Вне закона

Она так любила его. Любила эти бирюзовые глаза, время от времени сверкавшие скрытым огнем, это напрягшееся тело, с таким трудом пытавшееся сдержаться, когда весь он стремился к ней, точно так же, как и она к нему. Она любила этот шрам на его плече, потому что он был его частью, и любила силу и изящество в нем.

Ее рука поднялась к его щеке и направляла ее, пока их губы снова не встретились. В этот раз между ними не было сдержанности, только всепоглощающее стремление стать единым целым, отдать себя другому так, как никогда раньше.

Она почувствовала его мужество у входа в самую потаённую, скрытую часть ее, и наслаждалась движением горячей, пульсирующей кожи. В самой глубине ее возникло глубокое, сильнейшее желание, заставляя без стеснения двинуться ему навстречу, наслаждаясь контрастом от прикосновения ее нежного тела к его твердым мышцам.

От самой нерешительности его движений, когда все его лицо и напряженные мышцы выражали желание, она пульсировала любовью к нему. Ей было больно от сочувствия к этому человеку, который так боялся заботиться о ком-либо, но в котором было заключено столько заботы.

Потом, когда он проник глубже, все растворилось, и вдруг она почувствовала резкую боль, настолько неожиданную, что она вскрикнула. Он замер, но его мужество продолжало трепетать внутри ее тела. Боль ушла, и необходимость преодолела неожиданность, необходимость стереть отвращение к себе, мелькнувшее на его лице.

Теперь он был весь ярость, но все равно его рот дарил ей сокровища. Ощущение наполненности в ней, странное необычностью, сменилось чем-то столь чувственным и прекрасным, что она инстинктивно стала двигаться вместе с ним, стремясь к какой-то неведомой цели. Ее переполнил жар, когда, убыстряя движение, он проникал глубже и глубже. Подобно раскатам грома, ее сотрясало наслаждение, каждая волна мощнее предыдущей, набирая силу, пока она не затерялась в буре блистающих молний и вспышек великолепия.

Она вскрикнула, и его губы снова завладели ее губами, в то время как он еще раз глубоко погрузился в нее, вызвав последний взрыв, после которого все ее тело почувствовало удивительное тепло и удовлетворение.

Она посмотрела на него и увидела в его глазах неверие, преклонение, страсть, от чего их зелено-голубой свет стал еще более сверкающим. Он не пытался оторваться от нее, и ей было драгоценно общение его тела, так интимно связанного с ее телом. Его губы тронули уголок ее глаза и задержались там, подхватив выкатывающуюся слезинку.

— Простите меня, — прошептал он.

— Нет, — сказала она, — это от благодарности, не от разочарования.

Ее вознаградила улыбка, неожиданно мальчишеская и невыразимо привлекательная.

Они лежали вместе, все еще соединенные так близко, как только возможно, не решаясь прервать очарование и ощущение близости, боясь сказать что-то, чтобы не разрушить их спокойствие и удовлетворенность. Он взял ее руку в свою, просто держа ее. Она заподозрила, что такое он делал впервые, и ее пальцы сжались вокруг его ладони.

— Я и не думал, — наконец, сказал он. — Я…

У нее сжалось горло от глубины чувства и благоговения в его голосе.

Он слегка подвинулся, и она ощутила внезапную потерю его тела. Она положила голову ему на грудь, слушая стук сердца. Его кожа была чуть влажной, и она слизнула эту влагу, чувствуя, как он отзывается всем своим существом.

— Осторожнее, леди, — сказал он резко, но с ноткой нежности, почти ласки.

Она ощутила порыв любви к нему, преодолевающий все, чем она была, что знала или о чем заботилась.

Она знала, что он заметил это по ее глазам, так как вдруг отодвинулся. Глаза его наполнились отчаянием, а руки потянулись за одеждой.

— Джесс?

— Лобо, — ответил он низким, рассерженным голосом, — Лобо.

И, подхватив одежду, он ушел за деревья.