В альковах королей

Герцогиня Терранова, сколь бы сурова она ни была, все же имела сердце. Статс-дама видела, что происходит, и понимала, что Мария-Луиза может не добраться до Мадрида живой. Поэтому каждый вечер герцогиня давала королеве чашку горячего шоколада со снотворным. Так продолжалось весь медовый месяц, который молодые провели во дворце в Буэн-Ретиро, и позже – до тех пор, пока любовный пыл слабого здоровьем короля не поутих.

В Мадриде Марию-Луизу ждало новое испытание. Ей предстояла встреча с королевой-матерью, бывшей эрцгерцогиней Австрийской, которая всю жизнь носила монашеское одеяние. Силы королевы-матери подтачивал страшный недуг: раковая опухоль в груди, поэтому на лице этой еще не старой женщины, казалось, навсегда застыло выражение страдания. Мать короля была душой проавстрийской партии придворных, которую до недавнего времени возглавлял иезуит Нитар – подлинный правитель Испании. После смерти иезуита его место занял принц Коллоредо-Мансфельд. Все эти люди люто ненавидели Францию, так что о симпатии между двумя королевами не могло быть и речи. Очень скоро Мария-Луиза заметила, что к придирчивой опеке ее первой статс-дамы добавилось ничуть не менее пристальное внимание к ней со стороны вдовствующей королевы.

Мария-Луиза с грустью думала о том, что ей придется всю жизнь провести в мрачных покоях старых замков, столь непохожих на очаровательный дворец в Сен-Клу, который только что отстроил герцог Орлеанский! Когда она вспоминала ослепительный Версаль, балеты, балы и пышные приемы, на глаза у нее наворачивались слезы. Да разве можно сравнить утонченные развлечения французов с кровавыми корридами и жуткими публичными казнями, к которым была по-прежнему привержена Святая инквизиция?..

И все же юной королеве удалось найти друга. Им стал кардинал Портокарреро, глава профранцузской партии, исполнявший при короле обязанности первого министра. Благодаря ему жизнь Марии-Луизы стала вполне терпимой.

Именно кардинал сообщил ей о том, что королева Испании может проводить сколько угодно времени в монастырях, особенно если она пожелает их обновлять или благоустраивать.

– Устав многих монастырей не слишком суров, – сказал кардинал, – и жить в них веселее, чем в королевской резиденции.

– Как это понимать? – удивилась Мария-Луиза. – Ведь монастыри – не светские салоны…

– Но, в большинстве своем, и не оплоты истовой веры, – понизив голос, возразил кардинал. – Оттуда намного легче выйти, чем из королевских покоев…

– Что ж, – недолго думая, согласно кивнула молодая королева, – я с удовольствием посещу один из них. Ваше преосвященство, надеюсь, сможет меня сопровождать?

– Будет лучше, если Ваше Королевское Величество отправится в монастырь с одним из викариев, – мягко улыбаясь, ответил кардинал. – Я скоро пришлю его к вам.

Какую роль сыграли монастыри в жизни Марии-Луизы, точно не знал никто. Однако когда 12 февраля 1689 года королева внезапно умерла, многие шептались о том, что королева-мать и принц Коллоредо-Мансфельд ее отравили.

– Говорят, король собственноручно подписал смертный приговор, – прячась по углам, сплетничали фрейлины.

– Да-да, он страшно ревновал королеву…

– И у Его Величества опять случился припадок…

Отдал ли Карл приказ в приступе ревности умертвить королеву, доподлинно неизвестно, однако о том, что супруга бесплодного монарха забеременела, знали все.

Но смерть Марии-Луизы не уменьшила страсти, какую питал к французской принцессе Карл II. Даже женившись на Марии Нойбургской, истеричной немке, он часто наведывался в Эскуриал, где навеки упокоилась Мария-Луиза, приказывал открыть гроб и, целуя полуразложившиеся останки, сквозь слезы шептал:

– Моя королева! Моя королева!

Подолгу оставался он в склепе, обнимая возлюбленную и повторяя слова, которые сказал ей при первой встрече…

Брачные ночи двух бельгийских принцесс

Эта долгая и довольно печальная история началась февральской ночью 1875 года. Часовой, молодой солдат, лишь недавно призванный на службу и не очень хорошо знакомый с придворными порядками, стоял на посту возле великолепных теплиц королевского замка Лэкен, что неподалеку от Брюсселя. Ему было скучно и холодно, и он с нетерпением дожидался смены. И вдруг его внимание привлекли какие-то странные звуки – то ли вздохи, то ли рыдания. В оранжерее явно кто-то был!

– Пожалуй, надо бы взглянуть, что там такое, – рассудил солдат. – А вдруг среди кустов притаился злоумышленник?!

Разумеется, солдат отлично понимал, что никакой злоумышленник – если, конечно, он не пьян – не станет рыдать на месте преступления. Просто юноше было любопытно войти внутрь оранжереи (прежде он видел ее только снаружи) и посмотреть, что там происходит.

Открыв стеклянную дверь, солдат сделал несколько осторожных шагов. Потом он остановился и, вытянув шею, прислушался. Свое оружие он крепко сжимал в руке. Рыдания не прекращались. Поколебавшись, солдат опять двинулся вперед и вдруг застыл в недоумении.

В свете стоявшей на полу свечи он увидел под апельсиновым деревом белокурую девушку в неглиже. Закрыв руками лицо и полулежа на белой резной скамье, она горько плакала; ее прекрасные волосы рассыпались по плечам.

Девушка так отчаянно рыдала, что даже не обратила внимания на сквозняк, едва не погасивший пламя ее свечи. Солдат поспешил притворить дверь, а потом вернулся к красавице и замер подле нее, раздумывая, что же предпринять. То, что ранним зимним утром в королевской оранжерее сидела и плакала несчастная девушка, было уже само по себе странно, но больше всего изумило солдата то, что в белокурой красавице он узнал принцессу Луизу. Королевская дочь только вчера вышла замуж за иноземного принца.

«Кто его знает, что за всем этим кроется… – подумал солдат. – А может, мне в это дело нос совать не надо? Может, тут какая государственная тайна? Но с другой стороны… не могу же я просто уйти и оставить старшую королевскую дочь обливаться слезами, точно она кухарка, которой отказали от места!»

И молодой человек решился. Тихонько выскользнув из оранжереи, он полной грудью вдохнул морозный воздух, пробормотал себе под нос: «Апельсиновые деревца никуда не денутся. Так и объясню капралу, если станет придираться!» – и со всех ног помчался в покои королевы Марии-Генриетты. Там он разбудил дежурную статс-даму и робко сказал изумленной его бесцеремонностью матроне:

– Пожалуйста, извините меня за то, что я посмел потревожить вас. Но поверьте: мне очень, очень нужно поговорить с Ее Величеством!

Окинув солдата внимательным взглядом, придворная дама решила, что он достоин доверия, и отправилась доложить королеве о странном посетителе.

Мария-Генриетта до замужества была австрийской эрцгерцогиней и прекрасно владела собой в любых обстоятельствах. Уже через пять минут она предстала перед нашим часовым, причем ее туалет был в полном порядке, а из прически не выбивалось ни единого волоска.

– Говорите! – коротко приказала она.

– Ваше Величество… – запинаясь, начал молодой человек, – дочь Вашего Величества… она…

– Которая дочь? – осведомилась Мария-Генриетта.

– Принцесса Луиза. Она, видите ли, рыдает… и я волнуюсь… я не понимаю…

– Где рыдает Ее Высочество?

– В оранжерее.

– Ага, значит, вы стояли там на посту и услышали рыдания. Так?

– Так, – ответил солдат, восхищенный проницательностью государыни.

– И что же было дальше?

– Ее Высочество все еще там. Я не посмел заговорить с ней.

– Все ясно. – И Мария-Генриетта обернулась к своей статс-даме: – Графиня, принесите, пожалуйста, теплую шаль. Боюсь, девочка не совсем одета.

Тут королева бросила вопросительный взгляд на молодого человека. Тот смущенно потупился.

И вот Луиза увидела, что к ней решительным шагом направляется ее мать. Вскочив со скамьи, принцесса, не переставая рыдать, бросилась к матери.

– Ах, матушка, – пролепетала она, – если бы вы знали!.. Если бы вы только знали… – И Луиза уткнулась заплаканным лицом в материнскую грудь.