Граф из Техаса

— И мне не сказали?

— Но вы-то как раз первая и обнаружили его мертвым, — сказала Миранда.

Прескотт расслышал, как стоящая рядом с ним Ровена пробормотала:

— Нашла покойника, потом старалась заправить постель вместе с ним. Совсем уже рехнулась старуха.

Миссис Свит, услышав замечание молодой служанки, метнула на нее испепеляющий взгляд.

— Не забудь, что еще надо почистить серебро, Ровена. Так отправляйся-ка ты лучше работать. А ты, Урсула, проводи Эсми назад на кухни и заодно собери все к чаю. Его светлость, должно быть, умирает от жажды после столь долгого путешествия. И, бьюсь об заклад, ужасно проголодался.

Мысль о том, что ему придется выпить еще одну чашку этого противного тепловатого чая, заставила Прескотта содрогнуться. Количества этой отвратительной жидкости, выпитой им в Лондоне, было бы достаточно, чтобы утопить в ней все тома Конституции Соединенных Штатов Америки. Эта подкрашенная вода с бутербродами, такими крошечными, что на них не продержится даже ребенок, не говоря уже о взрослом, физически работающем мужчине! Неужели никто в этой проклятой стране не слышал о кофе?

— Спасибо, миссис Свит, прошу вас, не утруждайте себя всеми этими хлопотами из-за меня. В настоящее время мне совершенно ничего не нужно.

— Но, милорд, — возразила экономка, — старый граф всегда пил чай в четыре. А сейчас уже без пятнадцати. Мы должны сохранять традицию.

«Эти традиции, похоже, сведут меня в могилу или, по крайней мере, заморят голодом», — подумал Прескотт, сознавая, что ему лучше сейчас раз и навсегда искоренить привычки здешних старожилов, пока у него еще есть шанс.

— Если вы не возражаете, мэм, я бы с большим удовольствием выпил сейчас чашечку горячего кофе.

— Кофе?

— Да, мэм. И чем крепче, тем лучше.

Она застыла в недоумении.

— Старый граф не пил кофе, милорд. Он даже не держал его в доме, считая, что это напиток не для истинного английского джентльмена.

— Вот в этом-то все и дело, мэм, что меня нельзя назвать истинным английским джентльменом, не так ли?

— Не мне об этом судить, милорд.

— Конечно, мэм. Я понимаю. Это мое дело, и, как новый граф, я хочу, чтобы отныне и впредь мне подавали кофе после полудня. А чай только в том случае, если кто-нибудь заедет к нам в гости, — в чем Прескотт сильно сомневался, — но в основном кофе. Вообще-то было неплохо, если бы вы постоянно держали кофейник на плите на кухне. Я время от времени люблю сам налить себе чашечку-другую.

— Да, милорд.

— И если вы собираетесь подавать бутерброды к кофе, постарайтесь, пожалуйста, делать их большими. Ветчина, курятина, говядина — любое готовое мясо, что окажется у вас под рукой. Только не надо этой дряни, похожей на водоросли, как вы там ее называете? Я же не бык, чтобы жевать траву. И еще, не срезайте корочки с хлеба. Я их люблю. Моя тетушка Эмми говорила, что корки полезно есть мужчинам, это хорошее средство против облысения.

У миссис Свит заметно задергался внешний уголок правого глаза.

— Да, милорд. Что-нибудь еще?

— Нет, мэм, на данный момент это все. Если мне позже придет в голову еще что-то, я непременно сообщу вам.

Миссис Свит быстро кивнула головой.

— Миранда, проводи графа в его комнату.

— Нет, не беспокойтесь, мисс Миранда. Я уверен, у вас найдется еще куча других дел. Моя кузина, мисс Люсинда, может показать мне дорогу и заодно помочь мне ознакомиться с замком в целом.

— Мисс Люсинда? — спросила Миранда. — Так ее уже здесь нет, милорд.

— Нет? — Прескотт резко обернулся, обыскал глазами огромный холл, но не смог найти ни следа пребывания Люсинды. — Дьявол! Куда она ушла?

— Наверное, к себе домой, милорд, — ответила миссис Свит.

Она ушла, не попрощавшись с ним? Не дав возможности ему попрощаться с ней? Хотя Прескотт знал Люсинду совсем недолго, она стала жизненно необходимой для него, единственной связью с чем-то знакомым и навсегда ушедшим в прошлое. Теперь, когда она ушла, он почувствовал странную, необъяснимую пустоту в душе.

— По-видимому, мне все-таки потребуется ваша помощь, чтобы отыскать дорогу к моей комнате, мисс Миранда.

— Конечно, милорд. Следуйте за мной.

Глава 4

Комната Прескотта находилась за добрую четверть мили от центрального входа. Он следовал за Мирандой сначала по главной лестнице в восточное крыло дома, затем вдоль широкой галереи мимо нескольких десятков портретов бывших графов Сент Кеверна и, наконец, влево через лабиринт коридоров. Было ясно, что только человек, проживший в этом доме всю свою жизнь, мог определить точное местонахождение его комнаты в замке. Ему же, как новому человеку в Рейвенс Лэйере, подумал Прескотт, придется или нарисовать карту, или рассыпать хлебные крошки на всем пути к своей комнате, чтобы найти ее в следующий раз. Но вспомнив, что в доме водятся мыши, он расстался с последней идеей.

Миранда открыла высокие двойные двери, и он проследовал за ней в комнату. Уже при первом взгляде на эту роскошную палату Прескотт понял, что «комната» — это слишком слабое слово для помещения таких размеров. Со всей своей мебелью оно, по его мнению, очень походило на роскошный холл или вестибюль дорогого отеля: два дивана, столы различных форм и размеров, полдюжины стульев и пара кожаных кресел, стоящих по обе стороны большого мраморного камина. Но ни в одном отеле не было изображений толстых голых херувимов, парящих среди белых облаков на небесно-голубом потолке, которых он увидел здесь.

«Вот это да!» — подумал про себя Прескотт и произнес:

— Это моя комната?

— Да, милорд.

Вообще-то он никак не мог пожаловаться на свои новые апартаменты. Они, безусловно, были роскошными. Но как здесь спать? Свернувшись клубком на одном из диванов и свесив с него ноги? Ему уже раз приходилось спать в таком положении раньше, и он на собственном опыте знал, как трудно разогнуть шею утром после проведенной таким образом ночи. Как будто в ответ на его молчаливый вопрос Миранда открыла дверь в соседнюю смежную комнату и показала ему спальню. Эта комната никак не могла сравниться по красоте с предыдущей. Нет, в действительности она даже превосходила ее. Если по потолку гостиной летали херувимы, то здесь были прекрасные нимфы с мужественными сатирами, танцующие на зеленой, усыпанной цветами поляне. Роспись так поблекла от времени и к тому же обросла таким толстым слоем пыли, что Прескотт не мог четко различить изображения, но было похоже на то, что большинство героев картины делали друг с другом просто немыслимые вещи.

А кровать… Он никогда раньше не видел такой огромной кровати. По виду можно было предположить, что она весила целую тонну. Эта кровать, на массивных резных ножках была так высока, что, возвышаясь, наполовину доходила до потолка, который был четырнадцати футов высотой. Но мало того, ярды [2] драпированного тяжелого красного бархата окончательно скрывали всякого, кто находился в этой постели.

— Это кровать старого графа, не так ли?

— О нет, милорд. Эта комната принадлежала его дедушке. А комнаты старого графа находятся, вернее, находились в западном крыле дома.

— Понятно, — Прескотту было приятно узнать, что ему не придется спать каждую ночь в той же кровати, в которой умер его двоюродный дед, и в которой покойник чуть не оказался заправленным бедной старой Эсмеральдой.

Не в силах сдержаться, Прескотт опять взглянул на разрисованный потолок, и ему показалось очень занимательным то, что его прапрадедушка, отец старого графа, увлекался столь развратными картинами. Может потому, что он и сам отличался развратным поведением? И если это было так, то как к этому относилась его жена, прапрабабушка Прескотта? Одобряла ли она увлечения графа другими женщинами или просто терпела их, как большинство женщин? Если бы только эти стены могли говорить, то какие секреты о жизни предков открылись бы ему…