Лесной рыцарь (Бушующий эдем)

Пять из семи лет, которые Элиз провела в Луизиане, она прожила, не вступая в связь с мужчиной. Со временем ее отвращение к физической стороне любви только усилилось. Теперь это чувство было сопряжено у нее с ужасом и бессильной злобой.

Когда Элиз впервые увидела Рено Шевалье, она поняла, что он совсем не такой, как Винсент Лаффонт. Было очевидно, что Шевалье мужественный человек, не чуждый глубоких страстей, которые он, однако, великолепно скрывал. Такого, как он, нелегко ввергнуть в смятение и победить. Он не будет сотрясать воздух почем зря, но решительно и без колебаний постарается подчинить ее себе. Элиз не придавала значения тому, что он был полукровкой, но понимала: для нее он опасен вдвойне, так как благодаря индейскому происхождению умеет отлично скрывать свои чувства.

Для того чтобы воспользоваться слабостью мужчины, нужно сначала ее обнаружить. У Рено же, по наблюдению Элиз, слабостей не было. Именно это пугало Элиз больше всего. Она испытывала непонятный страх перед неуязвимостью этого сильного и волевого мужчины, проявившего к ней интерес как к женщине. Возможно, страх этот был вызван тем, что в его жилах текла дикая и горячая кровь индейца. Но скорее всего, она боялась Рено просто потому, что он был мужчиной…

Глава 3

Темнело. Ранние ноябрьские сумерки постепенно переходили в ночь. Люди, сидящие под магнолией, испытывали жажду и голод. Они были озлоблены друг на друга и измотаны до последней степени. Все молчали. Элиз, доведенная едва ли не до безумия потоком гневных и настоятельных требований и бесконечных увещеваний выручить их из беды, отошла в сторону и сидела одна, прислонившись спиной к стволу магнолии и обхватив колени руками. Мадам Дусе, которую под страхом смерти заставили наконец замолчать, сидела, уставясь неподвижным взглядом в пустоту, и то и дело оправляла свое платье. Генри, изможденный впечатлениями дня, заснул, вздрагивая во сне. Сан-Амант сидел, растирая больную ногу, а Паскаль, прохаживаясь взад и вперед, делал вид, что стоит на карауле.

Никто из них, включая Паскаля, не заметил, как из темноты внезапно выступил Рено. Выругавшись, Паскаль отступил назад.

— Где тебя черти носили? — проворчал он, придя в себя от замешательства.

Рено ничего не ответил, заметив только, что им пора двигаться в путь.

— Я задал тебе вопрос! — нахмурился торговец и выставил вперед ружье, направляя его прямо на Рено.

Рено помолчал, потом посмотрел на него сверху вниз и ответил спокойно и неторопливо:

— Послушайте меня внимательно. Я вам ничем не обязан. Я также не обязан давать вам какие бы то ни было объяснения. Мне безразлично, умрете вы или будете жить. Однако я решил вывести вас с земли моих братьев начезов, помня о своем отце и надеясь на благосклонность женщины, которая находится с вами. Но запомните: в пути вы должны будете беспрекословно слушаться меня во всем, так как от этого может зависеть ваша жизнь. Если вы попытаетесь диктовать свои законы, я не возьму вас с собой, поскольку вы можете представлять угрозу для других. Обещаю, что сделаю это. Слушайтесь меня — и вы будете в безопасности. Это я могу вам обещать. А сейчас, если вы надумали идти со мной, нам нужно двигаться в путь. Я предлагаю вам свои услуги в последний раз.

— Но ты не спросил, согласна ли мадам Лаффонт на твои условия!

— Ведь она все еще здесь, значит, согласна.

Элиз встретилась глазами со взглядом серых глаз Рено, обращенных на нее, и не смогла отвести своих. У нее было такое чувство, что он знал, как близка она была к тому, чтобы убежать. Не раз она боролась с желанием скрыться в лесу и пробраться к реке, надеясь найти там лодку, которая унесет ее вниз по течению, прочь с земли начезов. То, что она до сих пор не сделала этого, объяснялось не столько страхом перед ним, сколько уверенностью, что она погибнет. Элиз не хотела умирать, хотя и считала: то, что ей предложил Рено, вряд ли было лучше смерти.

Рено протянул Элиз руку, чтобы помочь ей подняться. Она хотела уклониться и встать сама, но вместо этого стала разглядывать его одежду. Он был одет по-походному, в расшитые бусами краги и теплый короткий плащ из мягкой оленьей кожи. Корона из перьев исчезла, а волосы были заплетены в косичку, перетянутую кожаным ремнем. Элиз вдруг почувствовала странную скованность, словно он уже подчинил ее своей воле, а из головы все не шли слова, сказанные им Паскалю. Ей хотелось знать, были ли они обращены к ней.

Совершенно машинально Элиз подала ему руку. От этого прикосновения, в котором были тепло и сила, по телу ее пробежала дрожь, а на верхней губе выступили капельки пота. С дрожью и горечью в голосе она спросила:

— Могу ли я, по крайней мере, надеяться, что буду в безопасности?

— Да, как никто другой.

Рено хотел что-то добавить, успокоить ее, но Элиз отстранилась, повернувшись к нему спиной. Он стоял и смотрел на ее горделивую осанку и напряженные плечи, не зная, сердиться ему или печалиться оттого, что Элиз относится к нему с таким отвращением…

До реки они добирались не менее двух часов. Была темная безлунная ночь. Они шли медленно и осторожно, углубившись в лес и избегая дорог. Рено периодически уходил вперед, чтобы разведать обстановку, а затем, вернувшись, уверенно вел их через известняковые склоны и густые заросли диких пальм.

У реки они увидели лодку, которую Рено замаскировал, прикрыв ветвями. В ней оказалось множество узлов с провизией, и Элиз даже засомневалась, смогут ли все шестеро уместиться в ней. Когда под руководством Рено они все-таки кое-как втиснулись в нее, лодка сильно осела, погрузившись в воду. Рено оттолкнулся от берега, вскочил в нее и навалился на весло, задавая темп Сан-Аманту и Паскалю.

Генри и женщины сидели между гребущими мужчинами. Элиз оказалась как раз впереди Рено. Она наклонилась вперед, чтобы не мешать ему грести, но изредка оглядывалась на удаляющийся берег и удивлялась, с какой легкостью Рено управляет лодкой.

Холмы и утесы позади них были освещены огнями костров. Элиз подумала, что оставила там все, что имела, — землю, с которой ее связывали крепкие узы. Она не знала, что будет делать, когда они доберутся до форта Сан-Жан-Баптист, где она там остановится и как будет жить дальше, но не придавала этому большого значения. Сейчас важнее всего скрыться, стараясь не думать о той цене, которую ей придется заплатить за их побег…

На берегу раздался шум.

Внезапно с берега донесся гневный крик, затем последовал выстрел, и над ними пролетела пуля.

— Они нас увидели! — воскликнула Элиз.

Рено энергичнее налег на весло. Сан-Амант и Паскаль, ворча, старались не отстать. Раздался еще один выстрел, эхом отозвавшийся на противоположном берегу, поросшем лесами, до которого было еще далеко. Пуля просвистела мимо, а затем последовали все новые и новые выстрелы.

В темноте их лодка представляла собой трудноразличимую цель, поэтому пули не задевали их, пролетая мимо, хотя вода вокруг пенилась и дымилась. У индейцев были выдолбленные из бревен каноэ, которые французы называли пирогами, но они обычно стояли на привязи у ручья Святой Екатерины. Добираться туда было далеко, и поэтому индейцы, стоя на берегу, вынуждены были стрелять в пустоту, испуская дикие вопли от досады и бессильной злобы.

Сидя впереди Рено, Элиз подумала, что его место на корме — самое опасное. Начезы не стали бы стрелять в брата их вождя. Но они не видели его в темноте ночи и не знали, что это Рено из рода Солнца. Рено мог окликнуть братьев-индейцев и выдать французов за своих пленных; в этом случае он только закрепил бы свои права на Элиз. Но Рено не сделал этого, и то усердие, с каким он налегал на весло, отплывая подальше от берега, служило доказательством, что он свое обещание выполнит. Элиз оставалось выполнить свое…

Но ведь она не давала никаких клятв! У нее силой вырвали согласие, поэтому она не чувствовала себя связанной каким-либо обязательством и была готова нарушить его, если ей представится случай. Она имела на это полное право.