Неотразимая герцогиня

— Н-нет, — промямлил Ренар. — Разумеется, не буду.

Какое счастливое совпадение, что Анн-Мари и ее щенков уберут отсюда как раз тогда, когда он решил окончательно завладеть имением! Конечно, неплохо бы позабавиться с графиней еще недельки две. Каким наслаждением было терзать это стройное тело! Впрочем, это теперь не важно. Главное, что Ле-Верже отныне станет принадлежать ему безраздельно!

— Где дети? — спросил он Анн-Мари.

— С отцом Андре, — тихо ответила она. — Они твои племянники, Ренар! Не позволяй, чтобы их убили! Оставь здесь!

Умоляю!

Графиня упала на колени, и негодяй вспомнил о том, как она сделала то же самое вчера. Его плоть невольно восстала и отвердела.

— Встань, гражданка! — прогремел он, грубым рывком поднимая графиню с пола. — Комитет Харфлера мне не подчиняется. Это я ему подчиняюсь! — Он повернулся к Терезе и приказал:

— Приведи сопляков, старуха!

Та свирепо уставилась на мерзавца. Ренар шагнул к ней и заорал в лицо:

— Ты что, оглохла, старая сука? Поняла? Или ум отшибло?

— Я прекрасно поняла тебя, гражданин Ренар, — тихо обронила Тереза, вонзая острый как бритва нож в его черное сердце. — Прекрасно! Но ты не получишь Ле-Верже! Оно принадлежит законному наследнику, а не какому-то ублюдку! Ты что, оглох, мерзавец? Понял? Или ум отшибло?

Она отступила, посторонилась, и Ренар мешком рухнул на пол. Спокойно вырвав из его тела нож, старуха вытерла кровь подолом юбки.

— Господь небесный! — воскликнул граф Астон по-английски.

— Молчите, гражданин Пьер! — раздраженно остерегла Онор.

— Пойду приведу детей и Седину, мадам графиня, — преспокойно заявила Тереза и вышла из дома.

— Кто он? — спросил герцог потрясенную Анн-Мари.

— Единокровный брат моего мужа. Побочный сын старого графа. Все это время служил камердинером у Жан-Клода, и тот искренне любил его, как брата. Я всегда считала их друзьями, но вчера узнала, что это Ренар отдал моего мужа в руки трибунала, когда они были в Париже.

— Именно поэтому старуха его убила? — допытывался герцог. — Прекрасная работа и на редкость аккуратная!

Анн-Мари перекрестилась, но промолчала.

— Милорд, — прошептала мужу Аллегра, — очевидно, Тереза убила негодяя, потому что он издевался над графиней.

Вряд ли она захочет говорить о столь ужасном и позорном испытании. Для такой добродетельной и нежной женщины нет худшей пытки, чем подвергнуться грубому насилию. Не стоит ее расспрашивать, тем более что нам следует как можно скорее отсюда убраться.

Она подошла к графине и взяла ее за руку.

— Мадам, соберите все ваши драгоценности и деньги и спрячьте на себе и детях. Мы не можем позволить вам взять что-то еще. Помните, для чужих мы везем вас в Харфлер, на суд Комитета общественной безопасности. Если нас по дороге остановят, именно это мы и будем утверждать. Самая правдоподобная сказка, какую мы только смогли придумать.

— Кто вы? — осмелилась спросить графиня.

— Я герцогиня Седжуик. Этот джентльмен — мой муж, а остальные — наши друзья. Женщина с повязкой на глазу — Онор, моя горничная.

— Но почему вы решили нам помочь?!

— Ваши тетя и дядя были крайне удручены, узнав о постигших вас несчастьях, тем более что они уже советовали вам немедленно перебраться в Англию после смерти мужа. Моего брата тоже казнили в Париже, потому что он отказался покинуть свою нареченную, хотя ему, как англичанину, и предлагали свободу. Это мой способ отомстить негодяям и помочь своим друзьям Беллингемам.

— Так вы пришли спасти меня и детей в память брата, мадам? Вы безумны, но, впрочем, мой папа часто говаривал, что все англичане — безумцы. Как мне отблагодарить вас?

— Но мы по-прежнему в опасности, — напомнила Аллегра. — А теперь идите и соберите все ценное.

— Погодите! — воскликнула графиня, умоляюще глядя на Куинтона. — Я не могу оставить моих служанок. Они поедут со мной.

Герцог грустно усмехнулся:

— Была не была! Семь бед — один ответ, как говорится!

Разумеется, мадам, ваши служанки могут ехать с нами. Вряд ли я осмелюсь спорить с той грозной старухой, которая не моргнув глазом прикончила месье Ренара.

Графиня прикусила губку, но не выдержала и тоже рассмеялась.

Вернулась Тереза с внучкой и детьми. Анн-Мари, спустившись сверху, наскоро объяснила им, как обстоят дела, разделила ценности между всеми, велела спрятать и добавила, что это все, чем они располагают.

— Боюсь, только на это нам и придется жить, — вздохнула она.

— О нет, мадам! — вмешалась Кэролайн. — Я ваша кузина. Вы остановитесь в нашем доме и не будете ни в чем нуждаться.

— Вы моя родственница? — всхлипнула Анн-Мари. — Ах, подумать только, что оставшаяся в Англии почти незнакомая родня позаботится обо мне и детях, а посторонние люди рискуют жизнью, чтобы прийти к нам на помощь! Спасибо! Спасибо!

Она стиснула Кэролайн в объятиях.

— Нам пора, — предупредил герцог. — Сейчас не время для бесед.

— А что делать с этим? — скривилась Аллегра, ткнув своим сабо тело Ренара.

— О нем позаботятся, мадам, — мрачно буркнула Тереза. — Я поговорила с отцом Анри, и он все сделает. Ублюдка Ренара не слишком-то любили в деревне. Его зароют в чаще леса, чтобы никто и никогда не нашел следов.

— Обратный путь на побережье займет больше времени, — заметила Аллегра. — Боюсь, придется почти всю дорогу идти пешком. Графиня с детьми могут ехать на телеге, а двое из нас будут по очереди к ней подсаживаться. Остальным придется плестись на своих двоих.

— Простите, мадам, — вставил герцог, — но мы должны вывести вас из дома под конвоем. Все должно выглядеть так, словно вас увозят силой.

Анн-Мари согласно кивнула.

Мнимые крестьяне вывели «арестованных» из дома и грубо толкнули на телегу. Юнис и Кэролайн тоже уселись. Кэролайн постаралась устроиться так, чтобы поболтать с новообретенной родственницей. Герцог и лорд Уолворт вызвались править лошадьми. Остальные покорно зашагали рядом. Время от времени они видели работавших на полях крестьян: те пахали землю под новый урожай.

— Vive la revolution! [14] — кричали путники.

— Vive la revolution! — откликались крестьяне, отводя глаза от графини д'Омон и ее детей. Очевидно, всем было ясно, что последует за арестом, и люди стыдились собственного бессилия.

Телега медленно тащилась по ухабистой проселочной дороге. Пасмурное утро перешло в серый, унылый денек. Лил холодный дождь, превращая дорожную пыль в жидкую грязь.

Англичане захватили с яхты немного хлеба и сыра и остановились у подножия невысокого холма, чтобы дать отдохнуть лошади и накормить замерзших, напуганных детей, так до конца и не поверивших объяснениям матери.

В первые же часы путешествия Кэролайн поведала кузине, какова степень родства между ними.

— Я знала, что у отца было два брата, — кивнула Анн-Мари. — Но кроме этого, мне мало что известно. Только дядя Фредерик писал нам регулярно.

— Вы говорите по-английски? — спросила Кэролайн.

— Ни слова, — с сожалением призналась графиня.

— Ничего, научитесь, и дети тоже. Не знаю, правда, как насчет вашей свирепой Терезы.

— Ее семья несколько столетий служила д'Омонам. Когда началась революция, ее дочка сбежала с солдатом, осталась только внучка, Селина.

В конце дня, когда до побережья было совсем недалеко, впереди показался небольшой отряд кавалерии.

— Пойте! — велела Аллегра спутникам и громко затянула:

— Aliens, enfants de la patrie. Ie jour de gloire est arrive! [15] — И, весело помахав всадникам, воскликнула:

— Vive la revolution, граждане!

Солдаты помахали в ответ и проскакали мимо. Теперь дорога была пустынна. Кому придет в голову пускаться в путь в такую погоду? К тому же поднялся ветер, доносивший запахи морской соли и гниющих водорослей.

Наконец они добрались до того места, где было ведено оставить лошадь с телегой. До берега отсюда было с полмили.