Незримый гений (СИ)

Тихонько встав, Брилл повернулась и покинула комнату, только сейчас в панике сжав губы в узкую белую полоску. Очутившись в коридоре, она аккуратно прикрыла дверь, с мягким щелчком задвинув защелку, потом, прислонившись лбом к темному прохладному дереву и все еще держась рукой за дверную ручку, глубоко вздохнула, успокаивая себя. Цифры, которые она только что прочитала на термометре, ярко горели на внутренней стороне опущенных век. «Хуже, чем вчера».

Открыв глаза и невидяще уставившись на темные линии и завитки деревянной поверхности, Брилл позволила взвихриться в животе закручивающимся волнам болезненного страха. Широкие обручи тревоги все сильнее стискивали ее грудь, пока не стало казаться, что ребра сейчас треснут от нестерпимого давления. «Что мне делать? Я использовала холодные компрессы. Я дала ей все чертовы жаропонижающие, какие только могла. Что я упустила… я наверняка что-то упустила. Лихорадке уже следовало бы пройти».

Медленно отпустив дверную ручку, Брилл быстро заморгала, увлажняя пересохшие до жжения глаза. Она упрямо отодвинула тревожные голоса в голове на задний план, мгновенно освободив мысли от черных туч беспокойства, которые угнетали ее последние несколько дней. Оттолкнувшись от двери детской, Брилл — с пустым и белым как мел лицом — повернулась и медленно зашагала по коридору.

Сквозь застившее мысли благословенное оцепенение ее ушей достиг отдаленный звук игры на пианино, который медленно повел ее по коридору до дверей в гостиную. В обширном словаре Брилл не было слов, чтобы описать страстный звук каждой ноты или необычный ответ, который те пробуждали в ней. Клавиши обладали странной энергией, собственной жизнью, которая вызвала на ее покрасневших глазах слезы, которая мягко расслабила ее тело, так что колени превратились в желе, а на верхней губе выступили капельки пота. Подняв трясущуюся руку к своим стремительно краснеющим щекам, Брилл обшаривала глазами коридор, ища силы, чтобы овладеть собой, и стояла, не шевелясь, прикованная убийственной властью плывущей по воздуху музыки.

Эрик снова взялся за это. В последнее время какая-то навязчивая идея заставляла его постоянно стучать по клавишам. Когда он не мог пользоваться инструментом, Брилл заставала его прохаживающимся по коридору и с мрачным упорством что-то напевающим или отбивающим ритм, стуча пятками по ножке стула. Самым поразительным во всей этой ситуации было то, что каждая исходящая от него мелодия явно сочинялась на ходу. По большей части Брилл была рада отвлечься его музыкой — она была уверена, что сошла бы с ума от волнения, если бы не текущие из гостиной низвергающиеся ручейки звуков. Но бывали моменты вроде этого, когда Эрик предпочитал играть какие-то сентиментальные и ужасно нежные баллады, обольщая ее чувства, и она проклинала его имя.

Брилл стиснула свои ватные колени и упрямо расправила плечи. Она не будет столь слабовольна, чтобы падать в обморок всего лишь от какого-то бренчания на пианино. Одернув скромный сизый жакет, надетый поверх слегка помятой белой хлопковой блузки, Брилл повернулась на каблуках и сделала несколько неуклюжих шагов прочь от этого проклятого шума. «У меня есть много других дел помимо того, чтобы пускать слюни на назойливую игру на пианино. Я могу попробовать заварить заново ивовый чай, который уже давала Арии… возможно, концентрация была неправильной. Точно, другая концентрация — это разгадка, и, может быть, я смогу…» — тревожные мысли быстро захватили ее сознание.

Брилл прошла половину пути по коридору, когда первые, чистые, как колокольчик, звуки восхитительного тенора ворвались в ее мысли. Ее взор затуманился, и она испугалась, что упадет прямо тут от потрясшего все ее существо взрыва физического наслаждения. Ничто и никогда в жизни так ее не трогало. Это шокировало, смущало, ужасало.

Веки Брилл на краткий миг сомкнулись, когда добавились новые пласты голоса Эрика, ласково обволакивая ее и без того уже утомленный разум. До этого момента она была убеждена, что может преодолеть притягательность магнетизма Эрика, но теперь в том, что осталось от ее способностей к познанию, зародилось сомнение. «Как я могу бороться с тем, чего не в состоянии увидеть?» — рассеянно удивилась она, плывя в окружающей ее сладостной мелодии.

Когда в уши внезапно ударила тишина, Брилл, вздрогнув, резко открыла глаза. Она оглядела гостиную невидящим взором, насупив раскрасневшееся лицо. «Когда я попала сюда? Я даже не помню, как шла. — Она в ужасе посмотрела на сидящего за пианино Эрика: тот уронил руки с клавиш себе на колени и глядел на нее. — Как долго я простояла здесь как истукан!»

— Прости. Я не собиралась вмешиваться, — без церемоний выпалила она.

Эрик быстро отвел взгляд от ее сконфуженного лица и уставился на свои ладони.

— Тебе не за что извиняться. Я не знал, что ты была в этом крыле дома, — прошептал он в ответ, на мгновение приняв странно виноватый вид. — Я сыграю что-нибудь другое, если ты планируешь какое-то время быть поблизости, — продолжил он, повернувшись спиной и успешно ее игнорируя.

Это тоже стало в порядке вещей: холодная отстраненность в его речи и манерах. Брилл связывала это изменение со случившимся несколько дней назад унизительным происшествием в его спальне. Ни один из них не был полностью уверен в том, как вести себя с другим. Неудивительно, что Эрик избегал ее: несомненно, он думал, что она сумасшедшая или, того хуже, распутница. «Возможно, это и к лучшему, — печально размышляла Брилл. — Это поможет мне помнить о том, чтобы вести себя при нем должным образом».

Медленно приходя в себя от все еще бегающих вдоль позвоночника мурашек, Брилл нервно провела руками вниз по юбкам.

— Все, что ты играл в последнее время… прежде я этого никогда не слышала. Это все ты сочинил, верно?

Горделиво махнув рукой в ее сторону, Эрик пожал плечами.

— Я бы не назвал это сочинительством. Я лишь играю простые песенки, которые вьются в моей голове. Это помогает снять напряжение. И Ария любит слушать музыку, когда просыпается.

Брилл издала горлом мягкий звук, когда догадалась об одной из причин его странного поведения. Бедняга доводил себя тревогой до безумия — только его одержимость находила выход в игре на пианино, а не в медицинских учебниках. Его участие трогало. «Если бы этот дурак озвучил свою тревогу, вместо того чтобы сдерживать ее, это сэкономило бы кучу времени, потраченного на хождение вокруг него на цыпочках».

— Честно, Эрик, ты должен писать музыку профессионально. Или, по крайней мере, учить. Я никогда не знала более талантливого композитора.

Только тогда Эрик посмотрел на нее; от комплимента его высокие скулы покрыл легкий румянец.

— Какое-то время я думал о профессиональном преподавании, — честно признался он. — Я всегда хотел помогать людям услышать ту красоту, которую я слышу каждый день. Музыка, как правило, передает то, на что слова не способны. — Его лицо на краткий миг омрачила всепоглощающая печаль. Внезапно он резко повел плечами, будто сбрасывая груз своих мыслей, затем потянулся и закрыл крышку пианино. — Но этому не бывать.

— Очень жаль. У тебя настоящий дар помогать людям. Я видела тебя с Арией. Ты воодушевляешь одним своим примером.

— Не твоя забота, — огрызнулся Эрик. — Это дело прошлое. Я принял это.

Поглядев на его резко помрачневшее лицо, Брилл уперла кулаки в бедра.

— Что ж, огромное спасибо, дорогой господин, что избавляешь меня от этого обязательства. Теперь мне не о чем тревожиться, раз мне не нужно заботиться о тебе! Между прочим, у Арии со вчерашнего дня на градус поднялась температура! — взорвалась она, ее вспыльчивый характер мгновенно выплеснулся одновременно через забившуюся в голове гнетущую тревогу и язвительный тон голоса.

Со свистом развернувшись, разъяренная Брилл кинулась вон из комнаты; ее глаза застилала алая пелена гнева. Не оглядываясь, она протопала на кухню, игнорируя поднимающуюся по ноге обжигающую боль от раненой ступни. Подхватив ведро с подготовленной еще ранним утром мыльной водой, она со стуком поставила его на пол, намереваясь побороть ярость и тревогу тяжелой отупляющей работой.