Дезире — значит желание (Желание сердца, Уроки куртизанки, Заветное желание)

— Это просто потому, что вы не привыкли нарядно одеваться, мисс. Среди других леди вы будете чувствовать себя превосходно.

Корнелия ничего не ответила. С чувством, похожим на растерянность, она рассматривала монументальное сооружение, которое мосье Анри возвел у нее на темени. Туго завитые волосы были уложены поверх искусственного каркаса, и в результате ее лицо почти исчезло под гигантским птичьим гнездом. Несмотря на все хлопоты мосье Анри, Корнелия была уверена, что еще задолго до приезда на бал волосы начнут выбиваться из прически. Внезапно на нее накатила страстная тоска по Розарилу.

Весь день напролет Корнелия думала о приземистом сером доме в окружении зеленеющих полей, о горах, казавшихся фиолетовыми на фоне неба, и о мерцающем в отдалении море. Она думала также о лошадях, которые ждут ее в загонах, недоумевая, почему она о них забыла, о том, как насвистывает Джимми, работая в конюшне, о том, что он, может быть, скучает по ней так же, как скучает по нему она. И ей не раз и не два приходилось закусывать губы, чтобы не дать пролиться слезам.

Временами, увлекшись созерцанием такого множества новых вещей, она ненадолго забывала о Розариле, но потом, совершенно неожиданно, тоска по Ирландии вновь охватывала ее с неодолимой силой. Тогда, обуреваемая слепым горем, она ненавидела все незнакомое и тосковала по родным ей местам и людям, которых любила. Она цеплялась за свои очки так, как утопающий цепляется за спасательный круг, — они были ее единственной защитой от любопытства окружавших ее чужих людей.

Казалось, дом ее дядюшки и тетушки был с утра до ночи полон гостей: гости к завтраку, к чаю, к обеду. И когда Корнелию знакомили с ними, она ловила их быстрые оценивающие взгляды и слышала нотки любопытства у них в голосе.

Ей достало ума понять, что весть о ее неожиданном богатстве предшествовала ей всюду, где бы она ни появлялась, но она также догадывалась, что было нечто странное и необычное в том, что тетушка играла роль ее компаньонки.

— Это похоже на то, как если бы у вас была собственная дочь, милая Лили, — заметила одна женщина медовым голоском, в котором скрывалось жало.

— Вернее было бы сказать — сестра, не так ли, дорогая? — ответила Лили, но Корнелия все же успела заметить вспышку гнева в ее глазах и поняла, что удар попал в цель.

Уже через несколько часов, проведенных ею в доме, Корнелия догадалась: тетушка совсем не в восторге от ее приезда. Конечно, она ничего такого не говорила, но была какая-то холодность в ее манере держаться, резкость, порой звучавшая у нее в голосе, и у Корнелии возникло ощущение, что она здесь — досадная помеха. И еще была какая-то скрытая, но уловимая натянутость между мужем и женой, и от этого Корнелия чувствовала себя еще более неловко.

«Я их ненавижу, а им я не интересна, — сказала она себе в первый же вечер. — Ну почему, почему я должна здесь оставаться?»

Из долгих споров с мистером Масгрейвом Корнелия уяснила: ей ни за что не позволят вернуться в Розарил. Ответ был всегда один и тот же: юные леди не живут одни, без компаньонки… Опекуном осиротевшей юной леди становится ее ближайший родственник… Юные леди должны занять подобающее им место в обществе…

Как она ненавидела это выражение! Она не хотела быть юной леди — она хотела снова быть ребенком в Розариле: ездить на лошадях, носиться с собаками, устав, возвращаться домой, смеяться и шутить с папой и мамой, пока не придет пора идти спать.

Милый, зеленый, чудный Розарил — она только о нем и думала, хотя папа нередко говорил о веселой и волнующей жизни в Лондоне.

Папа имел в виду такие балы, как этот, вдруг подумала Корнелия и, очнувшись, увидела, что Лили вышла вперед и присела в реверансе перед королем. В каком-то оцепенении она услышала, как Лили произнесла ее имя, а затем и сама присела, чуточку неуклюже, ощущая, как дрожат ее колени. — Так вы только что приехали из Ирландии? — любезно спросил король своим низким, гортанным голосом, в интонациях которого был тот самый шарм, что завоевал ему симпатии всей Европы. — Я помню вашего отца и был опечален известием о его безвременной гибели.

— Благодарю вас, сэр, — удалось пробормотать Корнелии, и его величество, одобрительно улыбнувшись Лили, проследовал дальше.

Оркестр играл вальс, и, когда Лили с Корнелией немного отступили назад, чтобы дать место танцующим, Корнелия увидела высокого мужчину, который направлялся к ним, лавируя между кружащимися парами. Она сразу его узнала. Это был тот самый мужчина в фаэтоне, которого она видела, когда они с дядей ехали по Гросвенор-сквер. Странно, но она много раз думала о нем с того мгновения, когда увидела его укрощающим своих лошадей и услышала, как при виде его выругался дядюшка.

Она не имела ни малейшего понятия, почему он ей запомнился, но сейчас, при его приближении к ним, ее охватило странное чувство, похожее на обреченность.

Она видела, как тетушка вертела головой, словно кого-то искала, и подумала, что та высматривает дядю Джорджа, который стоял в дальнем конце зала, разговаривая с двумя пожилыми мужчинами. Темноволосый молодой человек подошел к ним.

— Дрого! — негромко произнесла его имя Лили.

— Ты потанцуешь со мной? — спросил он.

— Разумеется, нет! — отрезала тетя.

Интересно, почему она отказала ему, думала Корнелия, стоя немного позади, и тут Лили повернулась к ней.

— Это Корнелия, — сказала она. — Но может быть, я должна познакомить вас более официально? Корнелия, позволь представить тебе герцога Рочемптона. А это — мисс Корнелия Бедлингтон.

В голосе тетушки слышалась какая-то насмешливая нотка и что-то еще, чего Корнелия не поняла. Она протянула руку, и герцог на краткое мгновение взял ее в свою.

— А позже ты со мной потанцуешь? — спросил герцог.

— Нет, — ответила Лили.

С секунду они оба стояли совершенно неподвижно, глядя друг другу в глаза. Потом Лили с усилием отвернулась, раскрыла свой веер и стала обмахивать им лицо, словно ей вдруг стало душно.

— Могу я пригласить вас на этот танец?

Герцог отвесил Корнелии поклон. Она наклонила голову, а он обвил рукой ее талию и ввел в круг танцующих. Он танцевал хорошо, и Корнелия была рада, что почти не уступала ему. Вот и пригодились те вечера в Розариле, когда они с отцом танцевали в гостиной, а мама играла им на пианино.

Корнелия через очки взглянула снизу вверх на герцога. В его лице была некая отрешенность, словно его мысли витали где-то далеко отсюда. И тут, когда она вот так на него смотрела, когда поняла, насколько близко друг к другу они находятся, когда ощутила, как его рука сжимает ее руку, ее сердце, казалось, стало биться сильнее, а в теле вдруг появилась какая-то странная легкость.

Как он красив, думала Корнелия. Его волосы, так изысканно лежащие надо лбом, подчеркивают его аристократичную внешность, а квадратный подбородок — убедительный признак решительного человека. В нем были также гордость и достоинство — черты, напоминавшие ей отца.

Они танцевали в молчании, а когда вальс кончился, они все так же молча направились обратно — туда, где в центре смеющихся и болтающих людей стояла Лили.

— Благодарю вас. — Поклонившись Корнелии, герцог повернулся и отошел.

— Хорошо потанцевала, Корнелия?

На губах Лили играла натянутая улыбка, а голубые глаза смотрели жестко.

— Да, благодарю вас.

— Знаешь, не всякая девушка может сказать, что первый свой танец в Лондоне она танцевала с самым завидным женихом Англии. Тебе очень повезло, — едким тоном сказала Лили.

— Он не стал бы танцевать со мной, если бы вы ему не приказали, — ответила Корнелия и удивилась, почему ей было так неприятно произносить эти слова.

— Ваша племянница всегда носит темные очки? — спросил кто-то.

Это была леди Расселл, капризная красавица, известная тем, что не стесняясь говорит то, что думает, как бы это ни задевало других людей.

— Она повредила глаза на охоте, — ответила Лили. — Ничего серьезного, но, по ее словам, доктор приказал ей не снимать их ближайшие несколько месяцев. Так утомительно для бедняжки. Я всегда думала, что охота — опасный спорт.