Запретная страсть

Когда экипаж подъехал к дому лорда Лайтнинга, уже настолько стемнело, что рассмотреть роскошный особняк было почти невозможно. Однако у Элизы создалось впечатление чего-то необъятного, высокого и просторного — смутный образ великолепного дворца со множеством окон. Ее покровитель молча вывел ее из кареты, его пальцы лишь слегка касались ее руки. Но даже столь нежное прикосновение вызвало настоящее смятение в душе Элизы.

Невидимые слуги распахнули перед ними высокие дубовые двери, и они вошли в громадную переднюю, обитую потемневшими от времени дубовыми панелями. Не успела Элиза прийти в себя от восторга, как Хартвуд все также молча повел ее к широкой мраморной лестнице, боковую стену которой украшали большие портреты. У первых ступенек неподвижно стояла экономка. Не выказывая ни малейшего удивления перед тем, какую странную гостью вел под руку хозяин, экономка присела в почтительном реверансе и провела Элизу в роскошную спальню, где и оставила ее.

Экономка поставила на инкрустированном столике принесенный канделябр с тремя свечами, которые ярким светом освещали лишь кусочек огромной спальни, углы которой утопали во мраке. Но даже в темноте можно было разглядеть возле блестевшего полировкой столика роскошную кровать. Стены спальни были обиты, судя по всему, очень дорогой шелковой или штофной тканью. Золотые отблески от язычков свечей плясали на расписном потолке, прятавшемся где-то в вышине над головой Элизы.

Однако у нее не было времени, чтобы попусту глазеть по сторонам, рассматривая все это великолепие. В любой момент мог появиться лорд Лайтнинг, и тогда она узнает, на радость или на горе, что он хочет получить от нее. Ее урчащий от голода желудок вдруг сжался и затих, а в голове вихрем взметнулись непрошеные неудержимые мысли.

К чему именно он мог принудить ее? Каким унижениям подвергнуть? Разве тетя ее не предупреждала об опасности поддаться искушениям ее страстной натуры? Впрочем, делала она это не часто, поскольку никаких опасностей не было.

Что же заставило ее согласиться на предложение лорда Лайтнинга? Тетя Селестина советовала ей все время следить за своими поступками, ведь недаром она родилась под огненным и горячим знаком Овна. Элиза лучше кого бы то ни было знала, что нельзя поддаваться импульсивным желаниям, или думала, что знает. Однако одного лишь взгляда на необъятную постель, занимавшую весь центр спальни, на изголовье кровати, где возвышалась пирамида подушек, на огромное шелковое покрывало было достаточно, чтобы понять, что в ее голове не было ни крупицы здравого смысла. Элиза поежилась: как знать, может, ей придется заплатить слишком дорого за свою опрометчивость.

Если бы только тетя Селестина была жива. Как часто она выручала ее в трудные минуты жизни, помогая справляться с необузданными желаниями! Но нет, тетя умерла, и помощи ей было ждать неоткуда. И как Элиза отблагодарила тетю за то, что она воспитала ее, научила искусству читать человеческие судьбы по звездам, — она фактически отдала лорду Лайтнингу в залог Тетины любимые астрологические книги.

Элиза вдруг вспомнила, что в ее сумочке лежат ежегодные астрологические альманахи. Может быть, искусство тети поможет ей найти выход из создавшегося положения. Из гороскопа лорда Лайтнинга она же видела, что он совсем не такой человек, каким его рисует молва. Об этом забывать ни в коем случае нельзя. Пусть со стороны он выглядит ужасным и страшным, но она будет думать о нем только одно хорошее.

Она просунула в сумку руку и стала на ощупь искать гороскоп лорда Хартвуда. Наткнувшись на бархатный лист бумаги, она аккуратно вытащила его и астрологический альманах. Однако в спальне было так темно, что нельзя было ничего разглядеть. Свет от свечей падал лишь на столик и на кровать. Элиза, словно на горячие уголья, осторожно присела на край постели поближе к свечам и принялась бегло просматривать годичный астрологический альманах.

Хотя у нее не было времени, для того чтобы произвести точные расчеты положений планет в данный час, она решила воспользоваться одним особым способом, позволявшим быстро и почти без всяких расчетов составить астрологический прогноз. Этому ее тоже научила тетя Селестина. Но едва Элиза начала прикидывать и соображать, как дверь в темной стене открылась, она тут же обернулась на шум. В светлом проеме виднелась мужская фигура.

Лорд Хартвуд вошел в спальню, следом за ним шел слуга с подносом, на котором стояли графин с бренди, бокалы и блюдо с легкой закуской. Поставив поднос на столик, слуга поклонился и молча вышел.

Лорд Лайтнинг и она остались наедине.

Вместо щегольского наряда, застегнутого на все пуговицы едва ли не до подбородка, теперь на нем была одна, лишь рубашка, причем верхние две-три пуговицы были расстегнуты, и короткие бриджи, обтягивающие его длинные и мускулистые ноги. Сапоги он тоже снял, переобувшись в мягкие домашние туфли. Он почти бесшумно пошел к Элизе.

Отблески свечей переливались золотыми искрами в его светлых волосах. Благодаря высокому росту — Элиза только теперь увидела это он служил наглядным воплощением уверенности и силы, причем очень притягательной силы. Элизу словно маленькую планету увлекло и захватило притяжение мощного и яркого светила. Она понимала, что ей надо сопротивляться, чтобы не упасть, но приближавшееся светило было слишком великолепно. Ей следовало быть в ужасе, находясь наедине с известным на весь Лондон повесой, и где, в его спальне, но вместо ужаса она испытывала одно лишь восхищение.

Однако времени для этого оставалось очень мало. Хартвуд, в свою очередь, тоже внимательно оглядывал ее. Его красивые карие глаза загадочно поблескивали, однако по их выражению трудно было догадаться, о чем он думает. Когда его взгляд задержался на альманахе и листах бумаги, разложенных на постели, по его губам проскользнула усмешка.

— Итак, даже ложась в постель, вы берете с собой ваши книги?

Стремясь как можно быстрее выйти из глупого положения, Элиза принялась торопливо собирать разложенные на постели бумаги и складывать их в сумку, но от волнения уронила один из листов на пол. Она было нагнулась но Хартвуд, первым поднял его. Посмотрев на него, он улыбнулся и отдал бумагу хозяйке.

— Что же говорят вам звезды, моя маленькая прорицательница? Удастся ли вам вырваться из замка Синей Бороды или нет?

Хартвуд грациозно оперся рукой о столбик кровати, и клубки мышц заходили и заиграли на его плече и обнаженной груди.

Инстинктивно Элиза отпрянула чуть назад.

— Не знаю. Вы прервали мои размышления, прежде чем я успела прийти к каким-нибудь выводам, — ответила она, хотя ее голос слегка дрожал от волнения.

— А что именно вы хотели выяснить? Ведь я у вас как на ладони, вы читаете мои мысли словно открытую книгу.

Элиза пропустила мимо ушей колкость в свой адрес.

— У вас очень сложный характер, милорд. В вашем гороскопе есть противоречивые точки напряженности. Оставшись наедине, я решила кое-что еще раз проверить. Если вы предоставите мне две-три минуты, я смогу закончить свои вычисления.

Несмотря на желание завершить все как можно быстрее, Хартвуд отдал должное ее выдержке и самообладанию. Появившись перед ней в домашней одежде, он сразу заметил признаки страха и тревоги на ее лице. Однако в ее зеленых глазах просматривалась странная решительность. Ничего подобного до сих пор он не видел в лицах тех дам, которых приводил к себе в дом. С некоторым запозданием и растерянностью он понял, что скорее всего подобная реакция вызвана ее полной невинностью.

— Продолжайте свои вычисления, — неожиданно сказал Хартвуд и сам удивился своему ответу. Он прошел в угол спальни и уселся в большое кресло.

Щеки у Элизы раскраснелись, пальцы дрожали. Однако она совладала с волнением, взяла один из астрологических альманахов и, быстро пролистав, нашла нужное место. Затем она пристально взглянула на гороскоп и с нахмуренным видом принялась что-то сверять. Хартвуда забавляло данное представление.

Увлеченная своим занятием, она забыла о страхе и смущении, ее лицо приобрело удивительно мягкое очарование, и вообще ее поведение заметно отличалось от поведения женщин, с которыми Хартвуд сближался. Он вспомнил, что должно последовать вскоре, и его настроение сразу ухудшилось. Оставшись с ней наедине в спальне, он чувствовал странную нелепость предстоящего сближения, такого с ним никогда не было раньше. Глядя на нее, он все больше проникался мыслью, что такую непосредственность и невинность следует сохранить нетронутыми, пусть первые обманчиво сладкие плоды любви с ней вкусит более достойный и честный мужчина, а не сын проклятого Черного Невилла, унаследовавший холодную и жестокую натуру отца.