Самозванка (дореволюционная орфография)

Тайна, которую она узнала сегодня, была такъ значительна, такъ велика, что оставить ее безъ извлеченія выгодъ, большихъ выгодъ, было бы глупо, чуть ли не преступно… Счастье въ руки ползло съ открытіемъ этой тайны; деньги сулила она, большія деньги… He стало Васи, не стало красавца-юноши, который впервые „настоящей“ любовью взволновалъ сердце хладнокровной, разсудительной „модной дѣвицы“, но за то являлась возможность хорошо наградить себя за понесенное горе, хорошо отомстить „дѣвченкѣ“, такъ жестоко обидѣвшей Настеньку.

Она вспомнила недавній случай въ Замоскворѣчьѣ, отчасти похожій на то, что случилось съ нею.

Недавно это было, года два. На одной изъ замоскворѣцкихъ улицъ жила вдова, лѣтъ за сорокъ, очень некрасивая, очень влюбчивая и очень богатая. Зная слабость этой вдовы влюбляться въ хорошенькихъ мальчиковъ, одни знакомые зло, жестоко подшутили надъ нею. Они устроили на Святкахъ костюмированный балъ и упросили одну барышню, стройную, хорошенькую шалунью, рѣзвую, какъ мальчикъ, и какъ мальчикъ остриженную – одѣться мальчикомъ-ямщикомъ и влюбить въ себя купчиху вдову. Шалунья согласилась.

Добыли костюмъ, надѣли на нее маску, а манеры мальчика у ней были свои собственныя. И вотъ, она явилась на балъ, прельстила влюбчивую вдову, вскружила ей голову, назвавшись пріѣхавшимъ изъ провинціи купчикомъ сиротою, и поѣхала ее провожать, обѣщаясь заговорщикамъ разсказать всѣ детали „комедіи“.

И не разсказала, даже не пріѣхала на все еще продолжавшійся балъ-маскарадъ. Ужъ потомъ узнали всю правду, и барышнѣ досталось до зла-горя.

Кончилась эта затѣя совсѣмъ неожиданно.

Когда вдовица, млѣя отъ нѣги и любви, привезла къ себѣ „хорошенькаго юношу“ и приказала подать чай, фрукты, вино, и когда, затѣмъ шалунья съ хохотомъ сняла маску и открылась, вдовица пришла въ ярость.

– А, такъ ты вотъ какъ! – вскипѣла она. – Ты надсмѣшки строить надо мною?… Надругаться?… Я-жъ тебя, негодницу!…

Барышня молила о пощадѣ, плакала, грозила, кричала, но вдовица, не взирая ни на что, собственноручно разложила ее и такъ „вспрыснула“, что барышня едва опомнилась въ каретѣ, которую вдовица любезно предложила ей послѣ угощенія.

Настенька находила, что ея положеніе отчасти похоже на положеніе одураченной вдовицы… Но не такъ она отомститъ, нѣтъ!… Она не дикарка старинной закваски, она „модная дѣвица“ и она не богачка. Она выгоду извлечетъ и изъ этого, хорошую выгоду…

Тетеньку бы только дома застать, ея умнаго, дѣловитаго совѣта спросить…

И очень, очень торопилась Настенька…

„Завариха“, рѣдко когда бывающая дома, сегодня чувствовала себя не совсѣмъ здоровою и никуда не пошла, никого не осчастливила своимъ посѣщеніемъ.

Настенька застала свою тетеньку за самоваромъ въ обществѣ одной свахи, большой пріятельницы „Заварихи“ и ближайшей ея помощницы.

Кумушки выпили рябиновки, хорошо закусили жалованными отъ „благодѣтелей“ соленьями и разными печеньями и кушали чай съ большимъ аппетитомъ, перемывая косточки своимъ ближнимъ.

Ураганомъ влетѣла Настенька и, не обращая вниманія на расточаемыя свахою похвалы и ласки, сказала теткѣ, что имѣетъ до нея важное дѣло.

– По секрету, Настенька? – спросилѣ „Завариха“.

– Да…

– При мнѣ говорите, красавица, при мнѣ всякій секретъ можно говорить и, все равно, какъ въ могилу, его схоронимъ, – запѣла сваха.

Но Настенька безъ церемоній перебила ее и велѣла уходить.

– Слушайте, ступайте, не могу я при васъ говорить! – рѣшительно отрѣзала „модная дѣвица“. – Погуляйте гдѣ-нибудь, а потомъ можете опять придти… Ступайте!…

Сваха не особенно охотно покорилась, не смѣя возражать бойкой и порою очень дерзкой барышнѣ.

– Что такое, Настенька, за секретъ у тебя? – сгорая отъ нетерпѣнья, спросила „Завариха“. – Должно быть, важное что-нибудь, ежели ты такъ спѣшно да неожиданно пріѣхала…

– Ахъ, тетя, такое важное, такое важное, что ужъ не знаю, и говорить-ли вамъ? – сказала Настенька, то ходя по комнатѣ, то усаживаясь за столъ, то порывисто выпивая чашку чаю.

– Чтой-то, Настенька, ты говоришь?… Теткѣ, да ужъ не сказать… Я первое дѣло, Настенька… я тетка твоя…

– Ладно ужъ, оставьте проповѣди-то!… – перебила Настенька. – Боюсь, я, что разболтаете по городу, вотъ что… Язычекъ то у васъ длиненъ очень… Хорошо, хорошо, не возражайте ужъ!… Скажу вамъ, но чтобы никому ни словечка… а скажете кому – не племянница я вамъ!… Слышите?…

– Да ладно, ладно, Настя!… говори ужъ скорѣе… Изнурила всю!…

Настенька сѣла рядомъ съ теткою, наклонилась къ ней и вполголоса, хотя въ комнатахъ никого и не было, проговорила:

– Знаете ли вы, кто такой Вася, внучекъ Ольги Осиповны?

– Кто?

– Дѣвушка, вотъ кто!…

Если бы „Завариху“ ударили чѣмъ-нибудь очень тяжелымъ и совершенно неожиданно, еслибъ въ комнатѣ разорвало бомбу, – не такъ была бы поражена и ошеломлена „Завариха“, какъ этимъ словомъ племянницы.

VI.

Отшатнулась „Завариха“, всплеснула руками, выкатила глаза и воскликнула:

– Какъ дѣвушка?… Что ты говоришь, Настенька?…

– Такъ, дѣвушка… Подлогъ сдѣлали, обманываютъ старуху, благо она изъ ума выживать стала… Узнала доченька то старухи, Анна то Игнатьевна, что мать овдовѣла и милліонами владѣетъ, ну и задумала тѣ милліоны въ свои руки захватить, а для этого… для этого свою незаконную дочь законнымъ сыномъ сдѣлала, дѣвушку Вѣру мальчикомъ Васей назвала, переодѣла, документъ фальшивый добыла и привезла въ Москву къ старухѣ внука желаннаго… Подлогъ удался, сами вы видѣли, сами дѣвченку за мальчика считали… да что вы съ Ольгой Осиповною?… Вы стары, глупы, правду надо сказать, – я… я не замѣчала подлога!… Ловкая дѣвченка эта Вѣра: тоненькая такая, волосы по-мальчишески обрѣзаны, ну и удался подлогъ… Можетъ быть, и никогда бы не догадались, да сама выболтала…

– Сама?… – задыхаясь отъ волненія и жадно ловя каждое слово племянницы, спросила „Завариха“.

– Да… Глупа еще, не понимаетъ ничего, не въ матушку, ну и выболтала…

– Да какъ же это она?… Какъ это себя въ наши руки отдала…

– Ну, это длинная исторія, вамъ дѣла до этого нѣтъ… Выболтала, и кончено…

– Вотъ ужасти-то, вотъ дѣла то!… Ахъ, Господи, Господи!… Ну, вѣсть ты мнѣ, Настя, принесла… ну, извѣстіе!… Слушаю и ушамъ своимъ не вѣрю!…

– He вѣрила и я, а-нъ правда все…

Настенька встала и взяла тетку за плечо.

– Все я сказала вамъ, тетя, великую тайну открыла, такъ помните же, что вы должны хранить эту тайну!… Счастье, большое счастье получимъ изъ этого дѣла!… Къ милліонамъ старухинымъ подойдемъ близко, до золота ея руками дотронемся!…

– Да, да… правда, правда!…

„Завариха“ дрожала отъ волненія, и глаза ея сверкали, какъ у молоденькой дѣвушки при первыхъ словахъ объясненія въ любви дорогого человѣка.

– Что-жъ мы дѣлать будемъ теперь, Настя? – спросила она.

– Надо обдумать, для этого и пріѣхала къ вамъ…

– Заявить надо „самой“…

– Ни-ни! – поспѣшно выкрикнула Настенька. – Никоимъ образомъ нельзя этого дѣлать…

– А что же надо по твоему?

– Подумаемъ… Скажемъ старухѣ – дѣло можемъ испортить.

– То-есть, чѣмъ же испортить?

– Ишь вы ошалѣли! – грубо воскликнула Настенька.

„Модная дѣвица“, манерничая и притворяясь голубкою при постороннихъ, съ теткою и „ненужными людьми“ была груба и дерзка.

– Я думала, что вы поумнѣе, за совѣтомъ ѣхала, а вы дичь говорите… Вѣдь, полюбила старуха дѣвченку-то эту переряженную, привязалась къ ней… Хорошо, если она разозлится на подлогъ, да турнетъ доченьку съ самозванкой ея, а если проститъ!… He все ли ей равно, кого любить то – мальчика или дѣвочку? Важно было обмануть сперва, а теперь, можетъ быть, и все равно…

– Да, правда, – согласилась Завариха.

– То-то и есть… Да и выгонитъ, такъ намъ толку мало: намъ милліоновъ своихъ не отдастъ…

– Правда, правда… Что-же дѣлать будемъ?…

– Подумаемъ…

Настенька прошлась по комнатѣ.

– Я большого дѣла ожидаю изъ этого, тетя!… Вотъ ѣду къ вамъ, погоняю извозчика, а во мнѣ такъ все и горитъ!… Бѣдны мы, нищіе, подачками живемъ, унижаемся, обноски съ богатыхъ купчихъ носимъ, а можетъ быть такъ, что мы… богаты будемъ!…