Торжество на час

— А что же испанцы? — спросил Бриртон.

— С ними бедный герцог хлебнул горя: они делали вид, что совсем не понимают по-английски, ссылались на отсутствие опытного переводчика, без которого присягнуть означало бы для них все равно, что пойти против совести, а это все одно, что клятвопреступление. Затем, в душе ненавидя себя за то, что приходится делать, герцог распорядился удалить ее перепуганных испанских дам, но Екатерина Арагонская даже не пошевелилась и продолжала стоять на сырой лестнице, все больше кутаясь в меховой плащ. Она решила не отступать и твердо заявила, что, если мужу угодно так обходиться с ней, она готова ни есть ни пить и, в чем стоит, в том и останется в своей комнате, пока Всевышний не призовет ее к себе. Саффолк не выдержал, пожалел Екатерину и позволил находиться при ней нескольким дамам, старому священнику и лекарю.

Отчаянный вызов Екатерины заставил благополучных, сытых молодых людей содрогнуться. Они придвинулись к камину, принадлежавшему уже новой королеве, и замолчали. Застывшее одиночество Бакдена бросило тень на их беззаботную, счастливую жизнь, и их невинному взору открылись муки отвергнутой женской души.

— После этого, — вновь зазвучал голос Уэстона, — она заперлась у себя и вела переговоры через щель для стрел, в которую сильно сквозило. Саффолку приходилось громко кричать, чтобы она услышала. Это чрезвычайно нервировало его — такой удар по самолюбию, — а за его спиной раздавались наглые усмешки солдат и местных дворян.

«Вспомните о доброте Его Величества, — увещевал он ее, переходя на уговоры. — Подумайте, сколько хлопот вы доставили ему за последние несколько месяцев, сколько денег вынудили его потратить, перессорили со всеми не только дома, но и за границей».

— Он попытался нарисовать перед ней картины прошлых светлых лет, — прошептал Бриртон, он был старше всех присутствовавших и помнил, какую яркую и веселую жизнь прожили Екатерина и король, а рядом с ними неизменно находились Брендон и золовка Екатерины — Мэри Тюдор. — Что она ответила, Фрэнсис?

— Сурово сжала губы в обычной своей манере и заявила Саффолку, что король страдает из-за неприязни соседей по своей вине, что у соседей хорошо развито чувство справедливости, что лично к ней они всегда относились с почтением и любовью, хоть она и иностранка.

— Боже мой, неужели она не в состоянии придержать язык: ее слова больно ранят его! — воскликнула Анна.

— Но у нее больше смелости, чем у нас всех, вместе взятых, — заявил Джордж Болейн и подумал, хватит ли ему когда-нибудь мужества вот так же смело выступить против короля в свою защиту.

— Затем герцог, не зная, то ли ему сердиться, то ли восхищаться, попробовал нажать с другой стороны. Мне кажется, он не кривил душой, когда с беспокойством говорил о ее безопасности, — продолжал Уэстон. — Если я вернусь ни с чем, Его Величество не успокоится и направит другого человека, и где гарантия, что он отнесется к вам, мадам, с подобающим почтением, — намекнул ей Саффолк. — Вы жаловались на это место, но замок Фотерингей или какой-либо другой, о котором уже велась речь, для вас обернется верной смертью.

— Теперь-то она испугалась? — спросила Анна тихим пристыженным голосом.

Она горячо надеялась, что все уладится. В сердцах она наговорила много жестоких слов, но в душе боялась, что хоть и косвенно явится причиной еще одной смерти, как в случае с Уолси. Почему эта женщина не уступает, не соглашается мирно скоротать свои дни в монастыре!

— Ни капельки! — заявил Уэстон и потянулся через стол, чтобы налить вина.

У всех вытянулись лица, но они терпеливо ждали, пока Уэстон допьет вино: от напряжения у него совсем пересохло в горле.

— При упоминании о соседях ей в голову пришла мысль, — продолжал он, тщательно промокая губы салфеткой, которая лежала под рукой. — Принцесса Уэльская, как Генрих иногда называл ее, вновь спустилась по ступенькам замка под руку с де ла Со, точно не знаю имя ее лекаря. Кивком головы предложила Саффолку и капитану стражи последовать за ней. С трудом она добралась до открытых ворот замка. Екатерина увидела длинные сверкающие пики королевских солдат, расположившихся вдоль рва с водой, но взгляд ее не задержался, а устремился дальше — туда, куда рвалось и сердце ее — к небольшим группам хантингдонширцев. Они собрались вокруг бивуачных костров, которые разожгли во дворе. Среди них находились простые сквайры и фермеры, которые начистили до блеска старые нагрудники у кирас, безобидные пастухи, вооруженные косами и вилами. Их призвали пополнить ряды королевских копейщиков и оказать моральную поддержку Саффолку в его нелегком деле с разбирательством. Но как только королева появилась в воротах замка, раздались громкие возгласы, и все сняли шляпы в знак глубокого уважения и преданности. Королева Екатерина, судя по всему, на это и рассчитывала. Она обернулась к сводному брату мужа и улыбнулась.

«Можете забрать меня сию же минуту, — с вызовом сказала Екатерина, — но клянусь перед лицом этих честных людей, только силой вы заставите меня выйти из ворот замка!»

Непрошенные гости в бывшей приемной Екатерины замолчали. Казалось, она незримо присутствовала рядом, и они невольно устыдились.

— Разве король говорил о применении силы? — вымолвил Бриртон, желая нарушить неловкое молчание.

С опаской поглядывая на хозяйку дома, Уэстон соскользнул со стола. Его способности к красноречивому драматическому описанию событий и на этот раз далеко завели его. Вопреки своим намерениям он слишком сочувственно рассказывал, слишком переживал, а это не совсем безопасно.

— В результате Саффолку и его пятистам вооруженным людям пришлось возвратиться, — заключил Уэстон, стараясь придать голосу как можно более безразличный тон. — «В жизни не встречал более упрямой женщины!» — заявил Саффолк королю.

К всеобщему удивлению, Анна, поступки которой было трудно предсказать, резко поднялась, но вовсе не за тем, чтобы упрекать Уэстона.

— И более храброй! — с горечью признала она.

Ее врожденная честность не позволила покривить душой. Анна встала у камина, закрыла лицо руками и зарыдала. Ее поразила и расстроила необыкновенная храбрость соперницы, храбрость, которая превзошла ее собственную. А может, она просто посочувствовала и пожалела смелую женщину за страдания, выпавшие на ее долю. А может, до слез довело отчаяние и сознание, что, несмотря на весь ум и чары, на то, что под сердцем шевелился ребенок короля, Анна не в состоянии была победить мужественную женщину.

Маргарэт поспешно отложила вышивание и подошла к Анне, чтобы утешить ее.

— Эта женщина… Умру или я, или она! — простонала Анна в теплых объятиях подруги.

— Пойдемте, вам нужно прилечь, — успокаивала Маргарэт. Из-за плеча госпожи она сделала знак удалиться всем, кроме Джорджа. — Вам вредно так расстраиваться, особенно сейчас.

— Но я позабочусь, чтобы ей не долго осталось насмехаться надо мной! — резко выкрикнула она, прежде чем Джордж успел закрыть ей рот.

Роковые слова — слова, которые могли поставить ей в вину.

Присутствующие с испугом выскочили из комнаты… Анна тут же опомнилась и сразу подчинилась уговорам.

— Ты права, дорогая Марго, — сказала она. — Под сердцем я ношу наследника Англии и должна отдохнуть. Я попробую не думать… перестать думать…

Анна мягко высвободилась из объятий подруги и некоторое время неподвижно стояла, прижав пальцы к стучащим вискам, пытаясь успокоиться.

— По-моему, ты говорила о войне с Испанией. Если только Испания собирается послать свои корабли, молю Бога, чтобы она сделала это сейчас, — с непринужденной серьезностью заявила она.

— Вы хотите сказать, пока мы живы? — спросили они одновременно, не сговариваясь.

Анна кивнула, поднимая глаза к тоненькому золотому лучу солнца, пробивающемуся сквозь тяжелые тучи.

— Мы спровоцировали войну, мы и должны пострадать от нее. Не хочу, чтобы мой бедный ребенок…

— Бедный ребенок! — засмеялся Джордж, пытаясь снова развеселить ее.