Под голубой луной

До этой комнаты огонь еще не добрался, но густой дым словно шерстяным одеялом окутывал все предметы. Тлеющая полировка стенных панелей издавала невыносимое зловоние, клубы едкого дыма слепили глаза и раздирали внутренности при каждом вдохе. Задыхаясь, Джессалин добралась до кровати. Она была пуста.

– Бабушка!!!

Упав на колени, Джессалин судорожно шарила руками по полу. Бабушки в комнате не было. О Господи! А что, если она лежит где-нибудь, задыхаясь…

Над головой вспыхнул потолок.

– Бабушка!!!

Рыдая, Джессалин попыталась выпрямиться, больно ударившись о ночной столик. Но не почувствовала, потому что ныло все тело. Даже каждый вдох причинял невыносимую боль.

Что-то схватило ей за ногу, и Джессалин закричала, но тут же поняла, что это леди Летти. Снова упав на колени, она обеими руками обхватила бабушку за узкие плечи. Грудь леди Летти судорожно вздымалась – она боролась за каждый вдох.

Под дверь начали просачиваться клубы дыма. Джессалин еще крепче обняла бабушку. Схватив внучку за руку, старая леди простонала:

– Оставь меня… Я слишком стара…

На ночном столике стояла бутылка ячменного отвара. Оторвав подол ночной рубашки, Джессалин щедро намочила его в отваре и влажными тряпками закрыла нос н рот себе и бабушке. Несколько мгновений она наслаждалась солодовым запахом ячменя, но его почти сразу сменил запах гари.

Джессалин поставила бабушку на ноги, с такой же легкостью, с какой подняла бы с пола упавшую мелкую вещицу. Страх, молодость и решимость придали ей сил.

Почти неся на руках высохшее тело старой леди, Джессалин двинулась к двери. Единственный путь к спасению лежал через холл и вниз по лестнице. Большие окна спальни выходили на мощенный камнем двор и были слишком высоко. Сама она скорее всего отделалась бы парой сломанных костей, но ведь с ней была бабушка.

Спотыкаясь, Джессалин пробиралась к лестнице. Холл уже пылал. Горло саднило. Казалось, что с каждым глотком внутрь попадает жидкое пламя. Легкие горели, кожа покрылась ожогами. В ушах стоял гул огня, он был громче любого ветра, громче самого свирепого шторма.

По лестнице тоже змеились ручейки огня. Джессалин глянула вниз, и ей показалось, что она смотрит в жерло огромной печи. Огонь казался живым голодным зверем, который, насыщаясь, все разрастался и разрастался, становясь еще горячее и голоднее. Мир пылал, словно огромное кровавое озеро.

Леди Летти вцепилась в руку внучки, стараясь вывести ее из оцепенения.

– Мы там не пройдем, девочка, – задыхаясь проговорила она.

Джессалин ударила дрожь. Внизу их ждала смерть. Ужас вытеснил из ее легких последние остатки воздуха. Бабушка была права – им ни за что не добраться до входной двери через этот ад. Оставалась только комната самой Джессалин. Оттуда можно было выбраться на навес над окном гостиной, а с него попытаться спуститься на землю. Конечно, там тоже было довольно высоко, зато внизу была земля, а не гранит.

Они повернули назад. С потолка, едва не раздавив их, рухнула горящая балка, но Джессалин не обратила на нее внимания. Дверная ручка накалилась еще сильнее, но Джессалин была к этому готова и даже не вскрикнула. Старомодная кровать, на которой она спокойно проспала столько ночей, превратилась в огромный костер. Прислонив леди Летти к стене возле окна – единственной, до которой еще не добрался огонь, Джессалин схватила стул и выбила окно. Перевалив бабушку через подоконник на низкую крышу, она собралась было повернуть обратно, чтобы спасти Бекку, но в это время вспыхнула дверь, и ревущий огонь ворвался в комнату. Невыносимый жар отшвырнул Джессалин к окну. Рыдая и задыхаясь, она вскарабкалась на подоконник.

Они стояли вдвоем на покатой крыше, глубоко вдыхая холодный ночной воздух. Морской ветер трепал волосы Джессалин и развевал ее оборванную ночную рубашку. Обожженная кожа горела. Однако гостиная под ними пылала вовсю, и кедровые доски под ее босыми ногами становились все горячее. Было ясно, что через несколько минут вспыхнут и они.

Внизу послышались какие-то звуки, и Джессалин разобрала свое имя.

– Бекка! – закричала она и сама испугалась своего осипшего голоса. – Принеси лестницу! Из конюшни! Быстрее!

Бекка что-то кричала, показывая в сторону конюшен. Повернувшись туда, Джессалин увидела Пруденс – единственную лошадь, которая по-прежнему жила в Энд-коттедже, и выбегающего следом за ней мужчину с зажатой под мышкой стремянкой.

Послышался громкий треск, и ноги Джессалин обдало жаром. Это вспыхнул потолок гостиной. Но мужчина уже успел добраться до них и подхватил на руки бабушку. Это был Дункан – слуга графа.

Джессалин спустилась по лестнице вслед за ним. Как только ее босые ноги коснулись влажной, прохладной земли, выдержка изменила ей. Колени подогнулись, и она чуть не упала.

– Мисс Джессалин! – испуганно закричала Бекка, подхватывая ее. – О, мисс Джессалин! Пожалуйста, не падайте в обморок здесь. Пойдемте туда, где безопасно.

Дункан перенес леди Летти в небольшую рощицу из дикого ореха и кустов боярышника, подальше от тлеющих углей и удушливого дыма. Джессалин, опираясь на Бекку, последовала за ними.

Леди Летти усадили, прислонив к стволу дерева. От красноватых отблесков пожара лицо старой леди казалось вымазанным кровью, а ночной чепец с золотыми кисточками делал ее вид еще более жутким. Встав на колени, Джессалин коснулась морщинистой щеки.

– Бабушка, ты цела?

Леди Летти взглянула на догорающий дом и сразу же отвернулась.

– Умереть… – задыхаясь, тихо прошептала она. – Вам надо было позволить мне умереть.

Джессалин заплакала. Сидя на корточках, она слегка раскачивалась, позволяя слезам свободно струиться по лицу.

– Бабушка… бабушка, – тихо повторяла она.

Тело леди Летти сотрясал приступ кашля.

– Старая леди наглоталась слишком много дыма. – Дункан обращался к Джессалин, но та ничего не слышала – она все так же раскачивалась и рыдала. Дункан выпрямился и положил большие руки на плечи Бекке. – Ты умеешь быстро бегать, девочка?

Бекка, сглотнув слезы, кивнула.

– Тогда быстро беги за доктором.

Глядя на него расширенными от ужаса глазами, Бекка снова кивнула. Дункан крепко поцеловал ее, развернул и слегка подтолкнул в нужном направлении.

– Давай поскорее, малышка.

Бекка сорвалась с места и помчалась вдоль прибрежных скал, а ей навстречу по узкой тропинке от Сирхэй-холла мчался одинокий всадник. Он подлетел к тому, что осталось от Энд-коттеджа. Со стороны казалось, что он сейчас погонит лошадь прямо в огонь. Но животное оказалось умнее и, встав на дыбы, сбросило всадника, который, впрочем, тотчас же вскочил на ноги и закричал как безумный:

– Джессалин!

Дункан подоспел как раз вовремя, чтобы не дать ему ринуться в горящий дом. Схватив графа за плечи, он развернул его к себе. Граф успел натянуть только брюки и сапоги, и пальцы слуги крепко впились в обнаженное, вспотевшее тело.

– Она здесь. Она уже в безопасности.

Черные, безумные глаза буравили лицо Дункана. Но вот граф откинул голову назад, закрыл глаза, и его грудь судорожно дернулась. Как будто он пытался подавить рыдание. Или крик.

Однако кто-то и в самом деле кричал. Дункан поднял голову и увидел небольшого рыжего кота, сидевшего на самой высокой точке крыши и истошно оравшего от страха и ярости.

– Наполеон!

Из рощицы вылетела Джессалин. Пока мужчины сообразили, что она собирается делать, Джессалин была уже на середине лестницы. Дункан первым добрался до нее и стащил на землю. Она рыдала и отчаянно вырывалась. Дункан тщетно пытался ее успокоить – девушка билась в настоящей истерике. Несчастный кот продолжал орать.

Сирхэй принялся карабкаться вверх по лестнице.

– Сэр, нет! – Дункан бросил Джессалин и вцепился в сапог хозяина. Сирхэй отпихнул его и продолжал карабкаться вверх. – Ради всего святого, сэр! Это же всего лишь кот.

Лорд Сирхэй обернулся, и на его лице появилась такая беззаботная, почти мальчишеская улыбка, что Дункан невольно улыбнулся в ответ.