Ее крестовый поход

У него перехватило дыхание от ее душераздирающего крика, но он отстранил ее и позвал Абдула, который дожидался за дверью.

Затем, взяв свою трубку и спрятав ее в складки халата, он ушел прочь.

Много часов, как показалось Иден, проплакала она на кушетке Стефана, прежде чем Абдул осторожно дотронулся до ее плеча и сообщил, что эмир желает говорить с ней.

— Он обещает ради Стефана дать вам сопровождение, чтобы обеспечить безопасную дорогу куда вы пожелаете.

Совершенно разбитая и опустошенная, она тяжело поднялась и безвольно последовала за юношей.

Эмир был один в небольшой комнате, примыкавшей к залу. В глазах его уже не было прежнего блеска, его обращение было доброжелательным.

— Госпожа, вы испытали здесь ужасное горе, и мне жаль, что Стефан тому причиной. Теперь вы знаете, что должны уехать... но есть еще одно, что вам надо знать. Я не стану этого утаивать. Стефан не понимает, что уже слишком долго он злоупотребляет наркотиком. Опиум убивает его. Он умрет... очень скоро... не позже, чем через год.

Его спокойный тон был нестерпим. Иден поняла, что превращается в чудовище мщения — ногти ее стали когтями, чтобы выцарапать ему глаза. Она закричала:

— Вы один всему виной!

Его кровь брызнула ей на руки. Не переставая кричать, она рванулась за его кинжалом, но он перехватил ее руку своей железной хваткой, как и в прошлый раз, и покачал головой, мрачно улыбаясь.

— Нет-нет, госпожа. Вы не должны разлучать его со мной. Если вы сделаете это, он умрет еще быстрее, поверьте.

Он отпустил ее со вздохом, больше напоминавшим рычание, и она распростерлась у его ног, побежденная. Он больше не заговорил, и она услышала, как мягкими, кошачьими шагами он вышел из комнаты.

Ей ничего не оставалось, кроме как вновь отправиться в путь с отрядом вооруженных людей за спиной. Когда капитан поинтересовался, куда они направляются, она поначалу не знала, что ответить. Ее дорога так долго лежала в одном направлении — к этому ужасному месту, — что теперь она вряд ли могла определенно сказать, куда двигаться дальше.

Наконец она ответила:

— Мы едем в Яффу.

Ей следовало примириться с Беренгарией, прежде чем... Прежде чем? Отправиться домой в Хоукхест, сидеть перед очагом и глядеть на отблески пламени, как раньше, пока смерть не принесет ей избавление? Это невозможно вынести.

Проезжая по узкой мощеной тропе между скал, она подумала о Тристане. Хотя его любовь оставалась в ее сердце, ибо ничто, даже глубокая скорбь, не могла вытеснить ее оттуда, она не вспоминала о нем, пока оставалась в Куал'а Зайдун. Что же будет теперь с ними? — устало подумала она. Однажды она перестанет быть замужней женщиной... но смогут ли они принять свободу, добытую такой ценой? Она не могла даже задаваться этим вопросом, не в силах думать о будущем. Сердце ее было все еще переполнено болью утраты, и разум не оправился от потрясения.

Она не заговорила с сарацинским капитаном, снаряженным как для битвы, который тихо ехал рядом с ней. Обратив печальный взор на тропинку, которая вилась впереди, она пыталась через молитву вновь обрести путь к Богу.

Глава 16

МАСИЯФ

Возможно, характер задания был не по душе сопровождавшим Иден солдатам, сделав их медлительными и невнимательными. Как бы там ни было, они оказались совершенно не готовы к тому, что ждало их в окруженном высокими скалами ущелье, по которому они рассчитывали к вечеру спуститься с гор.

Какое-то время они проехали в должном порядке — попарно, вслед за Иден и предводителем отряда, и последние уже спускались вереницей на гостеприимную равнину, но в следующий момент двадцать всадников смешались в одну кучу, окруженные вдвое превосходившим их по количеству отрядом верховых и пеших, обрушившихся подобно лавине с гор и деревьев. Как ни храбро они отбивались, все случилось слишком внезапно. Вооруженные до зубов и находившиеся на собственной территории, они тем не менее один за другим падали от смертельных ударов боевых топоров, мечей и утыканных шипами булав, и мозг их смешивался с кровью, пропитывая песок. Все закончилось в несколько секунд. Иден, будучи неспособна из-за угнетенного состояния воспринимать подобные ужасы, лежала без чувств в окружении трупов, рядом с обезглавленным телом молчаливого капитана.

Когда она очнулась, первой ее мыслью было, что, возможно, она попала в ад. Голова ее свешивалась вниз, а висок ритмично бился обо что-то твердое и странно теплое. Нижней половины тела словно не существовало. Но теперь ей было все равно. Затем Иден еще раз провалилась в спасительное забытье.

Вновь вернувшись из черной пустоты, она определила, что находится не в аду, а перекинута через седло скачущей лошади. Она застонала, и размеренное движение прекратилось; голова больше не билась о горячий лошадиный бок. Чьи-то руки обхватили ее вокруг талии, а затем она уже неуверенно стояла на земле.

Медленно освобождаясь от оцепенения, Иден огляделась. Окружавшие ее лица не принадлежали людям Ибн Зайдуна, хотя они были так же хорошо вооружены и в большинстве своем очень молодые. Она нахмурилась, пытаясь сообразить. Потом припомнила.

Заметив ее бледность, один из них выступил вперед, собираясь поддержать ее, и улыбнулся довольно дружелюбно.

— Кто вы? — с трудом выговорила Иден, ощутив при этом, что горло горит огнем.

Человек предложил ей свою бутыль с водой.

— Имя мое не имеет значения. Я, как и все мы здесь, только слуга моего хозяина.

— Султана?

Но он больше не сказал ни слова. Забрав назад бутыль, он указал коричневым пальцем на ее коня. С радостью и облегчением Иден поняла, что по крайней мере не потеряла Балана, и охотно села в седло. Кавалькада двинулась дальше.

Прошло не так много времени, когда она заметила, что незнакомые воины везут ее почти точно на север, если судить по солнцу, и уже приближаются к подножию мрачных, неприступных гор. Захватившие ее, по-видимому, не собирались причинять ей вреда, но в то же время и не были расположены к разговорам. Любая попытка задать вопрос о таинственном хозяине или выяснить, почему ее не убили вместе с прежними провожатыми, обрывалась коротко:

— Молчи, франкская женщина.

Поняв, что ничего не добьется и только разозлит их, Иден ушла в себя, вновь обратившись к молитве. Однако хорошо знакомые слова сейчас мало значили для нее. То, что с ней происходило, казалось нереальным, фантасмагоричным, как во сне. Иден почти не воспринимала окружающее, ее не волновали ни резкие, опасные повороты тропы, ни собственная дальнейшая судьба. Сидя на спине Балана, она просто смотрела на камни впереди, без мысли, без чувства.

Так она проследовала без малого тридцать миль. В пути они дважды останавливалась, но ни разу не выходила она из почти сомнамбулического состояния. Будь она способна рассуждать, она, возможно, поняла бы, что таким образом тело ее давало спасительный отдых предельно истощенному рассудку.

Она пришла в себя только на закате. Вид солнца, опускавшегося за горный кряж, напомнил ей о Тристане, как будто бы он находился рядом. Наверное, ей предстояло вечно видеть его в кроваво-красном сиянии... на крыше дворца в Акре... и в райском садике под Дамаском. Сейчас ее вновь окружали горы: дикие зубчатые цепи усеянных валунами перевалов и отзывающиеся эхом каньоны, самые мрачные и угрожающие из всех, через которые довелось ей проезжать.

Она получила ответ лишь на один вопрос.

— Это хребет Ансарийя, женщина, тот, что лежит между реками Омс и Оронт.

Что-то смутно знакомое было в этих названиях, будто бы известное или слышанное раньше, но ощущение это сразу же пропало.

— Далеко ли нам ехать? — устало спросила она, почти не рассчитывая получить ответ.

— Недалеко. — Молодой мужчина указал вверх, на черневшую громаду гор.

— Я ничего не вижу, только скалы.

Все же, вглядевшись попристальнее в темноту, она увидела еще кое-что. На черном, неприятном силуэте гор появилось несколько крошечных, еле заметных огоньков. По мере того как отряд подъезжал ближе, огоньков становилось все больше. Тропа неожиданно повернула, и Иден поняла, что огоньки светились не на склоне горы, а на огромной чернеющей массе, которая неясно вырисовывалась у подножия. Неровные, украшенные башнями, напоминавшие замок очертания указывали на существование еще одной неприступной твердыни, подобной той, которую она недавно покинула.