Земля надежды

— Не знаю. Я провел с повхатанами два последних года. Когда я уезжал, король потерпел поражение при Эджхилле. Тогда я думал, что он долго не продержится.

Человек коротко рассмеялся.

— До сих пор ничего не решено, — сказал он. — Как зовут кузена короля?

— Принц Руперт.

— Его сына?

— Принц Карл.

— Кто его жена по национальности?

— Француженка. Я могу сказать вам, какого цвета у нее глаза, — сказал Джон. — Я работал при дворе. Я был садовником в Отлендсе.

Мужчина недоверчиво посмотрел на него.

— Вы были садовником королевы Англии? И теперь вы здесь, голый, как дикарь, вернувшийся в первобытное состояние, после двух лет скитаний с повхатанами?!

Джон сделал еще шаг и протянул руку.

— Странно, не правда ли? Я — Джон Традескант. Из Ковчега в Ламбете.

Они одолжили Джону пару штанов и грубую полотняную рубаху. Он втиснул ноги в башмаки, которые, возможно, и подходили по размеру, но жали немилосердно. После двухлетней беготни босиком у него загрубела кожа и раздались кости. Джон боялся, что ему никогда больше не будет удобно ходить в башмаках или сапогах.

Корабль с грузом подошел к причалу забрать урожай уже на следующий день. Джон послал Эстер письмо в Ламбет, упаковал семена и корешки в водонепроницаемый бочонок и тоже адресовал ей.

Джон поежился при виде неприкрытого смысла письма, но чувствовал, что, по совести говоря, не способен предложить никаких объяснений или уверений в любви. Он боялся, что, вполне вероятно, Эстер будет в слишком стесненных обстоятельствах и не найдет двадцати фунтов для банкира в Лондоне, чтобы его вексель приняли в Виргинии. Но он не мог заставить себя посоветовать ей продать что-нибудь из коллекции. Он слишком долго отсутствовал. Он не знал, смогла ли она сохранить коллекцию. Он даже не был уверен, что она все еще живет по старому адресу в Ламбете.

У него было ощущение, будто он швыряет канат в темноту и надеется, что кто-то, стоящий на невидимом пока причале, сможет поймать конец и отбуксировать его в гавань. Прежде чем подписаться, Джон помешкал. Если кто-нибудь вообще способен взять его на буксир, то это будет только Эстер.

Джон подписался, сбежал по деревянному пирсу и протянул записку капитану.

— Пожалуйста, проследите, чтобы она получила мое письмо, — попросил он. — Я здесь как в западне, пока она не пришлет мне денег на обратный путь.

Он посмотрел на корабль.

— А может, я могу отработать за проезд?

Капитан рассмеялся ему в лицо:

— Отработать? Вы что, моряк?

— Нет, — сказал Джон.

— Если хотите добраться домой, мистер, придется заплатить за проезд, как все.

— Она вознаградит вас, если вы передадите ей письмо, — пообещал Джон. — Пожалуйста, проследите, чтобы она его получила.

Капитан небрежно сунул бумагу в карман куртки.

— Ну ладно, — сказал он и скомандовал матросам готовиться к отплытию.

Речное течение подхватило корабль, и он отошел от пристани. Джон наблюдал за тем, как поднимали паруса, слышал крики команд, скрип канатов и дерева, пока корабль отходил от берега.

— Сколько пройдет времени, пока вы получите ответ? — спросил его плантатор.

— Не раньше чем через четыре месяца, — сказал Джон. — Дорога туда и обратно, конечно, если у нее есть деньги.

Тот усмехнулся.

— Мне бы пригодился работник на плантации, — сказал он.

Джон кивнул. Всем в Виргинии было известно, как трудно найти работника. Значит, ему придется пойти в батраки, пока Эстер не пришлет ему вексель и он не сможет снова стать джентльменом.

— Прекрасно, — сказал он. — Но сначала мне нужно побывать в Джеймстауне. Я должен сдержать обещание.

Джон смог ненадолго увидеться с губернатором, когда важная персона неторопливо прогуливалась от нового здания городского совета к губернаторскому особняку.

Джон, прихрамывая в своих плохо сидящих башмаках, догнал его.

— Сэр Уильям?

Молодой человек обернулся, бросил взгляд на скромное одеяние Джона и пошел дальше.

— Я — Джон Традескант, садовник короля. Я возделывал свою плантацию вверх по реке, когда повхатаны спасли меня от голодной смерти. Я прожил с ними несколько лет. Я пришел в Джеймстаун просить милосердия к Опечанканау.

Сэр Уильям на миг зажмурился, услышав эту невероятную историю, и замедлил шаг.

— Милосердия?

— Он — старый человек и просто не видел будущего для своего народа. Если бы им позволили селиться по справедливости после первого восстания, он не чувствовал бы себя настолько загнанным в угол. Сейчас они готовы заключить мир, прочный мир, если только мы дадим им землю, в которой они нуждаются.

— Вы говорите от их имени? — спросил сэр Уильям. — Вы на их стороне?

Почти незаметно пара солдат придвинулась от входа в здание совета поближе к ним.

— Нет, — сказал Джон. — Они прогнали меня. Я — англичанин и, как только смогу, вернусь в Лондон. Но я должен отплатить им добром. Они взяли меня к себе и кормили, когда я был близок к голодной смерти. Я бы хотел отплатить им добром. Да и в самом деле, мне кажется, сэр Уильям, что мы не всегда к ним справедливы.

Молодой человек колебался совсем недолго.

— Это новая страна, — сказал он. — Мы разведываем земли на юг, к северу и к западу. Повхатаны и прочие дикари должны знать, что теперь это наша страна, и если они будут бороться против нас, если они будут нарушать мир, тогда единственным ответом будет смерть.

— Здесь был мир до того, как мы появились, — быстро сказал Джон. — Здесь уже была эта страна до того, как мы появились. Повхатаны были здесь до того, как мы появились. Кое-кто может утверждать, что это их страна.

Сэр Уильям резко взглянул на Джона.

— Тогда тот, кто так говорит, будет предателем Англии и короля, — сказал он. — Вы утверждаете, что были на службе у самого короля. Он не такой человек, чтобы принимать преданность наполовину, да и я тоже.

На мгновение Джону на память пришла его далекая жизнь при дворе и король, который не умел отличить половинчатую лояльность от игры и реальности.

— Я храню верность королю, — сказал он. — Но плохим примером будет убить короля повхатанов. Он должен быть, как все короли, — неприкасаемым.

— Он — не король, — с внезапным раздражением сказал сэр Уильям. — Он — дикарь. Вы оскорбляете его величество подобным сравнением. Персона короля священна, над ним только сам Господь Бог. Этот грязный старый индеец просто дикарь, и мы его повесим.

Он резко отвернулся от Джона и пошел прочь.

— Он был для нас королем всего лишь пару лет тому назад, — упрямо продолжил Джон. — Покахонтас была принцессой, ее приглашали в Лондон и обращались с ней как с принцессой королевской крови. Я знаю. Я был там и видел это. Повхатаны тогда были свободным и равноправным народом, и их королевская семья была такой же священной, как и наша.

Губернатор покачал головой.

— Уже нет, — просто ответил он. — Сейчас они для нас хуже животных. И если вы решите вернуться к ним, скажите им следующее: в этой стране для них нет больше места. Скажите им, что им придется уйти. — Он взмахнул рукой. — На юг или дальше на запад. Идти все дальше и дальше. Теперь это наша земля, и мы не собираемся ни с кем ее делить.

Осень 1645 года, Англия

На второй неделе сентября Эстер получила письмо Джона, в котором он просил прислать деньги на дорогу домой. Матрос, принесший письмо, получил пенни за беспокойство и миску жидкого супа у кухонной двери.