Чужеземец

— Ничего не говорите, — не выдержала наконец я. — Позвольте догадаться самой. Вы изобрели новый способ убеждения — пытку мочевым пузырем. Вы накачиваете меня жидкостью до тех пор, пока я не соглашаюсь рассказать вам все, что угодно, в обмен за пять минут, проведенных в обществе ночного горшка.

Он настолько не ожидал ничего подобного, что рассмеялся. Смех совершенно изменил его лицо, и теперь я без труда поняла, почему нижний левый ящик его стола забит надушенными конвертами, подписанными женским почерком. Допустив слабинку, капитан не стал сдерживать смех. Отхохотавшись, он снова уставился на меня. На губах все еще играла улыбка.

— Уж не знаю, кто вы, мадам, но что вы умеете развлечь, так это точно, — бросил он. И дернул за шнурок, висевший у двери. Появился денщик, и Рэндалл приказал ему сопроводить меня к соответствующим удобствам.

— Только смотри, не потеряй ее по дороге, Томпсон, — добавил он, с ироническим поклоном открывая мне дверь.

Я беспомощно прислонилась к двери туалета. Избавиться от капитана было облегчением, но — увы — весьма коротким. Я вполне могла судить об истинном характере Рэндалла, как по рассказам, так и по собственному опыту. Но все эти проклятые проблески Фрэнка, то и дело проглядывающие из-под блестящей безжалостной внешности… Я совершила ошибку, заставив его смеяться, думала я.

Я села, не обращая внимания на зловоние. Побег невозможен. Бдительный Томпсон за дверью, да и кабинет Рэндалла расположен в центральном здании форта. И пусть он обнесен единственной каменной стеной, высота стены не меньше десяти футов, а двойные ворота хорошо охраняются.

Может, симулировать болезнь и не выходить отсюда? Нет, и не только потому, что здесь крайне неприятно находиться. Горькая истина в том, что нет никакого смысла тянуть время. Никто не знает, где я, а Рэндалл не собирается никому об этом сообщать. До тех пор, пока ему нравится забавляться, я принадлежу ему. И опять я пожалела о том, что заставила его смеяться. Садист с чувством юмора — это особенно опасно.

Отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь полезное о капитане, я уцепилась за имя, которое едва услышала и беспечно запомнила. Надеюсь, что я не ошибаюсь. Такой смехотворно малой картой не играют, но другой у меня нет. Я глубоко вдохнула, поспешно выдохнула и вышла из своего убежища.

Вернувшись в кабинет, я тщательно помешала чай и подула на него. Тянуть с этой церемонией долго было невозможно, так что мне пришлось посмотреть на Рэндалла. Он сидел, откинувшись в своей любимой позе, элегантно придерживая чашку, чтобы она не мешала ему видеть меня.

— Ну? — произнесла я. — И не тревожьтесь, что испортите мне аппетит, у меня его все равно нет. Что вы собираетесь со мной делать?

Он улыбнулся, сделал небольшой глоток и только потом ответил.

— Ничего.

— В самом деле? — удивленно подняла я брови. — Воображение отказывает?

— Не совсем так, — как всегда вежливо произнес он, и его взгляд, весьма далекий от вежливости, снова обежал меня.

— Нет, — повторил он, глядя на вырез моего лифа и открытую взору верхнюю часть груди. — Как бы сильно мне ни хотелось научить вас хорошим манерам, боюсь, что это удовольствие придется отложить. Я отправлю вас в Эдинбург вместе с очередными донесениями. И должен позаботиться о том, чтобы вы прибыли без видимых повреждений, иначе мое руководство решит, что я чересчур беспечен.

— В Эдинбург? — я не смогла скрыть изумления.

— Да. Полагаю, вы уже слышали о Толбуте?

Да уж, слышала. Одна из самых тошнотворных, пользующихся дурной славой тюрьма этого периода; известна грязью, преступностью, болезнями и темнотой. Многие узники, заключенные в нее, не доживали до суда. Я с трудом сглотнула, пытаясь удержать поднимающуюся в горле желчь, смешанную с чаем.

Рэндалл снова отхлебнул из чашки, очень довольный собой.

— Вам будет там очень уютно. В конце концов, вы, похоже, предпочитаете сырость и убогость. — Он с осуждением посмотрел на мокрый подол моей нижней юбки, видневшийся из-под платья. — После замка Леох вы будете чувствовать себя там, как дома.

Я очень сомневалась в том, что кухня в Толбуте была так же хороша, как у Каллума. Но даже отбросив все вопросы удобства, я не могла — не могла! — позволить ему отправить меня в Эдинбург. Замурованная в Толбуте, я должна буду попрощаться с надеждой вернуться к каменному кругу.

Настало время пойти с моей карты. Сейчас или никогда. Я подняла чашку и хладнокровно заметила:

— Как пожелаете. А что, на ваш взгляд, скажет об этом герцог Сэндрингем?

Рэндалл опрокинул свою чашку на обтянутые замшей колени и произнес несколько очень порадовавших меня слов.

— Тц-тц-тц, — с упреком заметила я.

Он осел на стуле, уставившись на меня. Чашка валялась на полу, ее коричневое содержимое впитывалось в небольшой коврик под его ногами, но Рэндалл даже не шевельнулся, чтобы позвонить. На его шее дергалась жилка.

Я отыскала стопку накрахмаленных носовых платков в верхнем ящике его стола, рядом с эмалированной табакеркой, вытащила один и протянула ему.

— Надеюсь, пятен не останется, — сладким голоском пропела я.

— Нет, — сказал капитан, не обращая внимания на платок и пристально глядя на меня. — Нет, это невозможно.

— Почему? — спросила я, всячески подчеркивая собственную беззаботность и думая при этом, что именно невозможно.

— Мне бы сообщили. А если вы работаете на Сэндрингема, какого дьявола вы ведете себя так чертовски нелепо?

— А может быть, герцог просто проверяет вашу преданность, — бросила я наугад, готовая в любую секунду вскочить на ноги.

Капитан стиснул кулаки. Хлыст для верховой езды лежал на столе, совсем рядом с ним.

Он фыркнул, услышав мое предположение.

— А может быть, вы проверяете меня на легковерность? Или на раздражительность? Заверяю вас, мадам, и то и другое чрезвычайно низко. — Его глаза подозрительно сузились, и я собралась для быстрого рывка.

Капитан прыгнул, я метнулась в сторону, схватила чайник и швырнула в него. Рэндалл уклонился, чайник с приятным грохотом ударился о дверь. Денщик, видимо, околачивавшийся за дверью, просунул внутрь голову.

Тяжело дыша, капитан нетерпеливо поманил его в комнату.

— Хватай ее, — грубо приказал он, перемещаясь к столу. Я глубоко задышала, надеясь успокоиться, но будучи не в состоянии сделать это.

Однако он не ударил меня, а просто сунул руку в нижний правый ящик, который я не успела проверить, и вытащил оттуда моток тонкой веревки.

— Что же это за джентльмен, который хранит в своем столе веревку? — негодующе воскликнула я.

— Ко всему готовый, мадам, — пробормотал он, связывая мне за спиной запястья.

— Иди, — нетерпеливо приказал он денщику, мотнув головой на дверь. — И не смей возвращаться, что бы ни услышал.

Это прозвучало весьма зловеще, и мои дурные предчувствия оправдались, когда Рэндалл снова полез в стол.

В ноже есть нечто тревожащее, поэтому даже отважные мужчины стараются уклониться от обнаженного лезвия. Я попятилась, и связанные руки уткнулись в побеленную стену. Мерзкое сверкающее острие опустилось и прижалось к моей груди.

— Нет, — весело произнес Рэндалл, — ты расскажешь мне все, что знаешь о герцоге Сэндрингеме. — Он нажал сильнее, и лезвие вдавилось в ткань платья. — У тебя есть столько времени, сколько пожелаешь, моя дорогая. Я никуда не тороплюсь. — Раздалось негромкое щелк! — острие продырявило ткань. Я чувствовала его, холодное, как страх, прямо напротив сердца.

Рэндалл медленно описал ножом полукруг под грудью. Саржа разошлась, мелькнула белая ткань сорочки, и одна грудь обнажилась. Кажется, до сих пор Рэндалл удерживал дыхание, потому что сейчас он медленно выдыхал, не отводя своего взгляда от моего.

Я скользнула в сторону, но места для маневра почти не было. Капитан прижал меня к столу, и я обеими руками вцепилась в его край. Если он подойдет ближе, думала я, может быть, у меня получится качнуться назад и ногами выбить нож из его рук. Сомневаюсь, что он собирается убить меня. Во всяком случае, не раньше, чем выяснит, что мне известно о его отношениях с герцогом. Почему-то этот вывод меня не особенно успокоил.