Гвиневера: Королева Летних Звезд

– Я оставалась в усадьбе после того, как морские волки уехали, – всхлипывала она, – днем укрываясь в обгоревшей конюшне, а по ночам добывая себе ягоды и коренья. Саксонцы не вернулись, но мне было некуда идти, и я бы умерла от голода, или замерзла зимой. Потом, поздней осенью, меня нашел странствующий монах и отвел в монастырь. Я пошла туда не за тем, чтобы принять постриг, госпожа, – торопливо добавила она, – а только для того, чтобы найти там прибежище. Моя мать учила меня чтить старых богов, а монахини приняли меня, не спрашивая, крещена ли я. Я не знаю, что бы я делала, если бы они меня не приняли, потому что на целом свете у меня не осталось близких.

Она замолчала, а я думала о том, каким одиноким должен чувствовать себя человек, если у него нет родственников. У одинокого мужчины не много возможностей выжить, когда в лесах полно зверей и разбойников, а многие города опустели. А женщине трудно вдвойне.

– Теперь мы будем твоей семьей, – заверила ее я.

Эттарда смотрела на меня, сияя благодарными глазами. Хотя я была всего на несколько лет старше ее, она явно видела во мне своего опекуна.

Когда мы подъезжали к Силчестеру, она обрушилась на меня с вопросами о людях, с которыми встречалась год назад на нашей свадьбе. Конечно, Винни, которая приехала со мной на юг в качестве моей компаньонки, по-прежнему с нами, так же, как и моя приемная сестра Бригит. Нет, Нимю и Мерлин отправились в Малую Британию на медовый месяц. Но Бедивер и Кэй, названные братья Артура, были вместе с ним в Уэльсе, усмиряя ирландских мятежников.

– А фея Моргана?

Я насупилась. Единоутробная сестра Артура и я не очень ладили, потому что я случайно встретила ее во время ее любовного свидания, и она впала в бешенство, называя меня христианской ханжой и утверждая, что я, конечно, распущу среди придворных слухи о ее любовных делах. Успокоить ее было невозможно никакими доводами, даже утверждением, что я тоже воспитана в традициях, по которым кельтским королевам позволялось иметь любовников, но это не должно было причинять вреда народу их страны. Моргана не могла успокоиться и вместе со своим любовником удалилась в свое святилище. Мне нужно было объяснять их отъезд, не открывая истинной его причины.

Я посмотрела на Эттарду и сказала как можно спокойнее:

– Думаю, что Владычица Озера занимается молодыми принцами, поэтому выехать на юг не может.

Может быть, компаньонка Игрейны знала о том, что Моргана злится на меня, но продолжать эту тему она не стала.

– А Моргауза? – Девушка внимательно смотрела на меня и закивала, когда я отрицательно покачала головой. – Если бы она жила поближе, она бы приехала повидаться с матерью. Мне всегда было непонятно, почему она не была на твоей свадьбе…

Этот вопрос остался без ответа, так как я пропустила его мимо ушей, не желая, чтобы кто-нибудь знал, как люто Артур ненавидит свою единоутробную сестру.

– Оркнеи далеко отсюда, – уклончиво ответила я.

– Но Гавейн еще с верховным королем? – в голосе Эттарды прозвучало нетерпение.

– Да, он станет героем летней компании, – усмехнулась я.

Принц Оркнейский, пресытившись роскошью, добровольно участвовал в походе в качестве воина. Его желание участвовать в битвах бросалось в глаза и вызывало зависть других мужчин. Барды воспели его в своих песнях.

– Как выглядит Силчестер? Он красив? Красивее, чем Сарум?

– Намного красивее, – заверила я. – Он становится богатым торговым городом, на улицах вырыты сточные канавы, а в больших домах проточная вода и подогретые полы.

Когда мы приехали во дворец, я отвела Эттарду к Винни, которая встретила ее очень приветливо.

Они сблизились еще прошлым летом, и поэтому я была уверена, что передаю ее в надежные руки.

Приближалась жатва, мужчины скоро должны были вернуться домой, и я возилась по хозяйству с раннего утра до позднего вечера. Нужно было собирать фрукты и овощи, складывать сено и готовить сыры. Работая вместе с землепашцами и слугами, я видела, как наполняются кладовые, и довольно вздыхала каждый вечер, прежде чем погрузиться в сон.

Лето было на исходе, и Бригит помогала обустраивать комнату для больных в маленькой христианской церкви – жене воина известно, что надутое бахвальство весной оборачивается искалеченными людьми, возвращающимися домой осенью. Каждый вечер я страстно молилась, чтобы в этот год с моим мужем ничего не случилось.

По моему приказу у стен замка поочередно дежурили дети слуг, чтобы не пропустить возвращения Артура, но известие мы получили не от них, а от Грифлета. Он нашел меня, когда я в очередной раз чинила изгородь вокруг капустных грядок, и я обернулась, услышав во дворе цоканье копыт его лошади. Лошадь была взмылена, а юноша весь в грязи и поту, но его улыбка растянулась до ушей, когда он спрыгнул на землю.

– Верховный король хочет сообщить, что он будет дома завтра к закату и что после всех этих месяцев, когда им приходилось добывать еду грабежами, он желает отведать домашней пищи.

– Он не ранен? – спросила я сына Ульфина.

– Ни единой царапины, госпожа, ни единой царапины!

Крича от радости, я обняла его, и мы закружились в яростном танце среди кур и детей, а остальные домочадцы сбежались посмотреть, из-за чего такое оживление.

– Но среди наших воинов много раненых, и некоторые ранены довольно серьезно, – сказал запыхавшийся Грифлет, когда мы остановились. Ирландцев выгнали из южного Уэльса раз и навсегда, а его светлость вернется страшно голодный.

– Эй, вы, – крикнула я мальчикам, немедленно придумав, что нужно приготовить. – Кто поймает убежавшего поросенка, получит дополнительную порцию сладкого. Принесите его кухарке.

К вечеру следующего дня участники похода пришли со стороны широкой римской дороги. Лучи солнца играли на наконечниках их копий, а лошади гордо шествовали под знаменем Красного Дракона.

Бригит и я стояли на крепостном валу, а у ворот собралась толпа народа, приветствуя победителей криками.

Даже издали Артур выглядел величественно: загоревший и румяный, он держался с достоинством и по-юношески решительно. Доехав до ворот, он устремил свой взор вверх. Его глаза были такие же, как у Игрейны – ясные и спокойные. Я подпрыгивала, размахивала шарфом, кричала вместе со всеми, и, увидев меня, он ухмыльнулся и прежде, чем проехать в ворота, сделал знак, подняв большой палец кверху. Я повернулась и побежала вниз по ступеням, пробежала по боковым улицам, где было много народа, и ворвалась в галерею базилики.

Толпа на площади становилась все плотнее, вход был забит пародом, и испуганный королевский жеребец остановился. Трубач протрубил несколько раз, прежде чем люди расступились, а я к тому времени уже пробралась через боковую дверь и ждала, когда можно будет приветствовать приехавших.

Толпа раздвинулась, и Артур шел ко мне. Остальные участники похода еле поспевали за ним, задерживаясь в давке, потому что люди по-прежнему прибывали на площадь. Было невозможно определить, кто вернулся, а кто не вернулся, но меня в тот момент волновал только мой муж, который приехал домой целый и невредимый и сиял от восторга.

Как королева и ответственная за встречу я собиралась произнести традиционные приветствия. Но какой-то услужливый оруженосец вышел вперед и взял под уздцы боевого коня Артура. Мой муж соскочил с седла и взбежал ко мне по ступенькам.

Не ожидая освященных веками слов, он обнял меня одной рукой за талию и повернулся, чтобы поприветствовать наших подданных, потом он поднял меня и крепко поцеловал, вызвав дикий восторг собравшихся.

– Разве это не больше похоже на радушный прием на родной земле? – крикнул он, перекрывая крики толпы.

Крепко прижавшись к нему, я откинула назад голову и смеялась вместе с ним, чувствуя себя такой счастливой, какой не была никогда в жизни.

И только после приветствий победителей народом, после ритуальной бани, в которой смывали дорожную грязь и промывали ссадины, я сказала Артуру о смерти Игрейны. Он отвернулся и стал смотреть в окно. Лицо его было бесстрастным, как сумеречное небо над верхушками деревьев. Его рука невольно потянулась к амулету, висевшему на шее, амулету, который передала ему Игрейна. Потом он вздохнул, повернулся и слегка улыбнулся мне.