Охотник за приданым

— Ты всегда думаешь только о деньгах, Прунелла, — обвинила ее сестра. — Бедный Паско ничуть не виноват в том, что имение его отца не приносит доходов, так же как имение Уинслоу.

— Я согласна, что он ничего не может поделать с этим, — ответила Прунелла, — но не обязательно быть таким расточительным. Ты должна сказать ему, Нанетт, чтобы он не посылал тебе больше цветов и писем с почтовым дилижансом.

— И не подумаю! — обиделась Нанетт. — Я считаю, что это мило с его стороны и очень-очень романтично.

И она глубоко вздохнула:

— Ах, Прунелла, мне так тоскливо.

Здесь совершенно нечего делать. Я целыми днями жду писем от Паско, — пожаловалась Нанетт. — Может, ты напишешь крестной, чтобы она пригласила меня к себе хотя бы ненадолго?

— Совершенно бесполезно ей писать: ведь ты хочешь поехать в Лондон только для того, чтобы встречаться там с мистером Лоуэсом. Твоя крестная уже писала мне, что она не одобряет его ухаживаний. Кроме того, она абсолютно убеждена, как, впрочем, и я, что он интересуется не тобой, а твоим приданым.

— Это неправда! — возмутилась Нанетт. — Это настоящая клевета! Паско говорит, что он любил бы меня, даже если бы у меня не было ни пенса, и я верю ему!

— Может быть, он и любил бы тебя, — настаивала Прунелла, — но он, конечно, не сделал бы тебе предложения.

— Откуда ты знаешь? Как ты можешь быть такой бессердечной, такой жестокой к Паско!

Нанетт вскочила со слезами на глазах. Она побежала к выходу, но у самой двери повернулась и сказала:

— Все дело в том, Прунелла, что ты никогда не нравилась ни одному мужчине и ничего не знаешь о любви. Ты умрешь старой девой и будешь горько жалеть о том, что потеряла! И дверь за Нанетт захлопнулась. Огорченная Прунелла подумала, что сделала серьезную ошибку, высказав то, что было у нее на сердце. Она понимала, что должна была вести себя более дипломатично. Нанетт бродила по дому со скучающим и несчастным видом и оживлялась, только когда приходили письма из Лондона, а поскольку в округе практически не было никаких развлечений, Прунелла не переставала ломать голову над тем, как отвлечь сестру от мыслей о Паско Лоуэсе. Она где-то прочитала, что лучшее средство от любви — другая любовь. Но где найти для Нанетт интересного молодого человека в таком изолированном от мира месте, как Мэнор? Здесь они могли рассчитывать только на приглашение на чай к местному священнику или на участие в благотворительном базаре. Граф абсолютно верно угадал, что дочери пострадали от скандального бегства матери.

Но на Нанетт это отразилось лишь в этом году. Пока она училась, у нее была гувернантка и ее посещали преподаватели из ближайшего городка, так как сэр Родерик считал, что его дочери должны получить хорошее образование, и не жалел на это средств. После смерти отца, понимая, что период траура будет очень тоскливым для юной жизнерадостной сестрички, Прунелла отправила ее в модное учебное заведение в Челтнеме. Поэтому, только вернувшись из Лондона, Нанетт столкнулась с одиночеством и однообразием жизни в Мэноре, и это оказалось невыносимым для нее. Прунелла смирилась с тишиной в доме, хотя порой ей не хватало голоса отца, зовущего ее, или суматохи, которая всегда поднималась во время визитов докторов. Тогда нужно было заботиться о покупке лекарств и тысяче других вещей, необходимых для больного, и в доме постоянно царили суета и волнение. А теперь дни стали похожи, как две капли воды, и проходили медленно и однообразно. И только возвращение графа в Уинслоу-холл внесло свежую струю в их тягучее течение.

Он не заехал вчера. «Конечно, продавая картины, а также, без сомнения, гобелены и серебро, он не имеет времени для светских визитов», — с горечью подумала Прунелла. Она спустилась вниз и встретила в столовой сестру. Нанетт растерянно посмотрела на нее, затем подбежала и горячо обняла, раскаиваясь во вчерашнем поведении:

— Прости меня! Прости, сестричка! Как я могла быть такой грубой! — говорила она сквозь слезы.

Прунелла прижалась щекой к нежной щеке сестры.

— Конечно, я тебя прощаю, — сказала она мягко, — да мне и нечего прощать. Мы с тобой всегда понимали друг друга.

—До сих пор.

Нанетт снова поцеловала Прунеллу и добавила:

— Милая Прунелла, ты должна мне помочь.

Я очень люблю Паско, и каждый день без него кажется мне вечностью.

— Это потому, что тебе нечем себя занять, — сказала Прунелла. — Я уже думала о том, чтобы написать одной из наших кузин в Бат. Там прекрасный театр, и ты немного развлечешься.

— Но я хочу поехать в Лондон! — нетерпеливо воскликнула Нанетт.

— Я не думаю, что мы можем просить твою крестную так часто принимать тебя, — спокойно сказала Прунелла. — Может быть, тебя пригласит кто-нибудь из твоих лондонских друзей? Она твердо решила, что Нанетт не должна ехать в Лондон и встречаться там с Паско Лоуэсом, но не хотела повторять вчерашнюю ошибку. «Нужно притвориться, что я согласна, и выиграть время, — подумала Прунелла, — может быть, Нанетт отвлечется и перестанет так хандрить».

— Не могу ничего придумать, но попробую, — сказала Нанетт.— Вряд ли кто из знакомых пригласит меня. Одни не захотят обременять себя дебютанткой, другие имеют своих дочерей и будут рассматривать меня как потенциальную соперницу.

Она заметила удивление Прунеллы и рассмеялась.

— Не будь такой наивной, сестричка! Я красавица, — по крайней мере, так считает Паско, — и к тому же я богата! На моем фоне остальные девушки проигрывают и у них остается немного шансов.

— А что ты скажешь о других джентльменах, которых ты встречала в Лондоне? — спросила Прунелла. — Твоя крестная писала, что двое из них могли бы сделать тебе предложение при небольшом поощрении с твоей стороны.

Нанетт презрительно рассмеялась.

— Если б ты их только видела! Один из них — баронет, старый и толстый, а другой — маркиз, которого в обществе прозвали «великосветским болваном» за его глупость. Разве я могла бы выйти замуж за кого-нибудь из них?

— Нет, конечно, — согласилась Прунелла.

—Когда придет пора выходить замуж, — сказала Нанетт мечтательно, — я хочу выйти по любви. И я уже люблю.

«Разговор всегда возвращается к той же теме», — подумала Прунелла, накладывая себе яичницу с беконом. Она твердо решила не противоречить Нанетт, чтобы неповторилась вчерашняя история, и, стоически выслушивая восторги сестры, описывающей красоту, ум и обаяние Паско Лоуэса, билась в поисках выхода. После завтрака Прунелла предложила:

— Мне кажется, что мы могли бы прогуляться верхом. Я заметила, что ты не выводила вчера из конюшни свою лошадь, а ведь это нужно делать регулярно.

— Хорошо, поедем, — согласилась Нанетт без особого энтузиазма.

Тут ей в голову пришла идея, и она оживилась:

— Давай поедем в парк?

Нанетт имела в виду парк в поместье Уинслоу, в котором они обычно катались верхом, потому что, во-первых, он был намного больше их собственного, а во-вторых, там была прекрасная ровная аллея, как нельзя лучше подходящая для галопа, на которой дедушка нынешнего графа тренировал скаковых лошадей. Прунелла очень любила скакать по этой аллее, там можно было разогнаться как следует и не бояться, что копыто коня попадет в кроличью нору, и она согласилась:

— Мы поедем на скаковую аллею.

Если граф так занят, распродавая свое имущество, он не узнает, что происходит в другой части поместья, да ему это и неважно.

Прунелле было так больно представлять себе, чем он сейчас занят в Холле. «Уж лучше прогуляться с Нанетт, чем сидеть дома, как вчера, и напрасно ждать его», — решила она. Через полчаса переодетые в костюмы для верховой езды девушки сели на лошадей и отправились на прогулку.

— Паско считает, что мне нужно купить себе лошадей в Таттерсоле, — доверчиво рассказывала Нанетт, — и мне кажется, что Стрекоза уже стареет и становится слишком медлительной для меня.

Прунелла понимала, что это всего лишь еще один предлог, чтобы поехать в Лондон, и ничего не ответила.