Лукреция Борджиа

– Ах, Чезаре, вот ты и вернулся! – воскликнула она. – Знал бы ты, как я скучала по тебе!

Он взял ее лицо в свои ладони и внимательно вгляделся в него. Оно–то, по крайней мере, почти не изменилось.

– Тебе нужно было думать о своем супруге и ребенке, – сказал он.

– Чезаре, дорогой мой! Неужели ты не знаешь, что я никогда не перестаю думать о тебе?

Этого ответа он и ждал – именно так она говорила в прежние дни.

К ним подошел Папа. Он обнял и нежно поцеловал сына. Его губы дрожали от волнения.

– Мой ненаглядный сын, наконец–то… наконец–то!

– Отец, лучше бы наша встреча произошла раньше.

– Ничего, уж теперь–то мы будем вместе!

Своему зятю Чезаре едва кивнул. Альфонсо опешил; улыбка застыла на его лице. Он нерешительно посмотрел на Лукрецию, но сейчас она не замечала супруга, с которым провела столько счастливых дней в Сполето. Глаза Лукреции сияли гордостью за своего брата.

Папа и Чезаре заперлись в покоях, отведенных Его Святейшеству. Они склонились над картой Италии, отмечая на ней границы будущего королевства.

– Все эти города один за другим покорятся нам, – сказал Папа. – А некоторые, полагаю, сдадутся без боя. Они испугаются войны.

– Я найду способ испугать их.

– Итальянцы – народ, привыкший к наслаждениям, – продолжил Папа. – Нашествие Карла еще раз доказало это. Они любят маршировать в парадном строю – парады всегда красивы и красочны, а потомки древних римлян, как известно, обожают красоту и краски. Им нравятся карнавалы, потешные бои… но настоящая битва… нет! Думаю, такая задача им сегодня не по силе.

– Зато я справлюсь с ней.

– Ты самоуверен, сын мой.

– Плох тот военачальник, что идет в битву, сомневаясь в своих силах. Неуверенность в себе – верный залог поражения.

– Чадо мое, тебе предстоит стать великим военачальником.

– Не я ли всегда говорил то же самое? Не забывайте, отец, у меня было достаточно времени, чтобы настроиться на решительные действия.

Он с явным осуждением посмотрел на Александра, и тот вздрогнул, внезапно вспомнив про свой преклонный возраст. Папа подумал о том времени, когда ему придется передать бразды правления в руки своего сына.

Александр перевел взгляд на карту и провел по ней указательным пальцем.

– Мы подчиним себе всех баронов Романьи, – сказал он. – Они все будут вынуждены признать папскую власть. Ты – знаменосец церкви, сын мой.

Чезаре пристально взглянул в отцовские глаза. Да, Романья попадет в полную папскую зависимость, а поскольку Папа будет находиться в зависимости у своего сына, то Чезаре станет единоличным правителем этих республик. Но его амбиции этим не удовлетворятся.

Он намеревался объединить всю Италию и править ею как полноправный монарх.

Лукреция проснулась еще до рассвета и увидела, что Альфонсо лежит с открытыми глазами. По его лицу она поняла – у него бессонница.

– Альфонсо, – прошептала она. – Что с тобой?

– Не могу заснуть, – ответил он.

– Почему, Альфонсо?

Он промолчал; тогда она приподнялась на локте и осторожно прикоснулась к его лицу. Он взял ее руку и поцеловал. Его губы дрожали.

– Что с тобой, Альфонсо? – снова спросила она. Поколебавшись, он солгал:

– Не знаю. Наверное, приснилось что–нибудь. Она придвинулась к нему и нежно поцеловала.

Он знал, как горячо она любила своего брата, – и не мог сказать: «Это все из–за того, что в Непи приехал твой брат. Пока он здесь, у меня не будет ни минуты покоя. Мне все время кажется, что замок наполнен призраками – жуткими, чудовищными, – и они медленно приближаются ко мне. Одни хотят предостеречь меня, другие угрожают… Я закрываю глаза – и вижу Чезаре. Он усмехается, а в руке у него сияет меч…»

Весь Ватикан праздновал счастливое событие: Лукреция благополучно разрешилась от бремени, и ребенок оказался мальчиком.

Его назвали Родриго – в честь Папы, который сразу же осмотрел младенца и радостно объявил, что его внук отнюдь не только именем похож на своего деда. С маленьким Родриго на руках он гордо расхаживал по комнате Лукреции и выглядел помолодевшим на десяток лет. Он уже строил планы о будущем мальчика и спрашивал у присутствующих, видели ли они когда–нибудь более здорового и очаровательного малыша, чем его внук.

Лукреция лежала довольная, но обессилевшая – роды были долгими и трудными. Рядом с ее постелью сидел Альфонсо. Он держал в ладонях руку супруги. Ликование Папы вызвало у него добрую улыбку.

Чезаре не поехал с ними в Рим, и Альфонсо смог забыть о своих ночных кошмарах.

За окнами дворца Санта Мария дель Портико, на площади Святого Петра слышалась барабанная дробь. Там маршировали солдаты Его Святейшества. И хотя Папа не переставал радоваться новорожденному, все знали, что его войска готовятся к боевым действиям против людей, приходившихся младенцу родственниками по отцовской линии.

Санча сейчас была в Риме – по просьбе Лукреции Александр разрешил невестке вернуться к мужу. Более того, вняв мольбам любимой дочери, он не только не препятствовал возвращению Санчи, но и встретил ее так, будто между ними ничего не произошло.

С приездом сестры Альфонсо воспрянул духом – в Риме у него было не так много друзей, а ей он доверял не меньше, чем супруге.

В тот же день состоялась пышная церемония крещения младенца. Во дворец Санта Мария дель Портико было приглашено множество знатных гостей, и ни одному из них не пришло бы в голову, что лишь накануне Папа подписал указ, объявивший недействительными все прежние права на владение городами Пезаро, Форли, Урбино, Имола и Фаэнца – на том основании, что их хозяева не уплатили церкви подать за свои титулы.

Из дворца торжественная процессия направилась в Сикстинскую капеллу, украшенную фресками Боттичелли и Перуджино.

Младенца нес прославленный испанский военачальник Хуан Червиллон, которого Лукреция считала одним из своих самых преданных друзей; маленький Родриго, завернутый в отороченную горностаем парчу, мирно посапывал в его могучих руках.

У алтаря архиепископ Козенцкий (Франческо Борджа) принял мальчика у Хуана Червиллона и поднес к купели, а кардинал Карафа совершил обряд крещения.

Затем по желанию Папы младенец был вручен одному из членов семьи Орсини – чтобы все присутствующие могли убедиться в дружеских чувствах, которые Александр питал к этому древнему роду.

Хитроумный замысел Его Святейшества испортил маленький Родриго. Безмятежно спавший все предыдущее время, он вдруг разразился истошным визгом и не переставал надрываться в крике до тех пор, пока его не передали в другие руки.

Кардиналы и епископы многозначительно переглянулись. Дурной знак, решили они. Борджа и Орсини следует остерегаться друг друга.

Затем начались неприятности, и они затронули всех. Даже Лукреция и Альфонсо не смогли остаться в стороне от тревожных событий, последовавших за крещением младенца.

На второй день после той торжественной церемонии к Лукреции зашел ее добрый приятель Хуан Червиллон. Он сказал, что уже давно не был на родине и хочет вернуться в Неаполь, чтобы повидаться с супругой и семьей.

– Непременно езжайте, Хуан, – сказала Лукреция. – Вероятно, ваши родные соскучились по вам так же, как и вы по ним.

– Сегодня я спросил разрешение у Его Святейшества, – задумчиво произнес он.

– И его вам дали?

– Да, но как–то неохотно.

Альфонсо, присутствовавший при их разговоре, заметил:

– Оно и понятно. Вы хорошо служили святому отцу.

– Я никогда не забуду, – сказала Лукреция, – что это вы, мой добрый Хуан, уговорили короля Федерико отпустить Альфонсо ко мне в Сполето.

– Я всего лишь был послом Его Святейшества.

– Но вы многое сделали для нас, Хуан. Пожалуйста, зайдите к нам попрощаться перед отъездом. Не отчаивайтесь, я вас не задержу – только возьму слово, что вы покинете нас ненадолго.

Он поцеловал ее руку.

– Обязательно зайду, дорогая Лукреция, – сказал он.

В тот день приехал Чезаре. Денег, отпущенных Его Святейшеством на военную кампанию, оказалось недостаточно, и он немало времени провел в Ватикане, обсуждая с Папой планы боевых действий.