Чертовка

Он больше не причинит нам неприятностей, и мы можем жить, ничего не боясь.

– Но прежде нам предстоит уладить еще кое-что, Белли, – серьезно заявил Хью.

– Не сегодня, – попросила она. – Дай мне еще денек порадоваться возвращению домой, а потом мы поговорим, милорд. – И она поспешно вышла из Большого зала во двор, где стоял ясный, солнечный осенний день.

Хью вздохнул. Он понимал, почему Белли не торопится выяснить отношения, но до тех пор, пока они этого не сделают, спокойной жизни у них не будет. Он хотел по-настоящему помириться с Изабеллой, а не просто смириться со всем ради блага семьи.

Ночью, оставшись с ней наедине в спальне, он снова вернулся к этой теме. Налив себе и ей сладкого вина, он сказал:

– Мы должны решить этот вопрос сейчас, Белли.

Изабелла вздохнула. Как трудно с этими мужчинами!

Неужели Хью не может просто радоваться тому, что они благополучно добрались домой и она любит его?

– Не знаю, о чем здесь можно говорить, милорд, – ответила она.

– Ты мне как-то сказала, что не любила Гая Бретонского, – начал Хью.

– Да, не любила, – подтвердила Белли. – Я сказала ему, что люблю его, потому что знала, что это доставит ему удовольствие и он станет доверять мне. Мне нужно было его доверие, чтобы помочь тебе, Хью! Почему ты не хочешь этого понять?

– И все же, по-моему, ты получала удовольствие от его страсти, – мрачно заметил Хью.

Изабелла задумалась на мгновение, а потом сказала:

– Иногда – да. Даже несмотря на то что это удовольствие он мне навязывал. Я просто не могла совладать со своим телом, но ведь это не любовь, милорд. Разве ты не получал удовольствие от ласк Вивианы Бретонской? И пока ты благодаря моим стараниям не пришел в себя, разве ты не питал к ней нежную привязанность? В чем же между нами разница, Хью? Объясни мне это, и тогда я, быть может, попрошу у тебя прощения.

– Я мужчина, мадам! – надменно заявил Хью. – А мужчине позволено делать все, что ему нравится и не выходит за рамки закона. Тогда как добродетельная женщина должна при любых обстоятельствах хранить целомудрие.

Изабелла запустила в своего мужа кубком.

– Ты настоящий осел! – воскликнула она. – При чем тут, черт побери, твой пол? Я не буду с тобой говорить, пока ты не образумишься. Я ложусь спать. – Она улеглась в постель и повернулась к нему спиной.

Хью был ошеломлен. Первым его побуждением было схватить ее и ударить. Но, к его чести, он этого не сделал. Он просто вышел из спальни, не сказав ни слова.

На следующее утро Алетта и Рольф заметили, что между хозяином и хозяйкой Лэнгстона что-то неладно. Когда они вышли из зала, Алетта печально взглянула на мужа.

– Боюсь, Рольф, что счастливой жизни нам уже не видать. Похоже, моя дочь всерьез поссорилась со своим мужем. Как ты думаешь, им можно помочь?

– Если и можно, – ответил Рольф, – то это только в их руках, дорогая моя. У них обоих тяжелый характер. Изабелла слишком упряма, Хью слишком горд. Мой долг – управлять Лэнгстоном, твой долг – присматривать за нашими детьми и маленьким Хью и не переживать слишком сильно из-за предстоящей войны между Хью Фоконье и Белли из ада.

– Не называй ее так! – прикрикнула Алетта на своего мужа, который рассмеялся, встретив такой отпор. – Я никогда не прощу Старого Альберта, да упокоит Господь его душу, за то, что он дал моей Изабелле это отвратительное прозвище!

Этим вечером Хью не вернулся в зал. Алетта в беседе с дочерью тщательно подбирала слова, но оказалось, что беспокоиться ей не о чем. Судя по всему. Изабелла в данный момент больше всего интересовалась своим сыном. Она целый день играла с ним, а вечером сама уложила в постель. Она не хотела переселять маленького Хью из детской в Новой башне: ему было веселее в компании сыновей Алетты. И эту ночь Изабелла тоже провела в одиночестве в своей спальне.

Утром Белли вышла в зал и обнаружила, что Хью сидит за высоким столом. Он был очень бледен и потягивал какое-то питье из серебряного кубка.

– Ты нашел себе любовницу из сельских девушек? – не без ехидства спросила она, знаком велев служанке принести завтрак.

– Я провел ночь в одиночестве, – ответил Хью.

– Похоже, ты провел ночь в обществе отвратительного вина, милорд. Ты весь белый как простыня, – заметила Белли.

– Что за тревога в твоем голосе, Белли? – пробормотал он. – Ты скучала по мне этой ночью? Я мог бы прийти к тебе, но твой острый язычок и крутой нрав мне помешали.

– А мне мешает твое высокомерие, – фыркнула Белли. – Спи, где тебе вздумается, милорд. Меня это не волнует. – Она протянула руку к своему кубку.

Хью перехватил ее запястье.

– Хватит, Белли. Мне надоело твое дурное настроение.

– А мне – твоя надменность, милорд, – ответила она. – Отпусти меня, Хью. Я просто собираюсь выпить сидр, а не выливать его тебе на голову. Ты поставишь мне синяк. Разве можно быть таким грубым? – Она вырвала руку.

– Гай Бретонский был куда более утонченным, не так ли? – произнес Хью.

– Ты невыносим, – устало проговорила Изабелла. Внезапно ее голос стал спокойным и размеренным. – Гай умер, Хью. Если бы он не принял на себя удар, который Вивиана предназначала мне, то меня бы не было в живых. Ты предпочел бы, чтоб я умерла вместе с ребенком, которого ношу под сердцем? Как ни странно, мы с тобой оба в долгу перед ним.

– Сколько бы я ни задолжал ему. Белли, – холодно ответил Хью, – ты, красавица моя, оплатила ему этот долг сторицей.

– Ах, так вот в чем суть дела, Хью! Гай Бретонский был моим любовником, и ты не можешь об этом забыть, верно? Я могу простить тебе Вивиану. Почему же ты не можешь простить мне Гая? Я его не любила. Я люблю тебя!

Она свирепо уставилась на него. Как можно быть таким тупоголовым, черт подери! Неужели он думает, что воспоминания о его связи с Вивианой причиняют ей меньше боли, чем ему – ревность к Гаю? Они оба должны забыть об этом, иначе им никогда не видать счастья.

– Я предпочел бы, чтобы ты оставалась в Лэнгстоне, как подобает добродетельной жене, а не отправилась искать меня, – заявил Хью, повысив голос.

– Сколько еще мы будем к этому возвращаться, милорд? – возмутилась Белли. – Если бы я не разыскала тебя, мы бы не сидели сейчас за этим столом! Ты должен сказать мне спасибо, а не злиться! Когда ты явился в Лэнгстон, разве я спрашивала тебя, сколько у тебя было женщин?

– Черт возьми, я же тогда еще не был женат! Как, по-твоему, я себя чувствую, когда вспоминаю, что Гай Бретонский занимался с тобой любовью, обнимал тебя, целовал, заставлял тебя стонать от наслаждения? Я тоже люблю тебя, Изабелла, но не знаю, смогу ли когда-нибудь простить! – Лицо его исказилось от боли.

– Значит, ты дурак, Хью, – тихо сказала Белли. – Ты сам виноват в том, что твоя дурацкая гордость встала между нами. Я и не думала, что ты таков. Я считала тебя мудрее.

– Что же нам делать? – печально спросил Хью.

– Если ты не сможешь оставить в прошлом свои воспоминания, то делать нечего, – ответила Изабелла. – Лично я готова начать новую жизнь, снова стать хозяйкой Лэнгстона. Ты должен сам победить свою боль, Хью. – Она поднялась из-за стола и, не добавив ни слова, вышла из зала.

Хью Фоконье смотрел вслед своей жене, удаляющейся с гордо поднятой головой. На какое-то мгновение ему даже показалось, что между ними все остается по-прежнему, как в первые дни после свадьбы; но затем его плечи поникли и он закрыл лицо ладонями. Изабелла спала с другим мужчиной. Он никогда не сможет об этом забыть, а если не забудет, то как же простит ее за это? Хью ничего не мог поделать с этой чудовищной головоломкой.

В последующие недели Лэнгстон понемногу возвращался к привычной жизни. Слуги держались так, словно Изабелла отсутствовала в замке лишь несколько дней. Даже Алетта без труда восстановила добрые отношения с дочкой. Малыш Хью наверстывал упущенное, не отходя от матери ни на шаг. Стоило ей присесть в зале у камина, как он взбирался к ней на колени и с обожанием смотрел ей в лицо.