Пламя

Маргарет была в отчаянии. Уже несколько дней страх лишал ее сна и отдыха. Посмотрев в сторону жесткой красной шкуры, прикрывавшей единственный вход в хижину, она судорожно сжала тонкими пальцами ткань платья. Немая неподвижно застыла на месте.

По другую сторону грязной лужи, образовавшейся у входа, стоял ее брат Аллен, злобно уставившись на низкорослого священника. Когда управляющий начал спускаться по склону, Вильям предпочел выскочить навстречу, а не ждать, пока Аллен обнаружит сестру в хижине.

Маргарет нервно наблюдала за происходящим. Лицо управляющего, едва сдерживавшего ярость, было мрачным как туча, а глаза в ожидании ответа метали в испуганного священника молнии.

Снова посмотрев на Вильяма и своего брата, Маргарет внезапно осознала, что Аллен не догадывается, что она здесь.

Глаза немой лихорадочно метались в поисках пути бегства незаметно для обоих мужчин. В отчаянии она надеялась только на помощь сестры капеллана.

Еще раз глянув в сторону Вильяма, Маргарет обнаружила, что тот отрицательно качает головой. Аллен что-то раздраженно говорил священнику, хотя на таком расстоянии его слова не были слышны. Не получив положительного ответа, управляющий подозрительно покосился на лачугу, в которой скрывалась Маргарет. Немую захлестнула паника.

Повернувшись к преждевременно постаревшей и согнутой годами сестре Вильяма, Маргарет протянула руки к ее детям и привлекла их к себе. Умоляюще глядя на женщину, она красноречиво махнула рукой в сторону двери.

Она хотела, чтобы крестьянка вышла и сделала что-нибудь, что помогло бы разрядить напряжение, возникшее между двумя мужчинами, но вместо этого та выхватила ребятишек из ее объятий и одним резким движением вытолкнула за дверь в направлении грязной лужи.

Маргарет увидела, что Аллен какое-то время пристально смотрел на детей, а затем резко повернулся и зашагал назад к гребню холма. Едва живая от страха, Маргарет прижалась к стене, и из ее груди вырвался вздох облегчения.

Во время прогулки верхом Гэвин вкратце посвятил Джоанну в историю своей жизни. Его голос действовал на нее успокаивающе, но все это прекратилось, как только они въехали на вершину последнего холма.

Она резко натянула поводья, пытаясь остановить животное. Однако норовистая кобыла, не желая подчиняться, попятилась назад. Ей с трудом удалось удержаться в седле, когда огромная рука Гэвина схватила лошадь за узду.

– Зачем ты это сделала? Ты могла покалечиться или даже погибнуть!

– Куда, по-твоему, ты меня притащил? – раздраженно спросила Джоанна, переводя взгляд с хижин, просматривающихся в долине, на его лицо.

– Мы едем в аббатство.

– Я это вижу! Но зачем?

– Чтобы встретиться с Матерью.

– Зачем? – выкрикнула она гневно. – Какое ты имеешь право так поступать со мной? Я полагала, что мы едем на прогулку. Ты обманул меня. Ты солгал!

– Нет, я не лгал, – возразил он. – Поскольку ты много раз пользовалась этим маршрутом, я был уверен, что ты поняла, куда мы направляемся.

– Ты ошибся. Я не обращала внимания на дорогу, поскольку ты сделал все возможное, чтобы меня отвлечь.

Лицо Гэвина было сердитым.

– Джоанна, поверь, это очень важно.

– Нет, – запротестовала она, безуспешно пытаясь рывком освободить узду своей лошади от его хватки. – Я не собираюсь туда ехать. И ты не сможешь силой заставить меня сделать это. Я возвращаюсь.

– Джоанна, – все еще удерживая одной рукой ее лошадь, Гэвин протянул вторую и грубо схватил ее за запястье. – Ты ведь говорила, что хочешь узнать правду о смерти своих родителей?

– Да, говорила. Да, хочу.

– Но каким образом? – наступал он. – Прячась во тьме подземной пещеры или запершись в стенах замка?

– Мне нет нужды приезжать сюда, чтобы узнать что-либо еще об этих женщинах. Это аббатство – гнездилшце обмана, и никто не знает этого лучше меня. – Она смотрела на него с гневом. – Я знаю правду, потому что я – свидетель их ужасного злодеяния. Все, что мне сейчас нужно, – это дождаться дня правосудия, и этот день скоро наступит.

– Только послушай, что ты говоришь, Джоанна! – Он заставил свою лошадь приблизиться так, что их колени соприкоснулись – оба животных беспокойно топтались на месте. – Если бы я последовал твоему образу мыслей, то кровь Этола уже давно бы пролилась, Мать и все люди из ее аббатства висели бы на столбах, а мой управляющий был бы четвертован за неисполнение своих обязанностей, если не за измену. Как тебе нравится такое правосудие?

Джоанна вздрогнула, посмотрев в его жесткие, полные гнева глаза. Его холодная ярость сейчас подействовала на нее больше, чем если бы даже он угрожал ей мечом. Она никогда не видела его в таком состоянии и в первый раз осознала, каким необычайно опасным человеком может быть Гэвин Керр.

– Я не могу сделать то, что, как ты считаешь, должна сделать.

– Ты веришь, что Мать виновна?

– Да, – ответила она без колебаний.

– Она враг?

– Злейший из врагов.

– Ты хочешь, чтобы правосудие свершилось?

– Хочу.

– Тогда ты обязана встретиться с ней лицом к лицу, – приказал он. – Ведь она нечто большее, чем вместилище старой кожи и костей, которое мы видим. Ее воля, ее дух – это источник ее силы. Ты не сможешь победить ее, если сначала не сломишь этот дух. А это совсем не легкая задача.

Джоанна долго смотрела на него, ошеломленная этими словами, и не знала, что ответить.

– Ты – последняя из Макиннесов, – подзадоривал ее Гэвин. – Если бы твой отец или любой из мужчин твоей семьи были живы, как ты думаешь, что бы они сейчас делали?

Она заставила себя говорить.

– Не заставляй меня делать это, Гэвйн! Я не могу.

– Но почему? – проворчал он. – Потому что ты женщина? Джоанна, да в тебе больше силы духа, чем у многих моих воинов. Помни, что ты законная наследница замка Айронкросс. Поэтому, поскольку ты желаешь присутствовать при моей встрече со священником, когда его найдут, или при разговорах с другими людьми, которые могут быть причастны к этим убийствам, ты должна быть рядом, когда я буду говорить с Матерью.

Джоанну охватил озноб, до ее сознания начала доходить справедливость этих слов.