Свет первой любви

– И если правда то, что вы были опечалены отчуждением между нашими семьями, мисс Хейз, – сказал он, – то позвольте уверить вас, что все прощено.

Я не держу на вас зла. Вас с радостью примут здесь в любое время – вместе с леди Хейз либо с сэром Эдвином.

Майра повзрослела, подумал Кеннет. Она не взорвалась, хотя и было заметно, что терпение ее вот-вот лопнет. Майра посмотрела ему прямо в глаза – вряд ли, подумал Кеннет, ее нареченный заметил язвительность этого взгляда-и сдержанно проговорила:

– Вы слишком добры, милорд. Вы меня прощаете? Я потрясена!

Как и ожидалось, сэр Эдвин не заметил ни гнева своей будущей супруги, ни ее сарказма. Он самодовольно ухмыльнулся и поклонился – сначала Майре, потом хозяину.

– Я также потрясен, – сказал он. – Потрясен вашим великодушием, сэр. Моя дорогая матушка всегда учила меня, милорд, как, я уверен, учила и вас ваша дорогая матушка, что смирение и гордость идут рука об руку, что проявить первое – не значит утратить второе.

– Разумеется, – ответил Кеннет. Он жестом велел лакею, принесшему поднос с чаем, поставить его перед Май-рой. – Мисс Хейз, вы нальете нам чаю?

Сэр Эдвин Бейли, очевидно, решил, что новообретенные дружеские отношения между семьями, жившими на протяжении нескольких поколений в отчуждении, являются достаточным поводом для того, чтобы продлить свой визит дольше получаса, требуемого хорошим тоном. Но спустя сорок минут, когда ее будущий супруг на мгновение умолк – он долго говорил о превосходном образовании, которое дал своим сестрам во многом за свой счет, – Майра поднялась. Поднялась поспешно и с непоколебимой решимостью.

Кеннет проводил их до дверей. Он смотрел, как Бейли помогает своей нареченной усесться в карету. Баронет настоял на том, чтобы укутать ее ноги пледом, потом уселся сам и укутал вторым пледом и собственные ноги. Он пребывает в убеждении, объяснил он графу, что большинство зимних простуд происходит от беспечных привычек при поездках в экипажах. В таких случаях излишняя предосторожность не помешает.

Придется, думал Кеннет, глядя, как карета выезжает со двора, отдавать им визит. А ведь он никогда не заходил в Пенвит-Мэнор. Будучи мальчишкой, Кеннет много раз прокрадывался в парк, как и Шон Хейз, который прокрадывался в парк Данбертона. Но ни один из них ни разу не вошел в дом приятеля. И вот Майра Хейз побывала в Данбертоне. Действительно, времена изменились.

Кеннет не был уверен в том, что ему хочется находиться с ней в тех отношениях, когда полагается обмениваться визитами. И он был абсолютно уверен, что ему не хочется заводить дружеские отношения с ее будущим мужем. Но, похоже, у него мет выбора, разве что уехать из Данбертона? А на это он вряд ли пойдет. За последние девять дней Кеннет кое-что понял. Понял, в каком направлении протекает его жизнь. Восемь лет он изворачивался и старался выжить во что бы то ни стало. Граф думал, что он, человек беспокойный, продав свой патент, будет и в дальнейшем искать приключений. Но оказалось, что у него есть только одно желание – вернуться домой.

Какая жалость, что дом его находится так близко от Пенвита и что Майра должна выйти замуж за хозяина Пенвита! И какая жалость, что прошлое все-таки умерло не до конца, не до конца прощено и забыто, какими бы словами ни обменялись они здесь за прошедший час.

Его матушка действительно пригласила друзей в Данбертон, друзей, у которых – что существенно – была дочь, юная мисс Джулиана Уишерт. В своем письме к нему матушка упомянула про эту особу. Мостит дорогу! Не таясь, взяла на себя роль свахи. Кеннет, однако, сам себе удивился – ведь не забил тревогу, когда понял все это. Более того: ему захотелось взглянуть па эту девушку. Он приехал в Данбертон совсем другим человеком. И понял, что хочет остаться здесь. А если он останется, нужно предпринимать и дальнейшие шаги. Возможно, ему действительно пора обзавестись женой.

Вернувшись в дом, Кеннет стал думать о Майре Хейз. Сегодня она выслушала предложение этого болвана и дала свое согласие. Майра станет замужней женщиной, а он, вероятно, вскоре станет женатым мужчиной. Они будут жить по соседству и обмениваться визитами. Оставалось только надеяться, что особой близости между их семьями не возникнет. Ну что ж, решил он, помрачнев, такова реальность, с которой придется считаться. И он свыкнется с этим. За восемь лет, проведенных в армии, Кеннет твердо усвоил одно – человек привыкает ко всему.

Что же до близости, то она, как известно, порождает если не презрение, то безразличие. Они станут безразличны друг другу и, наверное, забудут о неприязни, о семейной вражде.

Глава 4

Графиня Хэверфорд прибыла в Данбертон-Холл спустя несколько дней после того, как там побывал сэр Эдвин Бейли со своей невестой. С графиней приехали ее дочь, зять – виконт Энсли – и двое их малолетних детей. К концу следующего дня об этом знала вся округа. И, разумеется, в Данбертсще ожидали приезда остальных гостей.

Декабрь принес в этот тихий уголок Корнуолла волнения, которым не видно было конца. Потому что даже еще до прибытия графини распространилась поразительная новость; якобы сэр Эдвин Бейли из Пенвита заезжал к графу Хэвсрфорду – и его приняли, Ему и мисс Хейз даже предложили выпить чаю. И его сиятельство оказался первым, кому сообщили о помолвке сэра Эдвина и мисс Хейз.

– Все это очень, очень приятно, – сказала мисс Пигт, касаясь уголка глаза толстым неизящным носовым платком.

Действительно, приятно. Потому что теперь их дорогая мисс Хейз прекрасно устроилась, а длительная вражда между Данбсртоном и Пенвитом подошла к концу. Однако самое приятное заключалось в том, что теперь можно было свободно говорить на любые темы в присутствии дам из Пенвита.

И конечно, в присутствии сэра Эдвина. Он оказался весьма приятным собеседником. Именно сэр Эдвин первый упомянул, вернее, довольно долго распространялся о том, как он нанес визит его сиятельству и с каким достоинством просил прощения за давние прегрешения одного из Хейзов. Рассказал и о том, как великодушно его сиятельство даровал прощение и ему, новому баронету из Пенвита, и мисс Хейз, правнучке обидчика. После этих слов сэр Эдвин на мгновение умолк, чтобы деликатно откашляться. Смирение, пояснял сэр Эдвин, не противоречит гордости, но, скорее, дополняет ее. Его матушка в своей мудрости – разумеется, она происходит из семьи Грэфтонов из Хаглсбери, – так вот матушка учила его этому, еще когда он был совсем мальчишкой.

Миссис Финли-Ивенс похвалила сэра Эдвина за его мудрость и мужество. Мисс Питт поздравила мисс Хейз со счастливым окончанием многолетней вражды с семейством из Данбертона. Миссис Хэрриет Линкольн, ближайшая подруга Майры, похлопала ее по руке и тихо сказала;

– Бедняжка Майра… Тебе придется запастись терпением, милочка.

Мисс Хейз подумала, что вряд ли это замечание Хэрриет относится к примирению, достигнутому на днях в Дан-бертоне.

Между тем в округе все чаще заговаривали о предстоящем событии – рождественском бале в Данбертоне. Но хотя бал этот обсуждался бесконечно, в целом все сходились в одном: что бал состоится. Иначе как сможет его сиятельство развлечь тех, кто гостит у него в доме? И ведь в Данбертоне такая превосходная бальная зала… Миссис Тревеллас более всего занимал вопрос: будут ли на балу танцевать вальсы? Но все дамы отвергли подобное предположение самым решительным образом. В этом году на одном из собраний в Тамауте два вальса были включены в программу, и они произвели самое скандальное впечатление, в том числе и на его преподобие Финли-Ивенса. Мужчина танцует, как бы оставшись наедине с женщиной, – танцует, положив руку ей на талию; другой же рукой держит за руку, в то время как ее свободная рука лежит у него на плече! Такая интимность столь шокировала мисс Питт, что ее племянница сочла необходимым подкрепить силы мисс Питт с помощью винегрета миссис Финли-Ивенс. Сэр Эдвин Бейли знал только понаслышке, что такой танец существует, но и того, что он слышал, оказалось вполне достаточно, чтобы он принял решение: ему следует во что бы то ни стало уберечь матушку и сестер, а также – поклон в сторону Майры – свою нареченную от разлагающего влияния этого танца.