Любовь бродяги

— А вон та красавица, кажется, влюблена в тебя.

О'Киф приблизился к очарованной им девушке и галантно поцеловал руку. Та тихо вздохнула и вдруг, взвизгнув, запрыгала от восторга. Рэмзи испуганно отшатнулся, а Пенелопа, засмеявшись, взяла его за руку и быстро повела к машине. Оказавшись на сиденье, она сбросила жавшие ей туфли и лукаво покосилась на качавшего головой О'Кифа:

— Ты поступил очень мило.

— Не сошла ли она с ума от радости?

— А хоть бы и так, — засмеялась Пенни. — Надеюсь, вечер будет чуть спокойнее дня.

Он помахал рукой обступившей автомобиль толпе и вновь повернулся к Пенелопе, с восхищением глядя на ее обтянутую чулком ногу, пока она поправляла сбившийся мысок. Еще раз окинув критическим взглядом ее темно-зеленое с бусинками платье, Рэмзи подумал, что оно чересчур экстравагантно и откровенно. И хотя Пенни объяснила ему, что это специальное платье для коктейля и в двадцатом веке принято носить такие наряды, Рэмзи все же остался при своем особом мнении, решив тем не менее воздержаться от комментариев, видя, как она волнуется перед премьерой.

— Я в восторге от твоего таланта, — сказал О'Киф, склоняясь над ней.

— Тебе понравился фильм? — спросила она, прижимаясь к нему, обрадованная его похвалой.

— Да, — ответил он, ласково гладя ее по ноге. — Все получилось очень удачно.

— Но я видела, что тебе было не по себе во время любовной сцены.

— Пожалуй, — согласился он. — Я чувствовал себя человеком, подглядывающим в замочную скважину.

— Но это необходимо по сюжету.

Пенни успокаивающе погладила его по руке, думая о том, что он восхитительно смотрится в черном смокинге. Ей хотелось сейчас же, сняв с него это роскошное одеяние, предаться любви, но незатененные окна препятствовали осуществлению этого желания.

— Даже если это так, — тихо проговорил Рэмзи, — я все равно не хочу видеть тебя в руках другого мужчины, хотя бы и актера.

Ей нравилась его ревность, она говорила об истинности чувств. Пенелопа понимала, что сейчас творится в его душе.

Хотя сцены, показанные в фильме, были скорее чувственными, чем эротическими, она знала, что они показались бы чересчур откровенными любому мужчине восемнадцатого столетия.

— Я больше не буду делать то, что тебе неприятно, — виновато сказала она, заглядывая ему в глаза.

— Но ведь это твоя работа, — нерешительно произнес он, прижимая ее к своей груди.

— Придется от нее отказаться.

— Почему?

— Потому что у меня скоро вырастет слишком большой живот, чтобы играть в такие резвые игры.

— Что? — радостно выдохнул Рэмзи, еще сильнее сжимая ее в объятиях. — Повтори то, что ты сказала.

— Я беременна.

Он почувствовал, как сердце взволнованно затрепетало в его груди, а у нее на глазах выступили слезы.

— О, моя любимая! — пробормотал он, нежно и признательно целуя ее и ласково покачивая в своих руках.

— Твоя чуткость никогда не перестанет удивлять меня, — сказала она, обвивая руками его шею.

— А меня — твоя, — откликнулся он, лаская рукой ее щеку. — Ведь я люблю тебя.

— И я благодарна Богу за это. — Пенни тихо заплакала, пряча лицо у него на груди.

Автомобиль тронулся с места, скрывая их от глаз любопытной публики.

Следователь по делам об убийствах расстегнул длинную молнию на черном мешке для транспортировки тел, и Пит Мэтерс зло выругался, признав в пострадавшем своего свидетеля.

— Что ты об этом скажешь? — спросил он, хотя пулевое ранение на груди Оуэна говорило само за себя.

— Смерть наступила около пятнадцати часов назад, — ответил следователь, осмотрев ногти и зубы мертвеца. И Пит почувствовал, что его вот-вот стошнит. Сколько бы тел он ни перевидал в своей жизни, каждый раз это производило на него крайне неприятное впечатление.

Застегнув молнию на мешке, криминалист сделал знак служителю, что можно убрать тело. И тот, взвалив его на тележку, отвез в поджидавший рядом фургон.

— Что-нибудь известно? — поинтересовался Мэтерс.

— Его обокрали. При нем не обнаружено ни денег, ни удостоверения личности; даже ярлычки на одежде и те сорвали.

— Что еще?

— Остальное покажет вскрытие. — Следователь на секунду замолчал, и Пит нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Ему хотелось поскорее закончить с этим делом, не сулившим ничего приятного. — Но одно можно сказать уже сейчас: либо в момент наступления смерти, либо непосредственно перед этим он был с женщиной.

— Да? — удивленно приподнял брови Мэтерс. — Выходит, наш покойник был лихой любовник!

— Не преувеличивай, — усмехнулся криминалист.

Фэлон стоял у окна и наблюдал за суетящимися возле его дома поставщиками продуктов, цветочниками, музыкантами. Сейчас он менее всего желал принимать участие в этой шумной бестолковой суете. Излишней была и пресса, и съезжавшиеся к нему кинозвезды, и несколько конгрессменов, любезно посетивших его дом. Но все эти торжества планировались еще два года назад, и теперь Ротмера связывал подписанный тогда контракт.

Его беспокоили не расходы, благо большую часть суммы выделила сама киностудия, а снующие повсюду репортеры. Они разбили целый лагерь в его поместье, и со вчерашнего вечера, ни на минуту не смолкая, звонил телефон. Единственное, что утешало Фэлона среди этого хаоса, было чувство выполненного по отношению к семье долга, облегчение и вновь обретенная уверенность в себе при воспоминании о сожженном ночью письме. Еще радовало возвращение Ноуэла и его доклад о проведенной операции.

Ротмеру необходимо было знать, в доме ли Пенелопы хранятся те бриллианты, что похитила у него Ренфри. Местонахождение «Красной леди» сильно беспокоило его. Но он понимал, что единственно возможная для него сейчас манера поведения — это делать вид, что ему ничего не известно о хранящихся у Гамильтон драгоценностях. Ведь не в его интересах предавать огласке эту историю с кражей.

«Впрочем, — думал он, — может быть, и к лучшему, если камни находятся на дне Карибского моря». Похоронены следы еще одной ошибки. Нет бриллиантов — значит, нет и расследования. А за спокойствие можно заплатить и несколько миллионов.

— Ты видел это? — прервала его раздумья Слоун, заходя к нему в комнату.

Фэлон нахмурился и покосился на видеокассету, которую она держала в руках. Быстро подойдя к стенному шкафу, дочь вставила кассету в видеомагнитофон и, взяв пульт управления, включила телевизор. Экран осветился, на нем появилась дающая интервью Пенелопа.

— Вот так, — сказала Слоун после просмотра записи. — Она обвинила тебя в исчезновении Тесс. Так что подумай о том, что будешь говорить полиции, когда тебя придут арестовать.

— Но она не назвала меня.

— Кому нужно, тот догадается.

— Ее слова не доказательство. Никто не видел, чтобы я вламывался к ней в дом, стрелял в нее или гонялся за ней по улицам. Я могу сказать, что у меня и в мыслях никогда не было причинять ей какие-нибудь неприятности.

— Но ведь это ты шантажировал ее. А Тесс Ренфри по показаниям моряка, видевшего ее гибель, признана судом мертвой. И тебя могут обвинить либо в нанесении тяжелых телесных повреждений, либо в попытке организации убийства. — Слоун злобно покосилась на отца. — И если я пойду ко дну, то прихвачу с собой и тебя, папочка.

— Приятно слышать, — усмехнулся Ротмер. — Ты всегда была образцовой дочерью.

— Спасибо за комплимент. Одно я могу утверждать, судя по интервью, — бриллианты у этой нахальной актриски. Иначе зачем ей идти на такое? Ясно — чтобы снять с себя все подозрения.

— Ты думаешь, если найдутся драгоценности, то я прощу тебя?

— Конечно.

— Но Гамильтон в отличие от тебя не нарушала законов.

— Да? — дерзко прищурилась она, вызывающе подбоченившись. — Раньше тебя это не слишком заботило.

— Многое изменилось с тех пор, — раздраженно ответил Фэлон. — Хотя бы потому, что погибла Ренфри.

— Ты хочешь сказать, что это расстроило осуществление твоей навязчивой идеи? — зло спросила Слоун, нахально улыбнувшись, и, с деланным равнодушием отвернувшись, направилась к двери. «Погибла? Может быть, — думала она. — Но могильный камень еще не покрыл память о ней. И сегодня вечером нужно завершить начатое».