Дочь моего врага

Артур старался сосредоточить внимание на несовершенствах Анны. Но увы, не мог обнаружить никакого изъяна в ее внешности.

Артур взял кубок и сделал большой глоток эля, внезапно ощутив потребность выпить.

Он мог бы наблюдать за Анной часами, но заставил себя отвести от нее взгляд, сознавая, что играет с огнем. Он чертовски не хотел, чтобы она заметила, что он глазеет на нее. Ведь он понимал, кто она, и его рассердило то, что он подпал под чары этой девчонки. Его должно было оттолкнуть одно ее имя. Господи помилуй! Ведь она дочь Лорна!

Но когда чуть раньше она случайно оказалась в его объятиях, он почувствовал отнюдь не отвращение. Он почувствовал нечто совсем другое: возбуждение, жар во всем теле. Ему захотелось сжать ее в объятиях, почувствовать полноту ее груди, округлость бедер. Но сила такой реакции на нее его испугала, и он довольно грубо оттолкнул ее.

Но как бы Артура ни раздражало желание, он был способен с ним совладать. Это было ничто в сравнении с опасностью, которую представлял ее интерес к нему.

Он слишком давно занимался своим делом, чтобы понять, что единственное, что он должен был принимать в расчет, чтобы выполнить свою миссию, — это то, что что-то может пойти не так. Однако отбиваться от нежелательного внимания красивой девушки ему никогда не приходилось.

Артур покачал головой. Что, черт возьми, с ним твориться? Анна Макдугалл была последней женщиной на свете, которая должна была бы занимать его мысли. Несколько кратких слов, которыми они обменялись, были ничто по равнению с тем, ради чего он здесь находился. Ее мир должен был быть разрушен.

Но едва ли это предвещали ликующие улыбки на лицах собравшихся здесь людей. Неужели им не было известно, что удача переменчива, что в ней бывают приливы и отливы? Что самые могущественные союзники, Комины и Англия, покинули их, а Брюс начнет наступление, как только истечет срок перемирия?

Черт возьми! Даже брат вел себя так, словно у него не было никаких забот на свете: и он сам, и его люди смеялись и шутили также громко, как и остальные гости. Возможно, они были даже громогласнее.

— Вам не нравится эль, сэр Артур?

Он обернулся и увидел на скамье рядом с собой оруженосца Дугалда.

— Вполне сносный, — ответил Артур, скорчив недовольную гримасу. — В отличие от моего братца.

Юноша ответил улыбкой. Он подался ближе к Артуру и понизил голос:

—Я не мог не заметить леди, сэр.

Артуру не требовалось оборачиваться, чтобы понять, о ком речь.

— Она все время смотрит на вас. Не пригласите ли ее танцевать?

К несчастью, он не слишком понизил голос или брат Артура был не настолько пьян, как он полагал. Дугалд перебил оруженосца:

— Не теряй времени, Нед. Мой братец скорее станет танцевать с мечом, чем с молодой, незамужней леди.

Воины, сидевшие по соседству, рассмеялись его грубой солдатской шутке.

Дугалд оглядел зал. Артур догадался, кого брат ищет взглядом. Его внимание приковала к себе леди Мэри Макдугалл. Как и он сам, Дугалд заинтересовался дочерью врага.

— Черт возьми, до чего обидно, — проворчал он.

Артур кивнул:

— Да, братец, верно.

Дочери Джона Лорна были не для них.

Глава 4

В Анне было гораздо больше недостатков, чем она полагала. После сегодняшнего дня она могла бы добавить к своим грехам высокомерие и тщеславие, а список ее несовершенств уже включал хорошо известное упорство (ведь именно она грозила, хоть и делала это самым нежным образом, привязать отца к кровати, если он попытается встать), а также излишнюю прямоту и откровенность (предполагалось, что женщины не должны иметь собственного мнения, тем более выражать его вслух), но в этом случае вину нельзя было целиком и полностью приписывать ей. Именно отец грешил тем, что ободрял ее и потворствовал ей в этом отношении. К тому же ей была свойственна весьма неженственная склонность повторять любимые ругательства отца и братьев, что она вовсе не считала грехом.

Теперь же оказалась, что ей еще свойственно противоестественное желание нравиться.

Конечно, было верхом высокомерия считать, что ее должны любить все. Но ведь обычно так и бывало. Ее не должно было беспокоить, что молодой рыцарь ни разу не взглянул на нее. Ни разу. За весь вечер. И все же ей это было не безразлично. Особенно когда до нее дошло, что она-то не сводит с него глаз.

Что бы она ни делала: смеялась до колик, танцевала до упаду, ела и пила, — оказывалось, что взгляд ее блуждает по залу с притворным безразличием, высматривая красивого темноволосого рыцаря, который не мог бы яснее показать, чем делал это, что она его не интересует.

Анна помрачнела. Почему она ему не нравится?

Она вела себя дружески, улыбалась и пыталась завязать беседу. На ее лице не было бородавок, зубы, были белые и здоровые. На самом деле ей много раз говорили прежде, и не только мужчины, принадлежавшие к ее семье, что хотя она и не была так красива, как Мэри (а кто был так красив?), на нее было приятно смотреть.

Значит, она так низко пала, что ее поразило тщеславие? Возможно, виной тому была застарелая вражда между Кемпбеллами и Макдугаллами? В то время, когда она началась, Анна была ребенком и очень мало знала об этом. Однако она всегда могла спросить у отца. Хотя чего ради было приходить в такой раж и так отчаянно пытаться выяснить, почему этот рыцарь ею не интересуется?

Анна оперлась о каменный подоконник и вдохнула свежий воздух. Взгляд ее все еще блуждал по залу. В нем было невыносимо душно не от торфа, горящего в камине, а от живой энергии танцующих гостей. Насколько можно было судить по их улыбкам и смеху, праздник удался на славу.

Но ее улыбка увяла. Из-за этого человека.

«Не смотри на него…»

Однако она все равно продолжала смотреть.

В отличие от других мужчин сэр Артур не отдавал должного еде и питью Макдугалла. Он очень редко прикасался к стоявшей перед ним бутыли с вином.

Сидя спиной к стене и с ничего не выражающим лицом, Артур предоставлял возможность смотреть на себя всем присутствующим в зале. Анна гадала, сознает ли он это и не намеренно ли выбрал такое место. Хотя казалось, он чувствует себя совершенно свободно, время от времени улыбаясь собеседникам. И все же Анна ощущала в нем какую-то настороженность. Будто он постоянно оценивал присутствующих и был начеку.

Но эта его настороженность была настолько малозаметной, что сначала и она ее не почувствовала. И все же это чувствовалось в напряженности его взгляда и неподвижности позы.

Хотя он сидел с группой воинов, в том числе рядом с двумя своими братьями, с которыми был в этом зале в первый день, казалось, он больше наблюдает и слушает, чем принимает активное участие в разговоре. Он казался отрешенным, отдаленным от всех. Будто был сам по себе. И Анну что-то беспокоило в этой его отрешенности.

Она не любила, когда кто-то оставался без внимания. Может быть, ей следовало бы…

Но прежде чем она успела додумать эту мысль до конца, к ней приблизились сзади, заставили встать с места, подняли на руки и закружили.

— Ни с кем не танцуешь, постреленок? — поддразнивал Анну ее брат Алан. — Не приказать ли мне одному из моих людей, чтобы он пригласил тебя?

Анна рассмеялась.

— Не смей этого делать, Алан! Я сама выбираю партнеров. — Она попыталась оттолкнуть его мощную руку, попыталась вырваться из медвежьих объятий. — Пусти меня, ты, увалень!

Брат поставил ее на пол и повернул лицом к себе.

— Я увалень? Когда ты научишься проявлять уважение к старшим, малышка?

— Разве я сказала «увалень»? — Анна с невинным видом захлопала глазами, — Я хотела сказать «сэр увалень».

Алан хмыкнул, и в уголках его глаз, таких же синих, как у нее, образовались морщинки.

Сердце Анны переполнила радость при виде его улыбки. Впервые она увидела брата таким счастливым после того, как год назад умерла родами его жена, дав жизнь их третьему ребенку.

Хотя Алан был всего на десять лет старше ее, последние месяцы его состарили. И все же он еще оставался красивым мужчиной. Особенно когда улыбался, что нечасто случалось с наследником Лорна и Аргайлла.