Сиротка. Нежная душа

Жослин замолчал, он едва переводил дыхание. Дальше в своей исповеди он зайти не решился, храня данное Тале обещание.

— Теперь вы знаете правду, — добавил он. — Что ваша мать могла влюбиться в такого старого ворчуна, как я, — маловероятно. Но если это все-таки случилось, то тут нет моей вины.

Опасаясь подвоха или лжи, Тошан не отводил глаз от лица тестя, пока тот рассказывал.

— Если дело обстоит так, как вы говорите… — пробормотал он. — Моя мать очень одинока, ей наверняка было приятно ваше общество… Но еще я знаю, что она очень гордая. И даже если вы ей понравились, она бы этого не показала.

— Ну, по крайней мере, я ничего такого не заметил, — сказал Жослин, выдерживая взгляд черных глаз своего зятя.

— И все-таки жить в доме вдовы столько дней — неприлично, — заметил тот. — У нас нет близких соседей, но мне бы не хотелось, чтобы о моей матери пошли нехорошие слухи.

— Она сразу дала мне понять, что мы — родственники, потому что у нас общий внук! Тошан, давайте помиримся! Слышите, я называю вас Тошан, а не Клеман! Поверьте, мне жаль, если из-за меня горюет такая хорошая женщина, как Тала. Я больше не стану к вам придираться. Эрмин страдает из-за нашей вражды, и нужно ее пощадить, особенно сейчас, когда она ждет ребенка. Но пусть этот разговор останется между нами. Ни Лоре, ни моей дочери я ничего не говорил. Так хотела ваша мать.

Жослин протянул руку. Тошан задумался на мгновение, но потом ответил на этот дружеский жест.

— Спасибо, теперь мне многое ясно. Но о матери я все равно беспокоюсь. Сердечные раны иногда мучат сильнее, чем раны на теле. Выздоравливайте скорее!

— Подождите минуту! — попросил Жослин. — Тала не знает, кто лежит в той могиле, у заброшенной хижины. Это для всех нас остается тайной.

— Не будем больше об этом, — сказал Тошан с порога. — Пусть останется в прошлом!

Он испытал чувство облегчения, но избавиться от подозрений полностью не получалось. Рассказ Жослина прозвучал складно: он узнал мать в ее решении вылечить гостя, убедить его вернуться к жене и дочери. На душе у молодого метиса стало легче. И он пообещал себе впредь быть с тестем полюбезнее. Он подумал, что Эрмин очень обрадуется, и это укрепило его в принятом решении.

Глава 13

В преддверии Рождества

Сильная простуда на неделю уложила Жослина в постель. Лора с радостью ухаживала за супругом — вязала, сидя у его изголовья, сама приносила ему подносы с едой. Она рано укладывалась спать, чтобы подольше полежать рядом с ним в мягком свете ночника.

Муж рассказал ей, как все произошло. Она выслушала, перемежая нравоучения поцелуями.

— Что за удовольствие вам, мужчинам, все время друг с другом ссориться? Как петухи в курятнике, право слово! И в твоем возрасте не стоило бежать за молодым атлетом, тем более по берегу реки…

Он не обиделся, поскольку пребывал в благодушном настроении. Ситуация обернулась ему на пользу. Тошан перестал подозревать его во всех грехах, Лора была сама нежность. Теплая постель, обильные здоровые трапезы… Словом, Жослин быстро поправлялся.

Два месяца прошли незаметно, и ничто не нарушало царившей в доме очевидной гармонии. Была середина декабря, и Валь-Жальбер укрылся толстым слоем снега. Сильные холода еще не пришли. В доме Лоры каждый был занят своими делами. Шарлотта в снегоступах ходила в школу. Тошан, который обожал зиму, запрягал своих собак и охотно отправлялся в Роберваль или в Шамбор, чтобы удовлетворить ненасытную потребность своей тещи в покупках: Лора тратила без счета, готовясь к празднику.

— Рождество 1933 года должно быть великолепным, самым запоминающимся! — повторяла она, составляя список приобретений, а случалось это не реже двух раз в неделю.

Жослин больше не вмешивался в ее дела. Он с наслаждением смотрел, как она порхает по дому, смеется или кружится по комнате с маленьким Мукки на руках. Лора казалась ему самой очаровательной женщиной в мире — веселой, остроумной, ласковой и в то же время властной. Жизнь рядом с той, кого еще недавно он считал для себя безвозвратно потерянной, для Жослина была настоящим чудом. И ему так не хотелось ее расстраивать, что постепенно его характер стал меняться в лучшую сторону, причем незаметно для него самого.

Эрмин, как обычно, сидела в груде подушек на диване в гостиной. Дни напролет она шила из ситца и шерстяной ткани детские распашонки. Приближался срок, и она с нетерпением прислушивалась к сигналам своего тела. Акушерка несколько раз приезжала, чтобы ее осмотреть. Она качала головой и поджимала губы, словно не решаясь высказать свои мысли вслух. Во время последнего визита она посоветовала Лоре отправить Эрмин рожать в больницу Святого Мишеля, в Роберваль.

— Мадам Шарден, это было бы благоразумнее. Я думаю, ребенок очень большой. И опасаюсь, что он может пойти попкой.

— Посмотрим, пока об этом думать рано, — ответила Лора. — Я полностью полагаюсь на вас. Но, поскольку у нас есть автомобиль, если понадобится, мы поедем в больницу.

Эрмин и слышать не желала о больнице. Ей хотелось, чтобы дитя появилось на свет в доме ее матери. Один только Тошан знал, как она боится предстоящего испытания.

— Мне было так больно, когда я рожала Мукки! — призналась она ему однажды вечером в уединении их общей спальни. — Когда все начнется, нужно увести Шарлотту и нашего сына к Бетти. Если я стану кричать, они могут испугаться.

Муж утешал ее, как мог. Говорить о своей любви у него получалось лучше, чем находить слова, подходящие для этого случая.

— Ты храбрая, у тебя все получится, — повторял он с нежностью.

— И ты тоже не оставайся в доме! Помнишь, у Талы я выставила тебя за дверь. С твоей бабушкой Одиной и тетей Аранк мне было так спокойно. Увы, в этот раз они не придут поддержать меня и напоить своим волшебным снадобьем…

— Никакого волшебства, просто растения, которые снимают боль. Не тревожься, перед тем как уйти, мать передала мне сверток с этими травами. А если Мирей заставит тебя напиться карибу, то ребенок появится на свет так, что ты и не почувствуешь!

Они рассмеялись, невзирая на снедавшую обоих тревогу — ребенок должен был родиться меньше чем через две недели.

Жослин тоже волновался за дочь. Он еще не полностью поправился, поэтому больше не гулял по поселку, а почти все свое время проводил с Эрмин. Они играли в карты и шашки или слушали записи опер.

Вскоре после полудня 16 декабря они обсуждали исключительный талант Карузо [38], прослушав знаменитую арию из «Паяцев» — «Vestí la guibbia». Итальянский тенор, умерший лет десять назад, очаровал весь мир своим мастерским исполнением и голосом исключительного тембра и силы.

Эрмин была счастлива поговорить с отцом о своей страсти, которую так старательно подавляла. Но, даже оставив надежды стать оперной певицей, она продолжала интересоваться всем, что касалось этой области искусства.

— Прочти эту статью, папа, — сказала молодая женщина, доставая из сумочки какой-то листок. В ридикюле она держала вещи, которые хотела всегда иметь под рукой. — Я вырезала ее из одного журнала и часто перечитываю. Ее напечатали три года назад. Она об Эмме Лаженесс [39], нашей соотечественнице. Я знаю текст практически наизусть. Она родилась в Шамбли, это недалеко от Монреаля, и была удивительно талантливой. Прочти, пожалуйста! Эмма воспитывалась в монастыре Сакре-Кёр в Монреале, а потом училась пению в Париже и Милане. Когда ей было двадцать, то есть почти как мне сейчас, она дебютировала на сцене Ковент-Гардена в Лондоне и очаровала публику. Уверяю тебя, она была настоящим кумиром!

Жослин надел очки и прочел статью вслух.

— Она даже стала близкой подругой королевы Виктории. Немецкий император Вильгельм I дал ей звание первой певицы своего императорского дома. Еще тут написано, что она отошла от дел в шестьдесят, но до этого много лет обучала искусству вокала молодых исполнителей. Подумать только, ты могла бы встретиться с этой дамой! Она умерла в 1930 году. Твоя мать об этом просто не подумала. У тебя редчайший голос, дорогая. Я не имел счастья слышать Эмму Лаженесс, но тебя я слышал и уверен, что ты в силах добиться такой же славы. Лора со своими деньгами могла бы отправить тебя учиться даже в Европу, если бы понадобилось.