Сладкий дикий рай

Ранним утром они купались в ледяном ручье и принимались за работу – толкли зерно, чинили одежду, потрошили диких уток или выделывали шкуры. Хотя обе пленницы не были неженками, с новыми обязанностями они справлялись с трудом – особенно тяжело давалось им искусство дубления и выделки кож. Памунки постоянно придирались к тому, что шкуры плохо выскоблены или неправильно высушены, и приходилось переделывать все заново. Джесси давно утратила счет дням. Кратким отдыхом были утренние купания в холодном ручье, потом начинался изнурительный труд, но Джесси приноровилась и к нему и даже радовалась, что есть возможность отвлечься от тяжелых мыслей.

Хуже всего было по ночам. Нечем было отгородиться от возни, которую устраивал Пован с ее сестрой, и некуда было деться от страха за Дэниела. Как он там без нес, кто за ним присматривает, хорошо ли его кормят? А потом приходил страх за Джейми. Если он жив, то явится за ней, не может не прийти. Даже если он не любит Джесси, то все равно придет, потому что это входит в его понятие о чести. Он непременно вызволит ее из лап индейцев… хотя бы ради того, чтобы потом отправить обратно в Англию. Отправить ее одну.

Где-то на третьей неделе плена Джесси показалось, что в их жизни что-то неуловимо изменилось. Кажется, это было связано с теми звуками, которые ей приходилось слышать по ночам. Видимо, Пован больше не брал ее сестру силой, а решил действовать лаской. Джесси слышала, как Элизабет охает, и вздыхает, и даже вскрикивает от удовольствия в объятиях дикаря. Для Джесси не была секретом унизительная правда, скрывавшаяся за этими стонами, и она забивалась в самый дальний угол и часами лежала там без сна, скрипя зубами в бессильной ярости. Однажды что-то разбудило ее среди ночи, пленница тревожно вскинулась и увидела в мягком свете очага их обоих, стоявших рядом, блестевших от любовного пота. Пован ласково гладил ее сестру, совершенно голую. Джесси зажмурилась от стыда и поспешила отвернуться. Однако в уши вонзался назойливый шепот – невнятный, бессмысленный и в то же время означавший слишком многое. Джесси старалась не слушать, но ничего не могла поделать с пылавшим в груди диким желанием ускорить бег времени, чтобы за ней явился наконец Джейми и она смогла бы принадлежать ему так же, как Элизабет принадлежит этому памункн.

Пован стал звать Элизабет своей золотой птичкой. Он привязывался к бледнолицей все сильнее, а она смущенно краснела, когда слышала свое имя на индейском наречии.

От этого Джесси все сильнее хотелось сбежать.

На двадцать пятый день плена она обратила внимание на то, что в стойбище почти не осталось воинов. Женщины хлопотали по хозяйству и уже не так пристально наблюдали за пленницами, уверившись в их покорности. Если они пойдут купаться как ни в чем не бывало, а на обратном пути скроются в лесу, пройдет не один час, прежде чем их хватятся. Это внушало надежду на успех.

Однако Элизабет не одобрила идею Джесси:

– Мы даже не знаем, куда идти!

– Река Джеймс протекает где-то на юге. Нам нужно только добраться до ее русла и спускаться по течению. И мы непременно попадем в Джеймстаун. Я смогу найти дорогу, Элизабет, я выведу нас назад, я в этом уверена.

– Но ведь нам придется идти пешком, а они снарядят погоню на лошадях!

– Мы сможем спрятаться. И они никогда нас не найдут. Зато в лесу мы можем встретить белых, которые нас разыскивают.

В конце концов Элизабет согласилась.

Бежать решили на следующее утро, и ночная возня в этот раз продолжалась чуть не до рассвета. Джесси подумала, уж не прощается ли Элизабет со своим любовником.

Но вот наконец пришло время утреннего купания. Хоуп принесла индейку, которую сестрам полагалось выпотрошить, и Джесси предложила ей бежать вместе. Дедушка подумала и отказалась:

– Нет. Если нас схватят вместе, то меня накажут как изменницу.

Джесси не стала уточнять, что тогда ожидает Хоуп. Лучше ей не знать об этом. Она горячо обняла это удивительное создание и пообещала, что непременно встретится с ней вновь.

Выждав еще около получаса, Джесси осторожно похлопала по плечу Элизабет. Они вместе встали и потянулись, словно решили немного передохнуть от работы. Никто не обратил на это внимания. Джесси кивнула в сторону тропинки, по которой их когда-то привезли а стойбище, и сестры не спеша направились к лесу.

– Не могу поверить, что мы на это решились, – прошептала Элизабет. – А что, если мы заблудимся? И нас до смерти заедят москиты или укусит ядовитая змея…

– Побереги дыхание и шагай как ни в чем не бывало, – отрезала Джесси.

Так они двигались примерно с час, как вдруг среди деревьев показались лошади. Джесси схватила Элизабет и затащила в самую гущу подлеска. Одна из лошадей была ей знакома – серая в яблоках кобыла, та самая, на которой ее привез в стойбище Поканок!

– Это всего лишь охотники! – шепнула она Элизабет.

– И что нам теперь делать?

– Просто сидеть тихо и ждать, пока они проедут.

Индейцы вернулись на поляну и вскочили верхом на лошадей. Джесси различила среди них Поканока. Он был, как всегда, полуголым, в замшевых штанах и мокасинах до колен, с украшенной перьями повязкой на лбу. С ним охотилось еще пятеро воинов. Каждый держал по несколько фазанов, сраженных бесшумными стрелами.

Охотники собирались возвращаться в стойбище. Они весело перекликались и хохотали, довольные своей добычей.

И тут Элизабет испуганно ойкнула. Джесси услышала негромкий шум. Она оглянулась и увидела, что в тех. самых кустах, что послужили им укрытием, затаилась гремучая змея, готовая вот-вот броситься. Наверное, сестры спугнули жуткую тварь у нее в гнезде.

– Проклятие! – вырвалось у Джесси, первым порывом которой было схватить сестру и кинуться наутек, подальше от змеиного жала… прямо под копыта индейских лошадей!

Когда Джесси набралась смелости и подняла глаза, то увидела, что кобыла Поканока стоит совсем рядом и просто чудом не размозжила ей голову тяжелыми копытами.

Индеец собрался соскочить наземь. Не в силах вытерпеть его злорадного оскала, пленница вскочила и кинулась наутек.

Она мгновенно позабыла про всех змей, ос и москитов и в ужасе неслась не разбирая дороги. Было слышно, как Поканок ломится за ней следом.

Джесси продолжала бежать, пока оставались силы, пока легкие не обожгло огнем. Она бежала до тех пор, пока ей не показалось, что она умрет от разрыва сердца, если сделает еще хоть один шаг. И все равно Джесси заставляла себя бежать.

Но индеец знал эти леса намного лучше и внезапно возник у нее на пути. Задыхаясь, жадно хватая ртом воздух, Джесси прижала руки к груди и отшатнулась. Поканок улыбнулся, оперся на поваленное дерево и ринулся па нее с такой силой, что мгновенно опрокинул навзничь.

Джесси завизжала и забилась, оказавшись внизу. Он навалился всей тяжестью, стараясь ухватить ее за руки. Ей удалось вырваться и расцарапать Поканоку щеку, и это лишь сильнее раззадорило дикаря. Он размахнулся и ударил так, что у Джесси потемнело в глазах. Он поднял руку для нового удара, и Джесси смятенно подумала, что это конец. Ей не хватит сил продолжать борьбу.

Но в следующее мгновение на плечи дикаря опустились могучие загорелые руки, которые отшвырнули его прочь, подальше от Джесси.

Джейми приходил в отчаяние и, хотя знал, что никогда не сдастся и не прекратит поисков, с каждым днем все меньше и меньше надеялся на удачу.

Джейми прочесал весь полуостров. Он заявился прямо в стойбище Опекапкаиока и вел себя так гордо и уверенно, что никто не посмел его остановить – как будто и не было недавней резни. Опеканканок поведал Джейми, что его жена и ее сестра находятся у Пована, но где именно – неизвестно никому. Джейми предлагалось отыскать их самому. Вождь не скрывал, с какими опасностями это связано. Да, это он, великий вождь, приказал устроить побоище. Он приказал вырезать всех белых – до единого, потому что его посетило видение. Бледнолицые будут все прибывать и прибывать из-за океана и не оставят индейцев в покое. Они сгонят их на самые скудные земли, а от великого союза Поухатана ничего не останется.