Незримый гений (СИ)

Брилл, слегка выведенная из себя вернувшимся на плечи грузом бесконечных забот, уперла кулак в бедро.

— Заканчивай играть, пора идти, — поскольку Ария продолжала махать как ни в чем не бывало, она подобрала юбки и начала взбираться по лестнице, кипя от злости на непослушание дочери. — Ну же, Ария! У нас есть более важные вещи… — умолкнув на полуслове, Брилл разъяренно наблюдала, как Ария разворачивается и просачивается в здание через ближайшую дверь.

Проворчав про себя несколько проклятий, Брилл пробежала оставшиеся футы и бросилась в ту же дверь, за которой скрылась Ария. На секунду сбитая с толку царившим внутри полумраком, она замедлила шаг, глядя вокруг ослепшими глазами и ожидая, пока зрение привыкнет к сумраку. Закрыв на мгновение глаза, Брилл только сейчас осознала, как внутри театра тепло. Сгибая замерзшие пальцы, она запрокинула лицо вверх, наслаждаясь покалыванием во всем теле. «Боже… я почти забыла, что такое быть в тепле…» Вздохнув, Брилл открыла глаза.

— Ария? — тихо позвала она, убежденная, что в любой момент появится кто-нибудь и выпроводит их вон. Неуверенно переложив сумку из одной руки в другую, она шагнула дальше в незнакомую часть театра. До сих пор попадая в это здание только через входы для зрителей на экипажах, Брилл не могла полностью сориентироваться. Последовав на звуки голосов, она бесшумно прокралась по пустынным коридорам. — Ария!

Тихонько толкнув дверь, Брилл очутилась в зрительном зале. На сцене, по всей видимости, репетировала балетная труппа. Намереваясь уйти тем же путем, каким пришла, Брилл внезапно заметила черноволосую головку Арии, торчащую над алыми бархатными креслами в нескольких рядах от нее. Чертыхаясь про себя, Брилл закрыла за собой дверь и, пригибаясь, пошла, чтобы вернуть дочку с шестого ряда, где восседал этот невозможный ребенок. Быстро добравшись до замершей фигурки Арии, Брилл изогнулась, чтобы схватить девочку за руку и выволочь ее из театра.

— Что ты тут делаешь?! — прошипела она чуть громче, чем рассчитывала.

— Хотела бы задать вам тот же вопрос, — раздраженно раздался с левой части сцены властный женский голос. Щебетавшие между собой балерины замерли при звуках этого голоса, погрузив весь зрительный зал в напряженную тишину.

Когда Брилл медленно подняла взгляд на множество обращенных к ней лиц, ее сердце пропустило удар. Она застыла, как лань под прицелом охотника, ее глаза расширились, от испачканного лица отхлынули все краски, а кожа зудела, словно по ней кто-то ползал. Пытаясь совладать с грозящей подавить рассудок инстинктивной застенчивостью, Брилл намеренно сфокусировала взгляд на стоящей на сцене стройной женщине средних лет.

— Я… ох… ну, я…

========== Глава 36: Добро пожаловать в Оперу ==========

Медленно взяв за руку свою невозможную дочку и прижимая ее к боку, Брилл смотрела на сцену из-под черной челки, скрывающей в своей тени ее приметные светлые брови. Наблюдательная женщина на сцене сделала несколько властных шагов вперед; с каждым изящным покачиванием бедер ее странно короткие черные юбки вихрились вокруг коленей. Хотя лицо женщины казалось ледяным, словно камень, Брилл не удержалась, чтобы не уронить взгляд на точеные ножки танцовщицы, нетерпеливо постукивающие по настилу сцены. «Я помню, как надевала такие же туфли… давным-давно».

— Я спросила, что вы тут делаете? — вновь задал вопрос этот мягкий голос — с чуть большим раздражением.

Крепче прижав к себе сумку и Арию, Брилл опустила глаза с уверенной фигуры на сцене на изношенные и грязные носы собственных ботинок. Ее сердце заколотилось о грудную клетку, с почти болезненной силой ударяясь о ребра, она утратила контроль над дыханием. Она практически ощущала, как взгляды танцовщиц скользят по ее телу, обжигая кожу. Но отчего-то эта женщина с каштановыми волосами больше, чем все прочие, заставила Брилл остро осознать, что она с головы до пят покрыта слоем липкой грязи и одета в поношенное платье.

Как мог один лишь вид нормальных, чистых людей вынудить ее резко ощутить, как низко она пала? Менее недели назад она была сыта, согрета и одета в лучший бархат, какой только могла предложить Европа. Люди заискивали перед ней, перед каждым внешним проявлением ее счастья, лезли из кожи вон, чтобы исполнить каждое ее желание. У ее дочери было все, чего может желать ребенок: гувернантки, игрушки, красивая одежда. И все изменилось всего за несколько дней. Теперь она блуждает по улочкам Парижа, дрожа от холода и голода, моля бога о том, чтобы до наступления ночи найти для дочки хоть что-нибудь съедобное. Брилл не задумывалась об этом до нынешнего момента, но пока она стояла, уставившись в пол, жестокая реальность жизни в полной мере обрушилась на ее усталую голову. «Что я наделала? Что я наделала? Я подвергла наши жизни опасности. Я дура. Я самая большая дура на свете! Как это могло случиться? Как все могло пойти настолько неправильно? Не так я предполагала изменить свою жизнь!»

По горлу Брилл начала подниматься черная злоба на все принятые ею решения, забивая дыхание и едва не исторгая слезы из глаз. Она чувствовала себя грязью, и те, кто сейчас смотрел на нее, лишь сильнее напоминали о том, что она потеряла. Смущенно подняв руку, чтобы прикрыть обтрепанные черные узелки двух швов на губе, Брилл откашлялась.

— Простите нас, мадам. Мы не хотели мешать, — ответила она сквозь пальцы.

Несмотря на то, что она говорила, не повышая голоса, ее слова звонко разнеслись по тихому залу, отчего большинство танцовщиц на сцене перестали имитировать растяжку и в открытую на нее уставились. Некоторые легонько толкали локтем подруг, заинтригованные акцентом Брилл, но большинство ухмылялись, явно забавляясь ее видом.

Неожиданно приглушенное бормотание на сцене перекрыло громкое жужжание. С полдюжины балерин явственно подпрыгнули, когда боковина старого задника сорвалась со стропил у задней части сцены: веревки, которые должны были ее удерживать, перелетали через ворот так быстро, что в итоге одна из них застопорилась и потянула за собой вниз всю опорную систему. Когда груда ткани и веревок с грохотом рухнула на пол, танцовщицы завизжали, как баньши, и бросились по сцене врассыпную.

— Мадам! Мадам! Это Призрак! Мы знали, что он здесь! Он всегда здесь был! Вот доказательство! — воскликнули несколько нервных девушек почти в унисон и указали в темноту над головами. — Те глупцы, которые думают, что он всего лишь человек, ошибаются!

Передернувшись от оглушительного гвалта, устроенного голосящими танцовщицами, Брилл уронила сумку на пол. Она и глазом не моргнула, когда задник рухнул на пол — видимо, ничто больше не могло ее удивить, ее душа словно бы оцепенела, — но пронзительные вопли насиловали уши. Воцарившийся на сцене хаос вернул ей самообладание, и, отрешившись от шума, Брилл мрачно наблюдала, как девушки в истерике носятся туда-сюда. Повернув голову, чтобы опустить взгляд на дочку, Брилл обнаружила, что та, спокойная как никогда, молча смотрит вверх, на стропила, сунув в рот большой палец. Мягко вытащив упомянутый палец из неподобающего ему места, Брилл взъерошила Арии волосы. Когда она вновь обратила свое внимание на сцену, то заметила, что балетмейстер смотрит на нее задумчиво и уже без капли раздражения. Их взгляды пересеклись на краткий миг, а затем незнакомка повернулась к своим подопечным, требуя тишины.

Со сцены донеслось дуновение воздуха: балетмейстер тяжело вздохнула, наблюдая за тем, как гомон девушек постепенно стихает, а потом прижала ладонь к виску, оценивающе глядя на жалкие, дрожащие фигурки Брилл и Арии. Когда ее глаза наконец поднялись от кончиков ботинок Брилл и сосредоточились на ее покрытом синяками лице, выражение лица женщины еще немного смягчилось: по-видимому, она приняла какое-то решение. Девушки сгрудились вокруг нее и со всем пылом юности вновь начали болтать о странном злоумышленнике, поминутно оглядываясь на валяющуюся в задней части сцены груду старой ткани. Когда балетмейстеру надоели их глупости, она обернулась и бросила через плечо мрачный взгляд.