Тень рыси

Наконец я сказала:

— Уже поздно, надо идти.

Стирлинг проводил меня до каюты и пожелал спокойной ночи.

Я долго не могла сомкнуть глаз. Нет, не позволю Линксу командовать собой, хоть он и мой опекун, хоть подчинил себе всех — даже Стирлинга. Я больше не стану расспрашивать о нем. Я выкину его из головы.

Но и во сне меня не покидал высокий человек с глазами рыси, похожий на лису.

На третий день после отплытия из Кейптауна случилось вот что. Как обычно, после ужина, мы сидели на палубе. Стирлинг продолжал рассказывать об Австралии: о великолепных красно-желтых цветах под названием «лапки кенгуру», о роскошных орхидеях, маленьких порывистых попугайчиках — розовых, зеленых лори. Каждый день я все больше и больше узнавала о стране, где мне предстояло жить.

Неожиданно кто-то громко чихнул. Странно, мы были уверены, что кроме нас на палубе никого нет.

— Кто здесь? — спросил Стирлинг, оглядываясь. И тут совсем рядом с нами кто-то зашелся в жестоком приступе кашля. Чувствовалось, что несчастный изо всех сил старается перебороть его. Мы едва сделали несколько шагов по палубе, как снова раздался кашель. На этот раз сомнений не было: он доносился от одной из спасательных шлюпок. Стирлинг быстро вскочил в нее.

— Здесь мальчик!

И я увидела голову, грязную, лохматую. Испуганные глаза казались огромными на побелевшем от страха лице.

Стирлинг подхватил его и опустил на палубу. Несколько секунд мы стояли молча.

— Пожалуйста, не говорите им, — захныкал мальчик.

Когда он снова разразился этим ужасным кашлем, у меня уже не осталось сомнений, что здоровье его в опасности.

— Не бойся, все будет в порядке. Должно быть, я говорила очень уверенно, потому что он посмотрел на меня с доверием.

— Ты ведь пробрался сюда зайцем? — спросила я как можно мягче.

— Да, мисс.

— И как долго ты здесь находишься?

— С Лондона.

— Маленький мошенник, — закричал Стирлинг, — ты понимаешь, что натворил?

Мальчик в испуге прижался ко мне, и я почувствовала, что должна взять его под свою защиту.

— Он болен, — сказала я.

— Так займитесь им.

— Ты, верно, голоден, — сказала я мальчику. — И весь дрожишь. Тебе нельзя здесь дальше прятаться.

— Нет! — закричал он с таким отчаянием, что я подумала, уж не собирается ли он выпрыгнуть за борт. Мне стало очень жаль его.

— Ты убежал из дому? — спросила я.

— Разумеется, — вмешался Стирлинг.

— У меня нет дома.

— Твой отец…

— У меня нет отца и нет матери, — сказал он, мое сердце дрогнуло. Разве я сама не знала теперь, что это такое.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Джимми.

— Хорошо, Джимми, — заверила я его, — не беспокойся ни о чем. Я позабочусь о тебе.

Стирлинг поднял брови, но я продолжала:

— Ты сознаешься в том, что сделал, но я все улажу. А теперь тебе нужны горячая пища и постель. Кстати, что же ты ел все это время? Только то, что удавалось украсть?

Он кивнул.

В этот момент на палубе появился один из офицеров и, увидев мальчика, заспешил к нам. Узнав, что произошло, он сразу принял весьма суровый вид. У меня защемило сердце — такой затравленный взгляд бросил на меня мальчик, когда его уводили.

— Вы играете роль леди-благотворительницы, — сказал Стирлинг. — Готовы помочь каждому безбилетнику и даже наградить за грехи.

— Этот бедный ребенок болен и голоден.

— Естественно. А чего он ждал? Что его примут на бор г как пассажира? Надо было подумать, прежде чем прятаться на корабле без билета.

— Он не мог думать об этом. Он бежал от своей невыносимой жизни, мечтал уплыть куда-нибудь, где светит солнце, чтобы начать все сначала.

— Еще один мечтатель, как я погляжу.

Это меня разозлило: он явно метил в моего отца. И я ответила твердо:

— Не допущу, чтобы этот ребенок страдал. Как они накажут его? Очень сурово?

— Возможно, заставят работать на судне, а когда мы прибудем в Австралию, вышлют обратно в Англию, где он будет наказан.

— Это жестоко.

— Это справедливо.

— Он слишком молод. К тому же не всем дано избегать наказания… Например, женясь на дочерях своих хозяев.

Это было нечестно, но я не могла удержаться, чтобы не отплатить ему за нападки на своего отца Стирлинг только улыбнулся.

— Люди должны быть умными, чтобы добиться лучшего в жизни.

— Некоторым помогают в этом, — сказала я, — и я тоже постараюсь помочь бедному мальчику.

— Конечно, ведь, хоть и опрометчиво, но вы уже дали слово.

Он был прав. Я обязана сделать все, что в моих силах для Джимми.

На судне только и говорили что о маленьком безбилетнике. Его поместили в лазарет, и в течение нескольких дней никто не мог поручиться, выживет ли он после перенесенных лишений. Днем, оказывался, мальчик прятался в одном из шкафов, где хранились лишние спасательные жилеты, а по ночам обшаривал судно в поисках хоть какой-нибудь еды. Он почти умирал от голода, когда мы его нашли. Сейчас, по крайней мере, за ним хорошо ухаживали, но он был слишком слаб, чтобы задуматься о том, какие неприятности его ожидали. Однажды, когда мы со Стирлингом сидели на палубе, я сказала ему:

— Я хочу спасти этого мальчика. Ты должен помочь мне.

— Я? Ко мне это не имеет никакого отношения.

— Это имеет отношение ко мне, а я твоя сестра… Точнее, твой отец мой опекун. Полагаю, это что-нибудь да значит?

— Только не то, что я буду участвовать в твоих сумасбродных затеях.

— Ты мог бы оплатить его проезд, взять слугой, пока твой всемогущий отец не подыщет ему какую-нибудь подходящую работу. Ведь ты поможешь?

— Не понимаю, почему ты в этом так уверена.

— Потому что ты вовсе не такой жестокий, каким хочешь казаться.

— Я просто практичный.

— Конечно, потому-то ты и поможешь мальчику. Под) май, он будет предан тебе всю жизнь, а это уже не так мало.

Стирлинг смеялся так, что даже не мог говорить. Мне было не по себе. Я очень волновалась за несчастного малыша, к которому, похоже, никто, кроме меня, не испытывал симпатии.

— Мистер Мулленс утверждает, — сообщила мне вечером соседка по каюте, — что никогда не слышал ни о чем подобном. Что мы соберем в Австралии половину отребьев общества, если будем так поощрять каждого безбилетника.

— Чем же мальчика поощряют? Только тем, что больного уложили в постель и лечат? А чего ожидал мистер Мулленс? Что беднягу на канате протащат под днищем судна? Или закуют в кандалы?

Она вскинула голову. Не сомневаюсь, и она, и этот Мулленс осуждали меня.

— Я слышала, мистер Херрик уже выручил мальчишку, — ухмыльнулась девица. — Этот сорванец будет теперь его слугой.

— Слугой?? — вскричала я.

— Разве он ничего не сказал вам? Мистер Херрик оплатил его проезд, и наш юный негодяй неожиданно превратился в честного мальчика.

Какое счастье! Я помчалась к каюте Стерлинга и постучала в дверь. Мой «брат» был один, я не могла удержаться, порывисто обняла его и поцеловала. Смутившись, он высвободился из моих рук.

— Ты это сделал, Стирлинг! — воскликнула я. — Ты это сделал!

— О чем ты говоришь? — состроил он удивленный вид. — Ах, мальчик… Он в третьем классе. Конечно, жаль, но большего он не заслуживает. Билет стоит семнадцать гиней, но, естественно, столько не запросили, ведь он спал не в каюте и не получал никакой еды. Доберется до Мельбурна…

— А там ты подыщешь ему работу?

— Он останется моим слугой, пока мы не подберем ему что-нибудь более подходящее.

— О, Стирлинг! Это чудесно! У тебя, оказывается, есть сердце!

— Только, пожалуйста, не взваливай на меня больше такие проблемы. Ты будешь горько разочарована, — притворился он равнодушным.

Бедный маленький Джимми! Как он будет радоваться сегодня вечером!

С этого дня мы со Стерлингом стали еще ближе.

В остальном наше путешествие прошло без особых приключений, и через сорок пять дней после его начала мы прибыли в Мельбурн.

Были уже сумерки, когда мы сходили с судна. Я никогда не забуду, как стояла на пристани среди наших вещей, а рядом жался Джимми в своих лохмотьях — это было все его имущество. Я, как могла, успокоила мальчика. И успокоилась сама.