними разговоры, занимающие не более трех клеток его мозга одновременно. Он устало посмотрел на излучающую самодовольство физиономию Себастьяна. Тот натянул джинсы и старательно застегнулся, глядя в глаза Саймону с понимающей ухмылкой.

— Хочешь выпить? — спросил он отвратительным голосом, который, по его мнению, должен был звучать многообещающе.

Саймон покачал головой, радуясь возможности ущемить его петушиную самоуверенность:

— К сожалению, не могу. У меня гость.

— О?! — на высокой ноте протянул Себастьян, от любопытства вытаращив глаза. Это была нежелательная новость. Саймон для него — все равно что золотой ключик, и он не собирался так просто сдаваться. — Я его знаю? — И он напустил на себя вид полного безразличия.

— Сомневаюсь, — отрезал Саймон.

Саймону осточертели «золотые мальчики». Вероятно, со своей внешностью Себастьян мог бы когда-нибудь стать звездой модельного бизнеса, но беда в том, что он ничего собой не представляет как личность. Сколько бы он ни встряхивал своей обесцвеченной шевелюрой, это не сможет привлечь к нему человека, от которого зависит его зарождающаяся карьера. Так и будет он болтаться в самом низу, снимаясь в рекламе стирального порошка — этакая радость для домохозяек.

Саймон знал, что его репутация в мире моды вполне заслужена. Как недавно проворковал какой-то журнал, «его имя кое-чего стоит». Разогнав по домам брехливую свору красавчиков, он пожелал спокойной ночи своему восхитительно невозмутимому ассистенту и вышел из студии. Словно ему еще было мало, в памяти всплыл утренний разговор с ассистентом. Парень собирался вернуться домой, хотел набраться опыта сначала в Европе, а потом и дальше. Саймон всегда знал, что рано или поздно парень попробует сделать что-то свое, но было обидно отпускать его так скоро. Мало того что Георг обладал тончайшим чутьем к малейшему веянию моды, он выручил его в нескольких довольно сложных ситуациях. От его внушительной фигуры так и веяло покоем, при этом у него были прекрасные манеры и врожденный такт. Но если он хотел вылететь из гнезда и попробовать собственные силы — что ж, Саймон не будет подрезать ему крылья. В этом тягомотном бизнесе на каждом шагу сталкиваешься с ватагами молодых идиотов, которые в своей заносчивости считают, что основная задача ассистента — пресмыкаться перед ними. Эти ребята верят, что могут с первой ступеньки скакнуть прямиком в лучший модный журнал. Они не желают сами ходить за кофе и не слишком настроены на работу. Только самые умные из них приходят к простому выводу, что труд — в конечном счете девяносто процентов успеха.

Что касается Саймона, он бы положил на лопатки самого Макиавелли. Коварная смесь убийственного обаяния и тщательно замаскированного ума ввела в заблуждение не одного знатока моды. Многие были склонны переоценивать его деловые качества, а некоторые молодые издатели весьма сожалели о том дне, когда отказали ему в одной небольшой, но существенной просьбе. Для Саймона все это было частью игры, которую он вел с неподражаемой виртуозностью. Его ставки росли пропорционально требованиям, а слава — как добрая, так и дурная — гарантировала, что его имя обязательно будет мелькать во всех крупных рекламных кампаниях. Модели, мужчины и женщины, дрались за место перед его камерой. Однако самые опытные кокетки были вынуждены отступить перед ним. С очаровательным равнодушием он отклонял их настойчивые ухаживания. Двух или трех из них он даже водил знакомиться с родителями, потихоньку забавляясь тем, как они пытались завоевать их расположение, в то же время зорко следя за тем, чтобы не потерять накладных ногтей. Он никогда не забудет лица одной эффектной молодой особы, которую вытащил на воскресную прогулку. Она хромала по горам и долам в самых немыслимых сандалиях, какие только можно вообразить, но из тщеславия отказалась от пары кедов. Знала бы она, что все ее усилия были впустую потрачены на мужчину, который предпочитал рельеф ниже, а не выше талии! Его мать уже почти потеряла надежду, что он когда-нибудь станет благопристойным семьянином и подарит ей внуков. Саймон счел, что роль святой невинности будет наиболее уместна в семье, где при слове «гомосексуалист» в ужасе закатывают глаза.