Холодная весна

Его удивление было настолько искренним, что Бартелеми готов был поклясться в этом на раке с мощами святой Валерии. Он с удовольствием наблюдал, как выражение довольства и гордости медленно заливает лицо эсквайра.

— Мальчик. Родился больше двух лет назад, в ноябре. — Он решил умолчать, какую роль в появлении ребенка на свет сыграл лично он, Бартелеми. — Она назвала его Жан, думаю, в честь твоего отца.

— Жан, — нараспев произнес Леклерк, — Жан.

— Сейчас, если еще жив, ему должно быть уже три.

— О небо, у меня есть сын! Как рад был бы я увидеть его.

— Ты любишь ее?

Лицо молодого человека слегка передернулось.

— Очень, очень люблю.

— А почему же не едешь домой. Я боюсь, что ты больше умеешь ненавидеть, чем любить.

Гвионн на это не ответил. Его лицо посуровело, и певец понял, что его собеседник упрям, как великомученик. Он никогда в мыслях не держал сойти с дороги, на которую однажды ступил, и неважно, сколько это будет ему стоить. Даже если ему придется заплатить за это своею собственною жизнью, или, избави Бог, счастьем любимой, все равно Гвионн Леклерк заплатит долг сполна.

— Вы и дамочка в башне — прекрасная пара друг другу, — легкомысленно пошутил Бартелеми.

— Что ты имеешь в виду? — строго спросил эсквайр.

— Вы оба люди с характером. Никогда не меняете своих решений. Было бы интересно посмотреть со стороны, что из этого выйдет, у тебя и у нее. Знает ли она, что в твоем сердце нет любви, а только жажда мести?

Глаза Гвионна превратились в узенькие зеленые щелочки.

— Если от тебя кто хоть слово услышит на эту тему, менестрель, — прошипел он, — тебе больше не петь песен. Я вырву твой язык с корнем.

Встревоженный свирепостью Леклерка, Бартелеми протянул собеседнику руку с длинными музыкальными пальцами.

— Тише, тише. Не надо волноваться. Никто ничего не узнает. Успокойся. Я не желаю тебе вреда. Не нужно угроз. Кто доставит тебе Анну, если ты расправишься со мной?

— О чем ты говоришь?

Подхватив кружку, Бартелеми сделал большой глоток сладкого золотистого сидра и посмотрел из-за ее края на Гвионна.

— Она хочет прибыть сюда. Хочет быть с тобой.

— Хорошо бы. — Это было сказано с глубокою тоской.

— Ты согласен? Она сможет. У нее превосходный голос. Будет моей подругой — компаньонкой и спутницей, я хотел сказать. Я приведу ее к тебе сюда, как только получу реальные доказательства, что ты действительно любишь ее и думаешь о ней.

— Какие могут быть сомнения? Клянусь всеми мощами Юга, я люблю ее. Мои чувства столь чисты и высоки… столь возвышенны. Она очень много значит для меня.

Бартелеми такой ответ понравился. Для такого сложного человека, каким был Гвионн, честная и чистая любовь Анны будет словно источник воды в жаркой пустыне.

— Отлично. На зиму я возвращаюсь в Бретань, а весною мы пускаемся в путь. Ты будешь здесь на следующее лето?

Гвионн Леклерк согласно кивнул.

— Куда еще я могу идти, покуда не отомщу?

— Ты бы лучше попытался забыть о мести, мой тебе добрый совет.

— Думаешь, я не пытался? Силы ада, слушай, если бы я мог, меня бы здесь уже давно не было. Но каждый раз, когда смотрю на эту башню, я вспоминаю, что ее отец сделал с моей семьей.

— Тем больше резона для тебя бросить службу здесь и отправиться со мной в Бретань. Тогда тебе больше не придется смотреть на эту башню.

Гвионн посмотрел на Бартелеми страдальческим взглядом.

— Ты не понимаешь. Откуда тебе понять? Честно говоря, я думал, что я отомщу год тому назад. Я никогда не думал, что она застрянет тут так надолго. Бог знает, когда все это кончится. Но мне нужно идти до конца — и месть будет сладка. Но я буду очень признателен тебе, если ты приведешь сюда Анну с ребенком. — Тут его осенила новая мысль. — Не надо вести ее в крепость. Найди ей жилье и приходи один. Мы будем встречаться подальше от замка. Эта сучка де Ронсье сидит на верхушке своей башни, словно кошка, и все видит.

— Понятно.

Арлетте позволялось через определенное время писать своей матери в монастырь святой Анны, и получать ее ответы, но от Папы Римского не было никаких новостей.

Судя по всему, ее отцу было ни лучше, ни хуже. Сколько же может душа оставаться наглухо замурованной в теле человека, обреченного за грехи отправиться в ад? Должно быть, она пока в чистилище. Элеанор сообщила Арлетте, что у нее тоже нет новостей по поводу ее дела. Сэр Хамон продолжал управлять землями и замком.

В Ля Фортресс жизнь текла своим чередом. Арлетта наблюдала за всеми перипетиями замковой жизни со своей крыши.

Бартелеми ле Харпур прожил в замке месяц, а потом уехал. Она видела, как он осторожно спускался по обрывистой скальной тропке. Арлетте очень хотелось послушать его игру и пение поближе, ведь ей удалось уловить только отдаленные отголоски его музыки, когда песни плыли, свободные, как птицы, в теплом вечернем воздухе.

Приближалась осень, и Арлетта, выходя на крышу башни подышать свежим воздухом, начала кутаться в плащ.

Ласточки и стрижи вереницами тянулись на юг, чувствуя приближение холодов.

Гвионн так и продолжал выводить на лужайку неподалеку от замка обеих лошадей, Звездочку и Изельду. Он заинтересовался искусством боя на мечах, и долго упрашивал капитана Жерваса, который был родом из Лиможа, научить его этому мастерству. Сперва наука давалась ему тяжело, и капитану не составляло большого труда выбить оружие из неопытных рук, но через несколько недель напряженного труда даже Арлетта заметила его необыкновенные успехи. Но чтобы помочь Гвионну отшлифовать новоприобретенное искусство, его учителю понадобилось куда больше времени. Если вначале Жервас больше шутил с ним, чем учил его чему-либо на самом деле, со временем их дуэли принимали все более серьезный и ожесточенный характер. Не оставалось сомнений, что Гвионн будет отличным воином, вопрос был только в том, как скоро это произойдет. Наблюдая с крыши эти упражнения, Арлетта удивлялась его усердию. Неужели Леклерк собрался податься в рыцари? Или он занимается этим просто от нечего делать?

В 1190 году король Ричард отправился в Палестину вместе с королем Франции Филиппом. По дороге они поссорились. Арлетта поняла, что Плантагенет, должно быть, засунул ее письма в долгий ящик. Она попросила позволения снова отписать его матери, королеве Элеанор, и поскольку половина христианского мира знала о заключении Арлетты в башне, граф Этьен, скрепя сердце, был вынужден позволить ей это.

Вернулся Бартелеми ле Харпур.

Казалось, он крепко подружился с Гвионном Леклерком за последнее время, ибо как только менестрель переступил черту замковых ворот, как Гвионн отвел его на конюшню. Через несколько минут они, восседая на Звездочке, проскакали под подъемной решеткой, причем Бартелеми сидел в седле позади эсквайра. Они помчались по Доммской дороге быстрее самого дьявола.

Анна и трехлетний Жан ждали Гвионна на просеке в лесу Ля Форет дез Коломб.

Причесавшись сама и расчесав темные волосы ребенка, Анна сидела на поваленном дереве и ждала. Ее пожитки, которых было немного — смена платья, нижняя сорочка и дополнительная туника для Жана — лежали у ее ног, связанные в тугой узел. Ребенок играл в папоротниках: в лесу порхало множество бабочек, и он гонялся за пестрыми адмиралами и багрово-красными крапивницами, крича «Жах! Жах! Жах!». Анна не мешала сынишке. Он был еще слишком мал, чтобы кого-нибудь поймать, и вскоре, набегавшись, оставил пестрых красавиц в покое.

Она очень волновалась, у нее даже пересохло в горле. Они не виделись с мужем четыре бесконечных года. Она даже не верила, что они сегодня увидятся.

— Ни на что особенно не надейся, — предупредил ее Бартелеми. — Наверняка он несет какую-нибудь службу в Ля Фортресс и не сможет покинуть пост. Нужно набраться терпения и подождать до завтра, тогда и свидитесь.

Милый Бартелеми. Как она полагалась на него, как доверяла ему. Они прекрасно находили общий язык во время долгого путешествия. Бартелеми не обманулся, говоря, что у нее прекрасный голос. Вернувшись в Кермарию, он принес с собой целый ворох баллад, которые должны были петься на langue d’oc [10], совершенно непонятном для Анны. Всю зиму они разучивали их. Анна пыталась протестовать, заявляя, что она не может запомнить такие длинные тексты на чужом языке. Просто стыд, когда певица сама не понимает того, о чем она поет. Но Бартелеми отклонил все ее возражения.