Всю ночь напролет

— Вы то и дело повторяете слово «святая», — продолжал расспросы Джек. — Что вы имеете в виду?

— Как я уже сказал, она недавно вернулась в свет якобы для того, чтобы сопровождать свою кузину. Однако Энн Уайлдер проводит большую часть времени, собирая средства в пользу благотворительного заведения, которое сама же и основала. Она назвала его Фондом помощи бывшим солдатам или чем-то в этом роде.

— Солдатам? И вы, конечно, тоже внесли туда свою лептy, — заметил Джек.

— Разумеется. Ее дело пользуется в обществе широкой поддержкой. Все жертвуют на ее фонд, если не хотят показаться ужасными скрягами. А ведь вы сами знаете, как много значит видимость для людей нашего круга.

Джек ничего не ответил. Вероятно, ему следует вычеркнуть имя Энн Уайлдер из списка подозреваемых. Вряд ли у обеспеченной вдовы, занимающейся ради забавы благотворительностью и имеющей столько богатых покровителей, есть причины лазить по ночам по крышам. Однако, напомнил он себе, той воровкой двигала не только жажда наживы.

— Будьте осторожны, Джек, — произнес между тем Джайлс. — Она еще может вас удивить. И не всегда приятным для вас образом.

— А при чем тут солдаты? — спросил Джек, все еще не в силах выбросить из своих мыслей вдову.

— О, солдаты, моряки, вообще люди в мундире… — отозвался Стрэнд таким тоном, словно ему наскучил этот разговор. — По-видимому, она считает себя в долгу перед подчиненными своего покойного мужа. Боюсь, из него вышел плохой капитан. Его корабль подбили в сражении. Почти весь экипаж погиб. Спастись удалось немногим. Энн Уайлдер взяла на себя заботу о тех, кто выжил, а также о ветеранах, которые уже не в состоянии вспомнить, кем они были до войны. Можно считать, мне крупно повезло, Джек, поскольку я-то еще об этом помню, — закончил Стрэнд с горечью. — А вам повезло еще больше, чем мне, потому что вас война ничуть не изменила.

— Пожалуй, вы правы, — ответил Джек. — А она не подумывает о том, чтобы снова выйти замуж?

— Нет. В ней не осталось ни малейшей доли кокетства. Полагаю, ее союз с Уайлдером и в самом деле был браком по любви. — На какой-то миг лицо лорда сделалось задумчивым, словно ему предложили головоломку, которую он не мог разгадать. — Мэтью Уайлдер был без ума от жены. Я помню, как настойчив он был в своих проявлениях чувств даже после нескольких лет их совместной жизни.

— А теперь убитая горем вдова нацепила берет и играет роль дракона, охраняющего Софию, — пробормотал Джек.

— Мне бы хотелось знать, — отозвался Стрэнд, — кто возьмет на себя роль дракона при ее особе? Монашка с глазами сводницы. — Он искоса посмотрел на Энн.

— А Малкольм Норт не станет возражать против нашего знакомства? — осведомился Джек.

— Гм? Ах да. Ради его же блага лучше этого не делать. В конце концов ты в гостях у Принни [7]. Кто рискнет навлечь на себя его гнев, пренебрегая тобой? Кроме того, Норты не имеют настоящего веса в обществе. У них ни денег, ни земельных владений. Просто у Норта хватило ума предвидеть падение Браммела [8], когда мы все еще были уверены в том, что его отношения с принцем наладятся. Наш Принни умеет доказывать подданным свою признательность.

Джек нахмурился. Если под маской воровки скрывалась София Норт или же Энн Уайлдер — хотя и то и другое казалось ему крайне маловероятным, — то они легко могли найти себе прибежище под крылышком у регента, а он сам окажется загнанным в угол, что, само собой разумеется, его никак не устраивало.

— Не окажете ли мне любезность? — обратился Джек к Стрэнду, указывая жестом на семейство Нортов.

Глава 4

Энн окинула взглядом группу гостей у подножия лестницы. Она была почти уверена в том, что заметила среди них Джека Сьюарда, и ее сердце встревоженно забилось. Вот уже в третий раз за неделю он попадается ей на глаза на одном из светских приемов, которые ей приходилось посещать вместе с Софией.

Может быть, она ошибалась. Может быть, ее повышенное внимание к этому суровому на вид офицеру заставляло видеть его повсюду. Энн потихоньку прикусила губу, надеясь, что легкая боль приведет ее в чувство. Однако и на сей раз это не помогло, как не помогало в течение последних двух недель.

Она просто не могла забыть его поцелуй.

Даже воспоминания о том миге было достаточно для того, чтобы… взволновать ее, как ни горько ей было в том признаться. И она знала почему — так по крайней мере ей казалось. Он разбудил в ней грубые, низменные инстинкты, соблазнил возможностью чисто плотского наслаждения. Его поцелуй не означал «Я люблю тебя, Энн», или «Я обожаю тебя, Энн», или «Ты любишь меня, Энн?», а только «Я хочу тебя». То, что произошло между ними, затрагивало лишь ее тело, и ничего более. А между тем ей как будто и не требовалось ничего другого. Вероятно, животная похоть — это все, на что она способна. Ей должно быть стыдно за себя.

Однако Энн уже успела устать от постоянного стыда, мучимая сознанием того, что если бы она любила Мэтью, любила по-настоящему, отвечая в полной мере взаимностью на его чистое и возвышенное чувство, то ее муж и теперь был бы жив. Он бы не вызвался тогда отправиться с заданием на передний край, обрекая на гибель не только себя, но и весь экипаж своего корабля.

— Боже праведный, Энн! — неожиданно воскликнула София.

Энн с облегчением осмотрелась вокруг, надеясь хоть чем-нибудь себя отвлечь от мыслей о Сьюарде.

— Ты только взгляни на браслет леди Понс-Бартон. Что за ослепительная безвкусица! — воскликнула София, покосившись в ее сторону. — Как ты думаешь, камни настоящие?

О да, без сомнения, они были настоящими. Отец Энн научил ее даже на расстоянии отличать подлинные драгоценности от дешевых подделок.

— Я потребую себе точно такой же, когда выйду замуж, — заявила София и добавила благоговейным тоном: — Должно быть, он стоит целое состояние!

— Втрое больше, — пробормотала в ответ Энн. «Достаточно, чтобы прокормить по меньшей мере дюжину семей в течение нескольких лет», — подумала она, и ее мысленному взору уже в который раз представилась глубокая пропасть, отделявшая этих людей от тех несчастных, которые искали себе прибежища на ночь под крышей ее Фонда помощи бывшим солдатам. Гнев, охвативший ее, принес с собой новый прилив беспокойства.

Энн отнюдь не намеревалась стать воровкой, когда прибыла в Лондон в качестве компаньонки Софии. Навыки, которые привил ей отец еще в детстве, были для нее не более чем ребяческой забавой, способом проводить время, пока ее мать находилась в отъезде, навещая своих чванливых родственников. Все то, что поведал ей родитель о Слепом Томе, Чудачке Мэри и Князе лондонских воров, оставалось для нее всего лишь рассказами, и она даже не предполагала, что в них содержалась доля правды, пока случайно не наткнулась на отцовский дневник. Спрошенный напрямик, мистер Триббл взял с дочери слово сохранить тайну и затем признался ей в том, что именно он был когда-то Князем лондонских воров. Это открытие ее поразило, ужаснуло и… да, пожалуй, привело в трепет. Она умоляла отца рассказать ей еще что-нибудь, открыть новые тайны своего ремесла. До чего же занятно было вдруг узнать, что твой родной отец пользовался в свое время громкой славой в преступном мире!

Триббл, которому, по-видимому, успела прискучить жизнь простого деревенского сквайра, с радостью согласился. Он обучил Энн всему, что умел сам. Это было их секретом, своего рода тайным сговором между отцом и дочерью. Она никогда не думала, что его уроки могут ей пригодиться, пока…

— По-твоему, я не права? — резким тоном произнесла София, обращаясь к ней.

Энн обернулась. Молодая кузина ее покойного мужа уставилась на нее с нескрываемым раздражением.

— Прошу прощения? — отозвалась Энн.

— Я сказала, что ты достаточно богата для того, чтобы приобрести на каждую руку по браслету вроде того, что ceйчас на леди Понс-Бартон. Хотя одному Богу известно, зачем тебе покупать драгоценности, когда ты даже не можешь обзавестись приличным платьем. — София бросила презрительный взгляд на одеяние Энн и отвернулась, давая понять, что разговор ее утомил.