Милая Шарлотта (СИ)

Сам мсье фон Дорн, как утверждал он позже, был совершенно уверен, что ни сейчас так позже Шарль непременно женился бы на Шарлотте согласно всем канонам, и лишь после вмешательства Жоржетты решил, что теперь уж лучше молчать…

Забегая вперед, можно сказать, что виноградники принесли мсье де Руану большую известность и богатства, а замок его предков - Шато-де-Руан стал одним из крупнейших центров виноделия в Аквитании. Но вот первые годы жизни супругов складывались не очень-то счастливо: маркизат Шарлю вернуть не удалось, соседи с трудом и недоверием принимали факт их с Шарлоттой брака, а батюшка Шарлотты так и вовсе пришел в ужас и даже заявил дочери в сердцах, что знать ее не желает. Но время лечит и заставляет смириться со многим: шевалье д'Эффель слишком любил свою дочь. А когда через год с небольшим Шарлотта родила первенца, которого назвали Анри, в честь дедушки, тот просто не мог остаться равнодушным, и с тех пор гораздо больше времени проводил в замке супругов, чем в своем собственном.

А однажды, спустя год или два после описываемых событий, когда разногласия окончательно были позабыты, когда даже самые злые языки провинции начали смолкать, и когда финансовое положение супругов де Руан начало довольно-таки резко улучшаться - благодаря виноградникам, разумеется - шевалье д'Эффель неожиданно получил письмо. Не просто письмо, а с золотой гербовой печатью - из самой королевской канцелярии! Ему сообщалось, что его прошение относительно графского титула и замка Рандан Его Величество удовлетворить не может, поскольку замок уже отдан другим людям. Однако король выражал надежду, что д'Эффель не откажется взамен графского титула принять маркизат, а взамен Рандана - замок Шато-Тьери, оставшийся как раз без хозяина…

Говорят, на радостях новоиспеченный маркиз впервые за долгие-долгие годы расщедрился настолько, что закатил бал - настолько пышный, что на него ровнялись еще несколько лет спустя.

Супруги же де Руан, посовещавшись, пришли к мнению, что милостивое решение это возникло у короля не без помощи баронской черты де Виньи - Жоржетта и мсье Госкар, нынешний барон де Виньи, вполне имели для этого возможности.

Госкар все же принял наследство своего отца - поскольку Шарлотта была настолько занята своим старым новым браком, что игнорировала все его письма. Так вот, мсье Госкар сделал предложение руки и сердца Жоржетте в тот же день, когда узнал, что брак ее недействителен. Со свадьбой, однако, не спешили - необходимо было выждать положенный траур после смерти прежнего барона. Госкар продолжил дела своего отца, сделав головокружительную карьеру - чему немало способствовала, как можно догадаться, и Жоржетта, благодаря ее острому уму и находчивости. Правда, с рождением первенца - рыжей, длинной и совершенно неуправляемой девицы - Госкар сложил с себя полномочия и вместе с семьей поселился в Седане. Ходят слухи, что Жоржетта с присущим ей энтузиазмом окунулась в мир материнства настолько, что через пару лет стала даже забывать таблицу Пифагора.

Герцог де Монтевиль, несмотря на сильное и запущенное ранение головы выжил. Но те, кто знавал его и до, и после ранения в один голос твердили, что он стал другим человеком. В том, в кого превратилась его супруга, герцог винил только себя, уверенный, что не разбей он ее сердце своей связью с Ирен, она никогда бы не совершила того, что совершила. Герцог уехал в один из своих замков и жил очень тихо и скромно. Покой в замке нарушался лишь, когда его навещал герцог де Тресси. Посещений этих Монтевиль боялся, так как они нарушали привычный распорядок его жизни, и в то же время с нетерпением ждал их - как-никак, а единственной родной душой на этой земли остался для него де Тресси.

Оба они до конца жизни так и не женились.

Герцог порвал с Ирен, разумеется. Виконтесса де Сент-Поль, к слову, при Дворе отчего-то долго не задержалась и вскоре после событий уехала ко всеобщей неожиданности в родную Аквитанию - туда, где остались ее родители и сестра. Трудно сказать, стала ли она после потрясения по-другому смотреть на совершенные ею прежде поступки, почувствовала ли в полной мере свою вину за них - или же ей просто хотелось чувства защищенности среди родных… Но факт остается фактом: гораздо больше времени Ирен проводила теперь с сестрой и племянниками, чем в некогда обожаемом ею обществе состоятельных мужчин.

«Чему такая женщина может научить детей?» - ухмылялись соседи.

И, разумеется, они по-своему были правы. Но, может быть, как раз человек, подобный Ирен, не понаслышке знающий, как горька и всегда неотвратима расплата за ошибки, начинает понимать смысл прописных истин о добре и зле. А, поняв сам, сможет отыскать в нужный момент именно те слова, которые будут услышаны.

© Анастасия Логинова

февраль 2013г.