Нефертити

Когда с пристани пришли Джеди с Нахтмином, следом за ними тянулись матросы, тащившие сундуки с товарами. Дом заполонил запах кедра. Мы уселись на веранде и стали разглядывать необычные находки и слушать связанные с ними истории. Там была шкатулка из слоновой кости, с травами, которые Ипу собрала сама, и деревянный ящик с оружием для Нахтмина. Еще Ипу привезла для меня ярко-синее платье. Остальное были вещи для дома и украшения для будущего ребенка. Это должно было стать его наследством: слоновая кость и золото из страны Пунт.

Тем вечером мы хорошо поели и просидели до утра, слушая, как хохочет Джеди, рассказывая про одного матроса: он съел какое-то местное блюдо, а потом целый день не мог отойти от ямы — в отличие от Египта, туалетов в Пунте не знали. Джеди с Ипу хохотали, вторя друг другу, и, когда мы отправились домой, унося мою шкатулку с травами и новое оружие Нахтмина, нам казалось, будто они никогда и не уезжали.

В Египте говорят, что, когда удача решит взглянуть на тебя, она делает это трижды, по разу на каждую часть глаза Гора: верхнее веко, нижнее веко и сам глаз. На следующее утро после того, как к нам вернулась Ипу на девятом месяце беременности, закончилась засуха. С неба обрушились ливни; тяжелые капли барабанили по водам Нила и собирались в лужи на полях. А вечером, когда Нахтмин ужинал у жаровни, а я болтала с Ипу, прибыл гонец из Амарны и привез свиток с печатью моей семьи. Джеди, отворивший дверь гонцу, передал свиток мне, и глаза у него были круглые от любопытства. Он, наверное, никогда не видел печати визиря: тяжелый золотой воск и лучший папирус, растущий только в дельте Нила. Я тут же вскрыла послание и прочла его вслух.

«Твоя сестра тяжело переносит новую беременность, и жрицы Атона надеются, что это двойня — либо признак царевича. Но она часто плохо себя чувствует и зовет тебя сюда. Нахтмин тоже приглашен».

Ипу ахнула:

— Пятый ребенок?!

Я понимала, что она имеет в виду. Только царицу боги могли благословить такой плодовитостью. Каждый год Нефертити рожала по ребенку, хоть в дождь, хоть в засуху. И у меня внезапно на глаза навернулись слезы.

Нахтмин поставил чашу.

— Мив-шер… — с нежностью произнес он.

Я в смущении смахнула слезы.

— Ты можешь ехать, — сказала я. — Отец не позволил бы матери отправить такое письмо, если бы думал, что тебе грозит опасность. Ты поедешь? — спросила я его.

Нахтмин заколебался, но когда увидел, с какой надеждой я смотрю на него, то ответил:

— Конечно поеду. Мы отплывем сразу же после того, как Ипу отправится в павильон для родов.

Я тут же написала ответ, сообщив матери, что мы отправимся в путь, как только Ипу родит. «Это будет не позднее чем через пятнадцать дней», — сообщила я. Письмо было доставлено быстро, потому что через пять дней пришло другое, написанное рукой Нефертити.

«Ты хочешь дожидаться рождения твоего крестника, в то время как на свет должна появиться твоя племянница, царевна Египта? Я плохо себя чувствую каждое утро и не сплю по ночам, а ты хочешь сидеть в Фивах до атира, когда я, быть может, уже умру?»

Я так и услышала ее обвиняющий голос. Если она умрет, а меня там не будет, чтобы благословить ее, ее ка никогда не обретет покоя. Я дочитала письмо.

«Я знаю, что ты не бросишь меня, когда Анубис стоит у моего порога, поэтому я посылаю корабль. Он отвезет тебя в Амарну как можно быстрее. И поскольку я знаю, что ты не поедешь без Нахтмина, он тоже приглашен. Вы можете занять покои для гостей, те, что возле Зала приемов».

Я скомкала свиток.

— Опять началось! Она послала корабль. Но я не уеду, пока не увижу, как благословят моего крестника, — решительно заявила я.

Ипу покачала головой:

— На этот раз твоя сестра права, госпожа. Ты должна отправиться в путь, как только придет корабль. Если царица носит двойню…

Она сочувственно развела руками.

Нахтмин кивнул.

— Думаю, тебе не надо напоминать, как умерла моя мать, — мягко произнес он. — И ни один из моих братьев не выжил.

Делать было нечего — мне приходилось возвращаться в Амарну, в город, из которого меня изгнали.

— А вдруг роды Ипу закончатся плохо? — прошептала я.

Нахтмин повернулся в темноте. Изображения Таварет, вырезанные на столбиках кровати, благожелательно взирали на нас в лунном свете.

— Мутноджмет, ты же знаешь, что говорят лекари.

Он коснулся моего лба большим пальцем, чтобы прогнать тревогу.

— Они думают, что Ипу родит в ближайшие семь дней. Но они могут ошибаться. — Я прикусила губу и с беспокойством подумала о корабле Нефертити, приближающемся к Фивам. — А вдруг корабль придет, а Ипу еще не родит?

Я все не спала, думая, как бы задержать корабль. Нефертити еще несколько месяцев до родов. Она может подождать. Если Ипу не родит в ближайшие несколько дней…

Но мое беспокойство оказалось напрасным. На следующее утро Ипу отправилась в родильный павильон, построенный для нее Джеди и примыкающий к их дому. Все утро у нее продолжались схватки, и она кричала. За резной дверью Нахтмин утешал Джеди, а Ипу, вцепившись в мою руку, заставила меня пообещать, что, если она не останется в живых, я позабочусь о ребенке, кто бы это ни был, мальчик или девочка.

— Не говори глупостей! — сказала я Ипу, убирая густые волосы с ее лица, но она все равно заставила меня поклясться.

Так что я дала клятву, но исполнять ее не потребовалось. К вечеру все завершилось, и Джеди стал отцом крепкого мальчишки.

— Ты только глянь, какой он тяжелый! — похвалила я спеленатого младенца и вручила его Ипу. Младенец вопил на всю комнату. — Как ты его назовешь?

Ипу посмотрела на окровавленные простыни. Снаружи было слышно, как празднуют радостное событие Нахтмин и Джеди.

— Камосес, — сказала она.

Ожидая корабля Нефертити, я целыми днями сидела с Ипу, наблюдала за ней с Камосесом и завидовала, глядя, как она купает его, укачивает и любуется тем, как он дышит во сне. И хотя малыш оказался беспокойный, у меня ныло внутри, когда я смотрела, как он сосет грудь и мордашка у него довольная-предовольная.

По вечерам я возвращалась домой, к Нахтмину, и мы вместе ложились в постель и проводили ночи, пытаясь зачать нашего собственного сына. В нашу последнюю ночь в Фивах Нахтмин убрал волосы с моего лица.

— Если у нас никогда не будет ребенка, я смирюсь с этим. Но ты, мив-шер, не смиришься. Я это вижу.

Я смахнула слезы.

— Разве ты не хочешь сына?

— Хочу. Или дочь. Но это — дар богов.

— Дар, который мы отправили обратно!

— Нет. Который был украден, — поправил он, и голос его был мрачен.

— Иногда я вижу во сне ребенка, — сказала я, повернулась к мужу, и он утер мне слезы. — Как ты думаешь, это что-нибудь значит?

— Боги посылают нам сны не просто так.

На следующий день за нами пришла баржа, но покидать Фивы оказалось труднее, чем раньше. Мы помахали оставшимся на пристани Ипу и Джеди: они с гордостью новоиспеченных родителей время от времени передавали Камосеса друг другу. Они должны были присматривать за домом в наше отсутствие, ухаживать за садом и кормить Бастета. Ипу обещала обслуживать женщин, которые будут приходить за медом и акацией. Она уже девять лет помогала мне возиться с травами, и я пообещала хорошо заплатить ей.

— Ты вовсе не обязана платить мне, госпожа, — возразила Ипу.

Но я не согласилась:

— Это будет лишь справедливо. Мы можем задержаться там на несколько месяцев.

Я стояла на носу корабля, щурясь от яркого солнечного света, и понятия не имела ни как долго мы пробудем в Амарне, ни при каких обстоятельствах вернемся.

Мы прибыли в Амарну, когда теплое осеннее солнце клонилось к горизонту. Мы стояли на палубе, и я поразилась до глубины души, увидев, как разросся город и каким красивым он стал. За нами прислали носилки, и мы, укрывшись от солнца за льняными занавесками, проехали через весь город к Приречному дворцу. Я раздвинула занавески и обнаружила, что на всех новых храмах и святилищах изображена Нефертити: на дверях, на стенах, в облике припавших к земле сфинксов. Нефертити была повсюду; ее лицо было высечено там, где следовало бы находиться Исиде и Хатор. А с массивных колонн, окружающих дворец, вместо Амона смотрело лицо Эхнатона. Когда носильщики опустили носилки у укрепленных ворот дворца, Нахтмин посмотрел на пилоны, потом отвернулся, перевел взгляд на город.