Рыцарь мертвого императора (СИ)

   - В чем же твой грех, сын мой?

   - Я... уступил желанию плоти.

   - Ты был с женщиной?

   - Нет, отче.

   Отец Гийом помолчал, словно ожидая продолжения, но Жан ничего больше не сказал.

   - Плоть соблазняет всех нас, сын мой. Ее искушение велико, и немногие в силах противостоять ему. Господь прощает этот грех, ибо человек слаб и греховен по природе своей. Ты должен молиться сегодня до вечера здесь, в соборе, а затем искупить грех добрым делом... Я слышал, ты хорошо заботишься о раненом монсеньоре Бодуэне. Пусть это будет твоей епитимьей. Ты хочешь покаяться еще в чем-то?

   Жан заколебался. Его переполняла непонятная радость, мир казался необычайно прекрасным, чистым и огромным, и кровь закипала при одной мысли о предстоящей встрече с человеком, ставшим для него вдруг самым важным в жизни. Он мог бы сказать отцу Гийому, что готов кричать от счастья, от недостойного пьянящего восторга, который зовется любовью. Что, интересно, вообразил себе старый монах, когда говорил о грехе плоти? Разве может быть греховно такое чувство?

   - Нет, отче, мне не в чем больше каяться.

   - Я рад это слышать, дитя мое. Молись, и твои прегрешения будут прощены. Благослови тебя Бог.

   После этого Жан долго стоял на коленях у распятия, вглядываясь в суровое лицо Спасителя - изможденное лицо с горестно воздетыми бровями и плотно сжатыми губами. "Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое..." - шептал Жан, впиваясь ногтями в ладони. Он вновь и вновь повторял молитву, пока не утратил смысл произносимых слов, ритм которых все глубже погружал его в собственные мысли. Он думал о графе, о его сильных и таких нежных руках, о тепле его могучего стройного тела, о его удивительных сапфировых глазах.

  "...Да будет воля Твоя на земле, как на небе...".

  Бодуэн, моя любовь, моя жизнь, как я хочу снова увидеть тебя, коснуться твоей руки, поцеловать твои губы...

  "...И прости нам грехи наши, как мы прощаем должникам нашим..."

  Как ты там сейчас? С тобой Анри и твои бароны, каждый из которых, вероятно, немногим менее знатен, чем король, и ты приказываешь им, а они слушаются тебя... Они пойдут за тобой в битву, как твои вассалы, не потому что действительно тебя любят, а ради золота, которое ты им даешь и обещаешь. Если бы ты только взял меня с собой, я умер бы за тебя, только из любви к тебе, мой прекрасный господин...

  "Аминь".

  Он молился долго, пока не замерз, и все тело не заболело, но в его душу так и не снизошел смиренный покой, как обыкновенно бывало после молитвы. Измученный, он отправился в трапезную и позволил себе постный суп с морковью и печеного окуня. Есть совершенно не хотелось. После обеда он разыскал сира де Режинака, чтобы поговорить с ним. Тот сидел на заднем дворе прямо на земле и полировал меч куском грубой кожи.

  - Что ты хочешь знать, юноша? - спросил рыцарь, когда Жан сказал, что собирается узнать побольше о рыцарях-госпитальерах.

  - Это правда, что рыцарем ордена может стать любой дворянин? - спросил юноша, присев возле него на корточки.

  - Тот, кто имеет призвание. Мы не можем иметь семью и заводить детей, не должны владеть имуществом и обязаны служить святой церкви.

  - Но вы можете жить в миру?

  Де Режинак усмехнулся.

  - Как мы будем жить в миру, не имея мирского имущества?

  - Я думаю, если бы вы присоединились к войску баронов... - начал Жан, подняв брови, но рыцарь снова рассмеялся.

  - Тебе захотелось приключений, сынок? Война не место для романтичных юнцов вроде тебя. Особенно эта война.

  - Ты хочешь сказать...

  - Я хочу сказать, что не поведу свой отряд за армией графа Бодуэна Фландрского и его баронов, вот так-то. Мне не по душе, когда христиане убивают христиан.

  - Я слышал, что греки - схизматики, они не признают Папу и не чтят римский закон...

  - Это не мешает им быть христианами, - пожал плечами сир де Режинак. - Думаешь, я не понимаю, зачем армия французов и венецианцев рвется в Константинополь? Уж не затем, чтобы установить там мир и истинную веру. Им нужно золото, сынок, потому что этот город известен своими богатствами и чудесами.

  - Я хочу стать рыцарем. - Щеки Жана вспыхнули. - Мне не нужны богатства, я просто хочу быть сильным и храбрым, совершать подвиги и побывать в настоящем сражении.

  - А ты умеешь обращаться с оружием?

  - С кинжалами немного. - Жан покраснел еще больше. - Копье могу удержать...

  Сир де Режинак покачал седоватой головой и строго посмотрел на юношу.

  - Я могу взять тебя в отряд, но тебе придется долго учиться, прежде чем ты созреешь для битвы. Что же касается твоего желания отправиться с баронами в Константинополь, я его не одобряю, и моего согласия ты не получишь.

  - Простите меня, - сказал Жан, вставая. - Я госпитальер, а не убийца.

  Рыцарь внимательно посмотрел на него, затем кивнул.

  - Ты славный парень. Не знаю, что на тебя накатило, но поверь мне, здесь тебе будет спокойнее, чем где-нибудь еще. Послушайся моего совета, отправляйся-ка к себе, отдохни до вечерни. У тебя нездоровый вид, вон как глаза блестят. Я буду учить тебя боевым приемам, если захочешь, а пока ступай и занимайся тем, к чему привык.

  Жан едва дождался окончания службы. Ворвавшись на кухню, он велел собрать ужин для графа Бодуэна в большую корзину и попросил бутылку лучшего вина, чтобы подкрепить силы раненого. Он так спешил, что, выйдя во двор, едва не сбил с ног шедшего в трапезную Бенедикта.

  - Осторожнее, дурень, - проворчал тот, отступив на шаг и презрительно разглядывая Жана. - Нет, я погляжу, ты все-таки блаженный - тащишь своему графу ужин, будто на это нет послушников. Говорят, ему весь день покоя не давали знатные сеньоры, приехавшие вчера, так что корми его получше.

  - Обойдусь без твоих советов, - огрызнулся Жан.

  - Ты б ему еще девку нашел погорячее. - Бенедикт сделал рукой неприличный жест и глупо заржал. - Он бы враз на ноги поднялся...

  - Я непременно передам ему твой совет. - Жан оттер его с дороги плечом и зашагал прочь.

  - Ну ты чего? - обиженно буркнул Бенедикт ему в спину. - Я просто пошутил. Вот уж действительно дурачок...

  Жан тут же забыл о нем. Миновав лазарет, он, уже не сдерживая нетерпения, буквально взлетел по лестнице и ворвался в комнату графа.

  - Что...

  Бодуэн полулежал на постели, откинувшись спиной на подушку, и его ясные глаза устремились на юношу, едва он появился на пороге. У стола сидели граф Анри д"Эно, граф де Сен-Поль и еще один человек средних лет в одежде клирика. Двое рыцарей, одетых победнее, стояли рядом.

  - Господа, я устал, - объявил Бодуэн тоном, не допускающим возражений. - Можно без конца спорить о том, как лучше поступить, но боюсь, маркиз Монферратский и старик-венецианец не согласятся сопровождать нас, пока не получат денег... А теперь оставьте меня.

  Бароны удалились молча, и даже граф Анри, против обыкновения, не отпустил в адрес Жана очередного колкого замечания.

  Едва их шаги затихли внизу, Жан поставил на стол корзину и бросился к графу. С улыбкой коснувшись пальцами его щеки, Бодуэн подался ему навстречу и приник к его полуоткрытым губам долгим поцелуем.

  - Боже, как я скучал! - выдохнул он, пожирая юношу восторженным взглядом. - Где ты был?

  - А я-то думал, у тебя не было времени вспомнить обо мне, - упрекнул Жан. - В основном, я молился в соборе и прочитал "Отче наш", наверное, полторы сотни раз.

  Бодуэн рассмеялся и легонько толкнул его в плечо.

  - Такая набожность опасна для здоровья, - пошутил он.

  - Ничего, я привык. - Жан тоже засмеялся и вернул ему толчок. - Считай, я молился за нас обоих.

  Вернувшись к столу, он вытащил кусок запеченной с пряностями баранины, пироги, сыр, свежее масло, откупорил бутылку и плеснул в жестяной кубок немного вина. Граф молча наблюдал за ним.