Мой враг, мой любимый

Поцелуй все не кончался, и с каждым мгновением горячая, непреодолимая страсть Джесса будила в Кирнан воспоминания о минутах их близости. Слезы выступили у нее на глазах, ибо в эту минуту она поняла, что напрасно пыталась себя разубедить.

Она любит его!

И никакая война не в силах этого изменить. Какого бы Цвета форму ни надел Джесс, для нее он останется все тем же мужчиной, которого она любит и страстно желает.

«Нет, – подумала девушка, – пусть я не была настоящей женой Энтони, но, по крайней мере, должна вести себя как достойная его вдова».

– Нет, Джесс, нет, черт побери! – рванулась она из рук любимого, сделала шаг назад и провела ладонью по губам, словно желая стереть след его страстного поцелуя.

– Кирнан…

– Нет-нет, ни за что! Не здесь и не сейчас! Не рядом с домом Энтони, во имя всего святого…

– Кирнан! – снова повторил он чуть хрипловатым от волнения голосом.

– Я вдова, Джесс, вдова Энтони! – жестко напомнила она. Он послушно остановился и с силой ударил кулаком по бедру.

– Черт побери… – пробормотал он вполголоса.

– Никогда больше не прикасайся ко мне, – шепотом попросила она. – Во имя вашей былой дружбы, если в тебе осталась хоть капля уважения к Энтони, ты больше никогда не дотронешься до меня, Джесс. Это его земля и его дом…

– Но ведь и первый раз мы занимались любовью на его земле! – взорвался он.

Слова прозвучали как удар хлыста.

Кирнан тотчас отвернулась и поспешила к коню, однако далеко уйти не успела: Камерон больно схватил ее за локоть и повернул лицом к себе.

– А почему же ты тогда не скорбишь по нему, Кирнан? Где твое черное траурное платье, черт побери?

Девушка не знала, что и сказать. Траур она сняла всего за несколько месяцев до приезда Камерона: приближалось лето, и в черном шерстяном платье тяжело было работать в саду. Да и со стиркой возникали проблемы – слуг осталось слишком мало.

Кирнан, конечно, любила Энтони, но страсти к нему не испытывала и потому, не чувствуя себя его вдовой, легко рассталась с трауром.

Заметив ее смущение, Джесс насмешливо улыбнулся:

– Воображаю, как ты обожала своего муженька!

Не успела Кирнан замахнуться как следует, как он перехватил ее руку и властно притянул к себе.

Неужели снова повторится эта пытка поцелуем?

– Отпусти меня, Джесс, – жалобно протянула она.

Он не послушался. Боже, стоит ему прикоснуться к ее губам, как она будет не в силах сопротивляться.

– Он был твоим другом, Джесс. Он всегда восхищался тобой.

Камерон, казалось, окаменел. Стиснув зубы, в бешенстве сверкая глазами, он еще сильнее сжал ее в объятиях, а когда заговорил, голос его стал хриплым от волнения:

– Будь ты проклята, Кирнан! Будь проклята…

Однако все же отпустил ее. Девушка мельком взглянула на него и поспешно отвела глаза, надеясь скрыть ту бурю, что бушевала сейчас в ее душе.

Вскочив на коня, она как вихрь помчалась домой.

Джесс ехал следом, но больше не пытался до нее дотрагиваться. Наконец они достигли Монтемарта.

Джеремия, взволнованный долгим отсутствием хозяйки, что-то возбужденно крикнул, увидев Кирнан, но она полностью ушла в себя. Кинув слуге поводья, девушка торопливо направилась в дом, чтобы поскорее скрыться в спасительной пустоте своей спальни.

В эту ночь, как и во многие предыдущие, она лежала без сна и прислушивалась. Прислушивалась к шагам, доносившимся из соседней комнаты. Прислушивалась к скрипу стула – значит, Джесс сел, чтобы раздеться. Потом она услышала, как упали на пол его сапоги и одежда, а сам он устало рухнул на кровать.

Кирнан крепко закрыла глаза и стиснула зубы. Как ей хотелось сейчас встать, пройти несколько шагов по коридору… Потом с легкостью открыть дверь и проскользнуть внутрь. Ее белая ночная рубашка вполне могла бы сойти за белоснежный наряд невесты.

Подойти к его кровати, лечь рядом.

И почувствовать, как прохладный ночной ветер ласкает ее кожу, а горячие объятия Джесса прогоняют эту прохладу прочь…

Она зарылась лицом в подушку. Ей следовало бы ненавидеть Джесса. Пока же она ненавидела саму себя.

Лишь утром Кирнан вспомнила, что так и не оставила записку в дупле старого дуба, а ведь полученные ею сведения могли бы спасти сотни жизней.

Она специально надела простое платьице пастельных тонов, надеясь, что в этом наряде Джесс ее не заметит, туго свернула записку и сунула ее за корсаж. Действовать теперь надо с исключительной осторожностью, поэтому первым делом девушка отправилась по палатам. В одной из палат она обнаружила капрала О'Малли с помощниками – он осматривал раны и менял повязки. Кирнан прошлась вдоль кроватей, даря несчастным улыбки и дружеские слова, наливая воду и оказывая другие мелкие услуги.

В какое-то мгновение ей словно огнем обожгло спину, и она обернулась.

На пороге стоял Джесс и внимательно за ней наблюдал. После вчерашнего он ни за что бы не поверил, что сегодня утром она пришла сюда совсем не из желания раздобыть ценные сведения, а просто из сочувствия к людскому горю.

Нет, Джесс вряд ли ей поверит. Одного его взгляда было достаточно, чтобы Кирнан поняла: он ее презирает.

В шоке от своего открытия, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, она склонилась над очередным раненым и стала менять повязку у него на лбу, а когда снова выпрямилась, Джесса уже не было.

Девушка провела в палате еще час, когда наконец услышала голос О'Малли – капрал звал Тайна ассистировать Джессу при операции.

«Пора», – решила Кирнан, торопливо спустилась вниз и выскользнула из дома. На сей раз, она задержалась на крыльце, чтобы удостовериться, что ее никто не видит из окна, а потом ринулась к конюшне.

Однако там ее ждал неприятный сюрприз – на пороге стояли два солдата и в упор смотрели на нее.

– Что вам нужно, джентльмены? – строго спросила она.

– Не пытайтесь обмануть нас, миссис Миллер, – покачал головой рядовой Игер.

– Что это значит, сэр? – выразительно выгнув брови и повысив голос, поинтересовалась Кирнан.

– А то, что вы передаете сведения конфедератам, – без обиняков объяснил второй военный, сержант Херрингтон.

– Что за ерунда! – возмутилась Кирнан. – Сейчас же пропустите меня!

Она шагнула вперед, но Игер загородил ей дорогу:

– У вас с собой записка, миссис Миллер. Отдайте ее мне.

– Прочь! – крикнула девушка и попыталась обойти солдата.

К вящему изумлению девушки, он крепко схватил ее за руку и повторил:

– Отдайте мне записку!

– Как вы смеете? – Кирнан чуть не задохнулась от возмущения.

– Я ничего вам… – начал было он и осекся, глядя куда-то поверх ее плеча.

Хватка его ослабла, и Кирнан тоже оглянулась. На пороге конюшни, бешено вращая глазами и скрестив руки на груди, стоял Джесс.

– Что здесь происходит, сержант?

Херрингтон откашлялся.

– Мы убеждены, сэр, что эта леди носит записки конфедератам.

– Это действительно так, миссис Миллер? Вы доставляете секретные сведения нашим противникам? – притворно изумившись, уточнил Камерон.

– Нет! – храбро солгала та.

Джесс снова обернулся к солдатам:

– Как видите, джентльмены, она отрицает ваши обвинения.

– Тогда позвольте мне, сэр… позвольте мне… – Херрингтон запнулся.

– Позволить что? – нетерпеливо спросил капитан.

– Обыскать ее! – выпалил сержант.

Кирнан вздрогнула от ужаса и отвращения.

– Капитан, неужели вы позволите этим обезьянам прикоснуться ко мне?

– Выбирайте выражения, мадам, когда говорите о нашей доблестной армии. А вам, джентльмены, я, увы, вынужден отказать. Я не могу позволить обыскивать леди. Придется поверить ей на слово. А теперь возвращайтесь на свои посты.

Метнув на Кирнан негодующий взгляд, Херрингтон ретировался, а вслед за ним и Игер.

У Кирнан екнуло сердце: теперь она наверняка не сможет уехать. Она двинулась было к двери, но Камерон перегородил ей дорогу. Сердце девушки учащенно забилось. Они остались в конюшне вдвоем, и глаза Джесса горели нехорошим огнем.