Черный жемчуг

– Просто удивительно, как его светлость подружился с детьми, – изрекла Берч, когда дверь закрылась. – Подумать только, некоторые отчимы совсем не обращают внимания на детей своих жен... – ее фраза повисла в воздухе, но Аннунсиата не одернула горничную. Она беспокойно ворочалась, не в состоянии избавиться от своих мыслей. Я не хочу быть благодарной, подумала она, не хочу чувствовать себя виноватой по отношению к Джорджу. Я не прошу его любить меня – такого пункта не было в контракте. Почему бы меня не полюбить человеку, которого я могла бы вознаградить за любовь? Неужели это такая редкость? Она не знала, где искать человека, которого она могла бы полюбить.

Аннунсиата вернулась в общество в конце марта, как раз тогда, когда зимний холод сменился долгожданным теплом весны. Рожденная в провинции, привыкнув к долгим прогулкам, она ненавидела домашнее заточение и вскоре уже начала подолгу гулять с королем по утрам, ездить верхом и охотиться с ним в Эпсоме и Эппинге. Двор напропалую сплетничал о Фрэнсис Стюарт, дальней родственнице короля, только что появившейся при дворе. Она сияла красотой, и король очень быстро увлекся ей, но прекрасная леди Стюарт оказалась добродетельной и пресекала любые попытки короля завлечь ее в постель. Две женщины, соперницей которых она отказалась стать – королева и леди Каслмейн – с беспокойством наблюдали, как не только король, но и все придворные стремятся поймать в свои сети эту пугливую пташку. Бэкингем и Генри Беннет даже учредили комитет по завоеванию мисс Стюарт для короля. Король смущенно и радостно рассказал об этом Аннунсиате. Аннунсиата полагала, что главная привлекательность этой леди кроется в ее недосягаемости, и что королю отлично известно об этом.

Двор невозмутимо воспринял ее возвращение. Больше уже никто не перешептывался о ее отношениях с королем, наконец-то признав, что у того и в мыслях нет сделать Аннунсиату своей любовницей. Она была постоянной спутницей короля, обладая неоценимыми преимуществами по сравнению с другими придворными дамами, поскольку любила длительные прогулки, была сильной и здоровой и обладала живым умом. В то время как вся свита нежилась в постелях или неподвижно сидела на скамейках в Приви-гарден, король и графиня Челмсфордская уже гуляли по Сент-Джеймс-Филдс. Графиня наряжалась в своим самые элегантные платья для прогулок, с пышными, стелющимися по земле юбками и лифами, напоминающими мужские камзолы; ее великолепные волосы, подхваченные лентой, свободно падали на спину или были собраны под шляпкой с перьями – придворные дамы продолжали копировать ее стиль, но все также безуспешно. Спаниель Аннунсиаты, Шарлемань, бежал вместе с собаками короля, а слуги следовали позади на таком почтительном расстоянии, что спутникам казалось, будто они остались совершенно одни.

Часто весной к ним присоединялся принц Руперт, который также любил рано вставать и подолгу бродить пешком. Втроем они гуляли и беседовали, иногда направляясь на теннисный корт, где король и принц играли, а Аннунсиата сидела неподалеку и сдерживала собак. Иногда они заходили в лабораторию принца Руперта, ибо и он, и король интересовались новыми научными опытами, а Аннунсиата широко открытыми, по-детски, глазами следила, как двое мужчин колдуют над тигелями и колбами. Изредка они втроем играли в шары, причем игру часто прерывали беспокойные спаниели, а бывало, что затевали верховую прогулку.

Однажды в мае они прогуливались по парку, когда принц Руперт заговорил о возможной войне.

– С кем мы будем воевать? – поинтересовалась Аннунсиата, и король засмеялся, заметив ошеломленное выражение на лице принца.

– С голландцами, дорогая моя, – сказал он, подхватывая ее под руку. – Руперт, не стоит ждать, чтобы мы так же хорошо разбирались в политике, как в придворных сплетнях.

Аннунсиата почувствовала себя уязвленной.

– Уверяю вас, сир, я слышу все, о чем говорят при дворе. Так почему бы мне не знать о политике? Скажите, ваша милость, – повернулась она к Руперту, – зачем нам воевать с голландцами?

Руперт с сомнением взглянул на нее, не будучи уверенным, что Аннунсиата поймет объяснения, но все же сказал:

– Вся причина – в торговле. Вы слышали об указе о навигации или качестве сырья?

Аннунсиата кивнула.

– Эти указы касаются всех грузов, перевозимых на английских кораблях, – ответила она. Руперт заметно удивился, и она продолжала: – Наш род издавна поставлял сырье для производства, все наше богатство от торговли шерстью и тканями. Все, что касается моей семьи, касается и меня.

– Постарайся не выглядеть таким потрясенным, Руперт, – смеясь, попросил король. – У графини очень восприимчивый ум. Эти указы также дают нам право монопольной торговли во вновь открытых колониях, – продолжал он, обращаясь к Аннунсиате, – и это означает, что у нас будет табак, рис, сахар и хлопок.

– Но какое отношение имеют к этому голландцы? – спросила Аннунсиата.

Руперт объяснил:

– Видите ли, мадам, их крохотная страна не в состоянии вырастить столько сырья, чтобы прокормить все население. Следовательно, ее благосостояние зависит от расширения торговли. Голландцы привыкли считать себя единственными торговцами пряностями, но теперь, когда мы научились содержать скот зимой, пряности для нас потеряли важность. Голландцы потеряли Бразилию во время правления моего дяди, и все, что им удалось сохранить – это Новый Амстердам. Теперь же, после увеличения нашего торгового флота, их монополия оказалась под угрозой. У голландцев нет выбора, кроме как бросить нам вызов.

– И это означает войну, – закончил за него Карл.

Аннунсиата задумалась.

– Мы выиграем войну?

– Конечно, – с живостью ответил король, но честность побудила его добавить: – Хотя она может дорого нам обойтись.

– Мне кажется, что богатства нашей страны не нуждаются в увеличении, – произнесла Аннунсиата.

– Нам приходится кормить гораздо большее число людей, чем голландцам, – ответил Карл, – и население Англии все время растет. Вы в состоянии прокормить своих трех детей? Конечно, да. А у меня пять миллионов детей, и мой кошелек пуст.

Минуту они шли молча, каждый был погружен в собственные мысли, а затем король всмотрелся в аллею и заметил:

– Сегодня Джеймс появился слишком рано. Интересно, кто ему нужен, – ты, Руперт, или я.

Они пошли медленнее. Навстречу им двигался герцог Йоркский, и Аннунсиата с принцем Рупертом остановились, пока король направился к брату и после взаимных приветствий завел с ним длинную беседу.

– Кажется, наше присутствие здесь необязательно, – заметил принц и улыбнулся Аннунсиате. – Могу я иметь удовольствие сопровождать вас, миледи?

– Благодарю, ваша милость, – ответила она, берясь за протянутую руку.

Минуту они стояли в нерешительности, и принц Руперт спросил:

– Куда мы пойдем? Аннунсиата засмеялась.

– Понятия не имею. Разве вам нечего предложить?

Он нерешительно улыбнулся.

– Наверное, все мои мысли улетучились с уходом короля. Если вы еще не устали, могу я предложить вам партию в шары?

– С величайшим удовольствием, – откликнулась Аннунсиата, и они направились к полю для игры. Солнце уже начинало припекать, в парке появилось множество посетителей. Аннунсиата опиралась на сильную руку идущего рядом мужчины и горделиво выпрямляла спину, думая о том, что скоро весь двор будет знать о ее прогулке с принцем Рупертом. Она искоса взглянула на него из-под опущенных ресниц. Принцу было чуть больше сорока лет – вероятно, он был на год-другой моложе ее мужа – но разница между ними казалась поразительной. Принц Руперт был высок, широк в плечах, в самом расцвете мужской силы. Его темные волосы вились крупными кудрями, лицо было твердым и тонко очерченным, большие черные глаза сияли решимостью и силой. В такого мужчину могла бы влюбиться любая женщина. В этот момент принц повернулся к своей спутнице, заметил ее оценивающий взгляд, и оба тут же отвели глаза. Аннунсиата вспыхнула, принц задумался.

Они играли с оживлением, стараясь победить соперника и в то же время быть снисходительным к нему. Оба были искусными игроками, и долго игра шла с равным счетом, пока перед последним броском Шарлемань, которому надоело смотреть на них, не схватил шар принца и не отнес его к ногам Аннунсиаты. Оба расхохотались, а пес недоуменно завертел головой.