Поглупевший от любви

«Ну вот, Майлз, это твое дитя», — подумала она.

Вероятно.

Элен окликнула ее из соседней комнаты, но Эсме не хотелось отвечать, поэтому она лежала неподвижно, обводя пальцем домик, в котором находилось ее дитя. Пытаясь определить, один или два ребенка живут в ее чреве.

Старуха, которая держала маслобойню по дороге в деревню, постоянно предсказывала, что она носит двоих. Впрочем, это казалось вполне возможным, потому что она стремительно увеличивалась в размерах. И в отличие от многих женщин она точно знала, когда зачала ребенка: всего за две ночи, одну за другой. Это означало, что она ровно на шестом месяце, не больше и не меньше.

И все же выглядела так, словно была на сносях, а ведь до родов осталось целых три месяца. Страшно подумать, что она носит близнецов. Как это может быть? Сразу двое? Мальчик и девочка. Или две девочки. Или два мальчика.

Они танцевали за ее закрытыми веками в золотистом тепле солнечных лучей, крошечные девочки в передничках, с лентами в локонах, взъерошенные мальчишки…

Нет! Она случайно представила их светловолосыми… «Нет, этого не может быть и не будет, — наставляла она детей про себя. — У вас волосы Майлза, каштановые, симпатичные каштановые волосы. По крайней мере теперь. В последние годы у вашего отца оставалось всего несколько прядей».

Она мысленно изменила портреты. Теперь у мальчиков были милые круглые лица и взъерошенные каштановые волосы, уже немного редеющие на макушке, хотя им исполнилось не больше года. Вот так-то лучше. Каштановые волосы. Волосы Майлза.

Эсме сонно вздохнула.

Но в ее сны ворвался холодный голос. Ее лучшая подруга Элен или графиня Годуин для всего остального мира.

— У тебя гости, Эсме.

— Гости? — пробормотала она, борясь с искушением погрузиться обратно в сонное блаженство.

— Неожиданно прибыл твой племянник.

Резкие нотки в голосе Элен заставили Эсме встрепенуться.

— Дарби здесь? Правда?

— Явился в дорожном экипаже вместе с сестрами. Выглядит так, словно провел в пути не меньше года.

— Но что, во имя всего святого, он здесь делает?

— Утверждает, что дети нуждаются в свежем воздухе. Эсме попыталась встать, но без помощи Элен это не удалось.

— Эсме! — воскликнула подруга. — Надеюсь, ты понимаешь причину визита Дарби?

— Я написала ему записку, где упомянула, что лондонский воздух вреден для детей. Сначала он категорически отказался прозябать в провинции, но потом, должно быть, передумал.

Она побрела к дому, с трудом преодолевая откос газона.

— Но зачем тебе это? — взвилась Элен. — И с чего это Дарби вдруг передумал?

— Потому что лондонский воздух действительно нездоров, — озадаченно пробормотала Эсме. Беременность словно набила ее голову ватой. Она чувствовала себя одной из своих кузин, которую ее мать неизменно называла тупоголовой.

— Да подумай же хорошенько! Он подозревает, что ребенок, которого ты носишь, не от Майлза! Ведь Дарби был его наследником, верно?

— Был и остается, — кивнула Эсме.

— При условии, что ты родишь девочку.

Эсме остановилась и повернулась к подруге. Сегодня Элен была одета в розовое шерстяное платье с ротондой и перчатками в тон. Косы, уложенные короной, придавали ей вид сказочной принцессы. Совсем не выглядит той жесткой непреклонной особой, каковой являлась на самом деле.

— Мы уже это обсуждали, — запротестовала Эсме. — Дарби по-прежнему остается наследником Майлза. Я откажусь от поместья.

— Вздор, бред и чепуха, — отмахнулась Элен.

Более сильных выражений она себе не позволяла, поэтому Эсме поняла, что подруга действительно взволнована.

— Если ты родишь мальчика, Эсме, значит, именно он станет наследником поместья Майлза. Этого дома, как и лондонского, в котором сейчас, если я не ошибаюсь, живет Дарби. Ты не посмеешь обездолить собственного сына. Мало того, и не сможешь этого сделать, учитывая закон о майорате.

Эсме обняла живот, словно безмолвно умоляя дитя не сердиться на то, что она сейчас скажет.

— Ты, похоже, не понимаешь, что ребенок может не быть сыном Майлза.

— А этого ты знать не можешь, — парировала Элен.

— Ты думаешь, я способна выдать дитя другого мужчины за ребенка Майлза?

— Значит, лишишь его сына всего, что полагается ему по праву рождения?

— Конечно, нет.

— Так как же ты узнаешь, чей это ребенок? — допытывалась Элен.

— Узнаю и все, — пробормотала Эсме, чувствуя, как глаза начинает щипать. Самое ужасное последствие ее беременности! Она, которая не плакала с того момента, как отец выдал ее за совершенно незнакомого человека, теперь заливалась слезами по четыре-пять раз на день.

— Даже я, которая почти ничего не знает о детях, способна с уверенностью сказать, что невозможно определить истинного отца ребенка, — объявила Элен. — Вспомни, какой скандал разразился в прошлом году, когда граф Нортамберленд во всеуслышание заявил, что просто не может быть отцом своего первенца, поскольку того вот уж в четвертый раз исключают из Оксфорда.

— Нортамберленд — дурак, — пробормотала Эсме.

— Вполне возможно, что и нет. Наш с графиней дебют пришелся на один сезон, и, поверь, не одна я помню ее отчаянные клятвы в любви и верности простому солдату. Отец поспешил выдать ее замуж как можно скорее, чтобы избежать мезальянса, но ребенок родился ровно через девять месяцев после свадьбы. Может, она и выскочила замуж так быстро, чтобы избежать неприятностей.

Эсме нахмурилась.

— Не могу поверить, что это ты передаешь мне столь гнусные сплетни. На тебя это не похоже.

— Я пытаюсь вбить в твою безмозглую голову хоть немного здравого смысла, — язвительно парировала Элен. — Никто на свете не сможет определить, чьего ребенка ты носишь. Ты брюнетка. Себастьян Боннингтон — золотоволосый блондин. Твой муж — шатен. Даже если у ребенка будут каштановые волосы, они могут просто оказаться сочетанием цветов твоего и Бон-нингтона.

Эсме побледнела.

Поняв, что побеждает, Элен пошла в наступление:

— Ты оскорбишь память Майлза, если намеренно лишишь наследства его единственного сына. И повторяю, никто на свете не сумеет определить отца ребенка.

— А вдруг родится девочка? — выдохнула Эсме.

— Это было бы наилучшим выходом. Особенно с точки зрения Дарби.

Эсме снова зашагала к дому.

— Я забыла про Дарби! И про детей! Куда мы их поместим?

— Девочек поселили в детской. Дарби приехал без няни, поэтому нам очень повезло, что твоя старая нянька уже приехала помочь тебе, когда родится дитя. Дарби мы поместим в голубую комнату в конце коридора.

— О нет! — охнула Эсме. — Кажется, там сильно дымит камин!

— Так ему и надо, — злорадно прошипела Элен. — Примчался сюда только затем, чтобы убедиться в твоей неверности мужу. Обличить в том, что ты носишь незаконного ребенка.

— Пожалуй, мне лучше сказать ему правду, — вяло пробормотала Эсме.

Элен остановилась и схватила ее за руку.

— Ничего подобного ты не сделаешь! — жестко сказала она. — Признать, что ребенок может быть не от мужа, означает не только осквернить его память, но и опозорить собственного сына, который вполне может оказаться ребенком Майлза. Только этого не хватало!

Эсме взглянула в глаза подруги. Элен, похоже, всегда знала, как правильно поступить. Для Эсме же вся ситуация представлялась достаточно туманной.

— Возьми-ка себя в руки, — посоветовала Элен. — Похоже, ты забыла, что устраиваешь сегодня домашнюю вечеринку. Через несколько часов здесь будет половина графства, а ты прохлаждаешься на газоне.

— О Боже! — охнула Эсме. — Я совсем забыла!

— Ты единственная, кто на такое способен, — заметила Элен. — Я по-прежнему никак не возьму в толк, почему тебе понадобилось обозлить всех соседей, созвав гостей во время траура по мужу.

— Это всего лишь небольшой домашний праздник, — неубедительно оправдывалась Эсме.

Элен задумчиво прикусила нижнюю губу, и Эсме мгновенно догадалась, что у подруги что-то на уме.