Ветер разлуки

– Не предрекайте себе таких несчастий, Николя!

– Я вас люблю, Изабель! И не смогу жить спокойно, пока не узнаю, что вы согласны последовать за мной. Я хочу быть с вами. И если идея стать женой офицера вас не пугает…

Его влюбленные глаза умоляли. Она же на время утратила от удивления дар речи. Он предлагает ей стать его супругой? Здесь, среди руин, среди горя и нищеты? Но собор опустел, и нет больше колоколов, чтобы устроить веселый свадебный перезвон…

– Вы… Николя, это так внезапно! Я не ожидала и…

Он долго смотрел на нее в ожидании ответа. Ранее он пообещал себе, что дождется конца этой треклятой войны, но за эти месяцы пришлось пережить столько страданий! И вот буквально у него на глазах надежда, которая согревала сердце, поворачивалась к нему спиной. Магия момента рассеивалась. Сама того не зная, Изабель ему ответила. Он ни на секунду не сомневался в том, что она очень к нему привязана, но ему было нужно нечто большее. Ему хотелось настоящей, разделенной любви.

– Мне пора, – объявил он, с сожалением отрываясь от девушки. – Меня ждут, я уже давно должен быть в больнице.

– Да, я понимаю.

– Обещайте, что будете осторожны, Изабель! Мне было бы намного спокойнее, если бы я знал, что вы далеко, но…

Повинуясь внезапному порыву, он снова обнял ее и пылко поцеловал. Был ли этот поцелуй последним? Ему не хотелось об этом думать. Ему предстояло сражаться и победить, а для этого нужны выдержка и хладнокровие.

Ночь выдалась прохладной, на реке было спокойно. Отражение пепельно-серой луны танцевало на воде и рассыпалось блестками, когда на него приходился удар весла. Впереди возвышались высокие сланцевые утесы – природная крепость, которую им предстояло взять штурмом.

Александер сидел между Коллом и Мунро. Глаза его были закрыты, а разум плавал по другим рекам. В лодку погрузили так много народу, что запах пота буквально бил в нос. И все же лучше уж вдыхать этот «аромат», чем тошнотворные флюиды военного госпиталя, из которого он вышел две недели тому назад…

Потребовалось три недели, чтобы раны окончательно зарубцевались и можно было вернуться к тренировкам. В некоторых местах кожа оказалась рассеченной до кости, и первые дни после возвращения в роту были очень трудными. При малейшем движении он ощущал такую боль, что впору было пожелать себе мгновенной смерти. Словно бы десятки кинжалов одновременно вонзались в тело… Невозможно передать словами, какое облегчение он испытывал вечером, когда падал на свое ложе усталый и моментально засыпал. Во сне он часто видел Летицию.

Он оплакал ее в своей душе, как в свое время Конни, а потом и Кирсти. После ее ухода он дал себе зарок больше никогда не любить. Зачем, ведь любовь приносит только страдания и развенчивает иллюзии… За три недели «принудительного отдыха» у него было достаточно времени, чтобы вспомнить свою жизнь и подвести неутешительный итог. Однажды дед Лиам сказал ему, что «у каждого человека, не важно, бедного или богатого, злого или доброго, есть на земле своя миссия». Интересно, в чем его предназначение? Сделал ли он что-нибудь в своей жизни, о чем было бы не стыдно упомянуть в эпитафии?

Он медленно открыл глаза и посмотрел на берег, обнажавшийся по мере того, как вступал в свои права отлив. У подножия утеса поблескивала полоска песка. Как называется это место? Он как будто бы слышал незнакомое слово… Фулон?.. Может, так, а может, и нет… Солдатам не сообщали ничего. Они получали распоряжения уже на месте, но, судя по нервозности офицеров, это был не разведывательный поход, а масштабная операция. Первая массированная высадка после поражения, которое Вольф потерпел при Бопоре в конце июля… Может, командиры решились все-таки взять город приступом?

Многочисленные плоскодонки тихо скользили по реке Святого Лаврентия, следуя направлению сильного течения. Первая лодка уже причалила, и двадцать четыре добровольца выбрались на песчаный берег и построились. Скоро настанет и их с ребятами очередь…

Странное чувство овладевало Александером по мере того, как они приближались к месту высадки, – нечто среднее между страхом и возбуждением, отчего по телу пробегала дрожь. Он набрал в грудь побольше воздуха. Спина побаливала, и кожа на ней немилосердно зудела и чесалась, но он успел к этому привыкнуть. Боль давно стала его верной спутницей. Она толкала его вперед, давала силы для исполнения наивысшей цели – завоевать уважение родных, восстановить померкшую славу своего клана. «И путь величия ко гробу нас ведет…» Где же он это слышал?

Рядом шевельнулся Колл и прижался к нему плечом. Он понял это безмолвное послание: они будут сражаться вместе. Жизнь каждого теперь в руках брата. Они – родные по крови и вместе встретят самое страшное. Когда объявили сбор, у них с Коллом для разговоров была еще целая ночь. Они поклялись на крови, что тот, кто останется в живых, вернется к отцу и расскажет, как другой его сын пал смертью героя. Стоило Александеру вспомнить об этом, и у него на душе становилось легче. Теперь он мог умереть с миром и был готов сделать это с гордо поднятой головой, глядя в глаза противнику. Так он сам для себя решил.

Вода плескалась о нос лодки. Еще несколько минут – и дно заскреблось о гальку. Солдатам был дан приказ хранить абсолютное молчание. Было около пяти утра, и уже рассветало. Закутанный в широкий плащ, Вольф с несколькими офицерами стоял чуть поодаль от выстроившихся шеренгами солдат, к которым по мере высадки присоединялись товарищи. Освободившиеся лодки тут же уплывали назад за новым грузом – на кораблях оставалось еще несколько сотен человек. Капитан Дональд Макдональд быстро выстроил свою роту и повел ее к подножию утеса. Им предстояло тяжелое восхождение.

На некотором расстоянии от места высадки находился французский часовой. Заслышав шаги, он осторожно приблизился.

– Да здравствует…

– Франция! – на безукоризненном французском подхватил капитан Фрейзер.

– Полк?

Последовала короткая пауза.

– Морской флот!

– Говорите громче! Я плохо вас слышу.

– Хотите, чтобы и англичане нас тоже услышали?

– Пусть проходят! – сказал часовой двум своим товарищам, находившимся чуть дальше на берегу. – Нам привезли провизию!

В темноте они прошли под носом у часовых и стали карабкаться по скалистому склону высотой не меньше шестидесяти ярдов. Вдалеке слышался грохот мортир: возобновилась бомбардировка города. Александер знал, что Колл находится у него за спиной, но Мунро он успел потерять из виду. Начался мелкий дождик. Закинув ружье за спину, стиснув зубами нож, он продвигался вперед, цепляясь за корни, пучки травы и острые камни, норовившие выскользнуть из-под пальцев. Поднимались в полной тишине, от этого зависела их жизнь. Слышалось только журчание ручья и приглушенный шорох скатывающихся по склону камней.

Несколько человек уже добрались до вершины, где располагался сторожевой пост французов. Звук голосов, несколько выстрелов, и перепуганные ополченцы задали стрекоча, по пятам преследуемые английскими солдатами. С момента высадки прошло всего десять минут…

Количество солдат перед оборонительными укреплениями Квебека неуклонно увеличивалось. Александер шел по полю, глядя, как спелая пшеница волнуется под легким дуновением ветра. Занимался рассвет. Дождь прекратился. Неподалеку проходила дорога. Она вела к воротам города, которым он так часто любовался с мыса Леви. Впереди слева деревья прикрывали часть французских укреплений. Вдоль дороги стояли фермы, мельницы и жилые дома. Справа, перед бастионом, соседствующим со скалами, распростерлось плато с россыпью деревьев.