Гвиневера. Дитя северной весны

Мы прошли сквозь толпу и направились к возвышению, где усаживался Артур со своими рыцарями.

– Рад, что ты смогла прийти, – просиял мой жених, указав на место на скамье рядом с собой, потом посмотрел на Бедивера: – Почему бы тебе не представить мальчишку? Ты лучше всех знаешь, на что он способен.

Бедивер кивнул и пошел искать Паломида, а Артур продолжил разговор с Гавейном, пока я рассматривала собравшихся.

Они являли собой пеструю картину: от разодетых щеголеватых вождей с юга до закутанных в пледы мужчин с высокогорий. В широком разнообразии были представлены шелковая парча, полотно, домотканые материи и старая кожа. Лошади их тоже были разными: приземистые кельтские лошадки с севера, большие широкие кони с Пеннин и изящные скакуны с гор Уэльса, с восточных конюшен Цезаря, какой была моя Быстроногая.

Среди нарядных воинов мелькали простолюдины, одетые в домотканое платье всех цветов, на некоторых были яркие шарфы или щегольские шапки. Молочница с хриплым голосом выставила перед собой круги сыра и вела бойкую торговлю. Старуха, седые волосы которой неряшливо выбились из пучка на макушке, пробивалась сквозь толпу с подносом, надоедливо расхваливая свои булки и хлеб, нарезанный ломтями. Двое мальчишек, которые сновали в толпе, предлагая луковицы, судя по всему, были из той же семьи, потому что их оборванный вид и ослепительные улыбки очень походили на старухины.

Бедивер и Паломид выехали в центр овальной площадки, и Бедивер поднял руку, прося тишины.

– Я представляю вам Паломида из Рибчестера, – выкрикнул приемный брат Артура; его голос раскатисто зазвучал в теплом весеннем воздухе. – Там, откуда он родом, лошадники пользуются особым видом сбруи, и это новшество, простое, но такое полезное, дает всаднику значительное преимущество. Посмотрите, что он может делать.

Паломид нервно оглядывал собравшихся, – было видно, что он очень волнуется. Молодой чужестранец, не привыкший к жизни при дворе, оказался в центре всеобщего внимания, и я подумала, не оказываем ли мы ему дурную услугу, так резко изменив его судьбу.

Он по всем правилам приветствовал Артура, и верховный король кивнул в ответ, но не прервал беседы с Гавейном. Поэтому я подняла руку и помахала шарфом, а когда он заметил меня, показала ему старый римский знак, подняв вверх большие пальцы, и широко улыбнулась.

Его лицо расплылось в ослепительной улыбке, он откинул голову назад и осмотрел толпу, напоминая орла, готового взлететь. По команде его лошадь пошла вскачь, а Паломид поднялся на стременах и добрую часть площадки проехал, стоя в полный рост. Толпа загудела. Люди с любопытством следили за ним, обсуждали его действия, а паренек развернул лошадь и возвратился назад, на этот раз низко свесившись на одну сторону седла, по-прежнему используя стремена в качестве опоры.

По толпе пробежал шумок, и даже Артур оторвался от разговора с Гавейном, чтобы посмотреть на представление. Мальчишка продолжал выполнять привычные приемы, и с каждым новым трюком толпа возбуждалась все больше, хлопая в знак одобрения, когда он проезжал мимо.

Потом на поле выехал Бедивер с двумя щитами и парой копий из Рибчестера. Подъехав к Паломиду, он передал ему щит и копье. Толпа стихла, когда два конника разъехались на противоположные стороны площадки и, развернув лошадей, понеслись навстречу. В первый раз всадники проехали мимо, не задев друг друга, их лошади шли по прямой и ни одна из них не шарахнулась, хотя расстояние между ними не превышало и фута. Это было проделано очень четко, и я заподозрила, что всадники втайне тренировались.

Когда каждый из них доехал до дальнего края, оба развернулись и поскакали навстречу друг другу галопом. Зрители с оживлением наблюдали, как противники взяли копья наперевес. Стук копыт был подобен грому, и, когда они встретились, раздался удар, от которого, казалось, затрещали кости. Каждый всадник принял удар на щит, но Паломид сохранил равновесие, а Бедивер, у которого стремян не было, отнюдь не изящно слетел через крестец своей лошади.

Толпа ахнула, увидев, как быстро он потерпел поражение, и среди зрителей на мгновение возникла напряженность, когда Паломид вернулся к центру овала и, освободив ноги от стремян, легко спрыгнул на землю около своего упавшего друга. Первый рыцарь Артура неловко встал, обнял мальчишку, похлопав его по спине, и усмехнулся, когда оба повернулись лицом к возвышению. Потрясенные зрители одобрительно заревели, а Паломид, отвесив глубокий поклон, вернулся к лошади и легко запрыгнул в седло.

Этот прыжок вызвал у зрителей удивление, и по просьбе Бедивера Паломид повторил его, а потом спешился без посторонней помощи.

Среди зрителей началось столпотворение. Громко и возбужденно обсуждая увиденное, все устремились к лошади Паломида рассматривать стремена, и Бедиверу пришлось приказать горнисту подать сигнал, чтобы Артур смог говорить.

– Мы уже переделали несколько седел, – объявил верховный король, явно довольный тем, как воспринято новшество. Я приглашаю каждого воина опробовать их. Переделать сбрую просто, но сначала надо убедиться, что вам это понравится.

Большинство воинов спешились, и все сразу пожелали испытать стремена. Гавейн коротко переговорил с Паломидом и первым попробовал их в деле.

– Если бы они приняли это, – сказал Артур, обращаясь как к себе, так и ко мне, – мы бы сохранили Британию для британцев!

Он повернулся, с ухмылкой посмотрел на меня и показал на рощу, где бродил Грифлет с собаками.

– Погуляем? – предложил он, беря меня за локоть и помогая сойти с возвышения.

– Конечно, – ответила я и, когда мы зашагали через луг, махнула рукой сыну Ульфина. Мальчишка прислонился к дереву, рассеянно ковыряя что-то кинжалом, и помахал в ответ.

– Как дела? – спросил Артур, кивая пареньку, присаживаясь на корточки и ероша шерсть на головах у щенков. Они виляли хвостами и наперегонки жались к нему.

– Лучше не бывает, – заявил Грифлет, разрезая луковицу, которую держал в руке. Подцепив кусок на кончик кинжала, он сунул его в рот и с довольным видом начал жевать. – Может быть, здесь не так красиво, как в Винчестере, но все равно место для гулянки отличное.

Артур засмеялся и встал на ноги, а щенки весело запрыгали и бешено закрутили хвостами. Мы забрали у Грифлета его подопечных и, распутав поводки, пошли через лес.

– Как прошла встреча с королевой-матерью? – спросил Артур, когда деревья остались позади.

– Прекрасно, – уверила его я, останавливаясь, чтобы подождать Кабаль, прижавшуюся к траве. – Она очень милая женщина. Жаль, что у вас не было возможности лучше узнать друг друга.

Артур сощурился на солнце и, казалось, определял направление ветра.

– Хмм, – промямлил он, явно уклоняясь от ответа.

Вот так это и было. Мы шли и шли, собаки продолжали все обнюхивать и везде оставлять свои отметины, разговор соскользнул на тонкий лед болезненной темы, и я зареклась соваться в семейные дела Пендрагонов, слишком сложные и непонятные для моего восприятия. Казалось, Артур отдалялся от меня, когда я касалась их.

– А как у тебя дела? – спросила я, беря его под руку и позволяя себе поддаться праздности, которой окутывал нас день.

Он усмехнулся, вздохнул и бросил на меня один из своих косых взглядов.

– Ну, если не считать того, что полстраны собралось у нашего порога, все остальное прекрасно. – Тут Артур засмеялся и посмотрел на меня: – Они думают, что свидетельствуют нам свое почтение, но сколько же из-за них хлопот!

Я засмеялась вместе с ним, оценив комизм положения. Мы спустили собак с поводков и нашли подходящее местечко для отдыха. Я села на траву, прислонившись спиной к пню, укрывшему меня от ветра, и наслаждаясь солнечным теплом. Артур растянулся рядом, потом повернулся, положил голову мне на живот и продолжил рассматривать небо.

Над нами величественно плыли белые, как жемчуг, сказочные облака, и я рассказывала ему о купеческом корабле, который застрял в песках Моркама, когда я была ребенком.