Фаворитки французских королей

Но из руин и могил возвышается красноречивый голос. Это великий голос, священный голос истории, который придает всем вещам мира их подлинные пропорции и учит на картинах знаменитых несчастий переносить тяготы и несчастья современной нам жизни, а вызывая тени прошлого, словно набрасывает на настоящее сказочный флёр давно угасшей жизни.

Приложения

Приложение I Екатерина Медичи при дворе короля Франциска

12 октября 1533 года город Марсель пребывал в радости. Огни замка Иф и Нотр-Дам-де ля Гард только что известили о приближении папского флота, везущего Клемента VII и его племянницу, невесту королевского сына, юную Екатерину Медичи.

Колокола Собора приветствовали путешественников. Многочисленные барки с толпой дворян, горожан, музыкантов отплыли от берега и направились им навстречу. Триста артиллерийских орудий сотрясли воздух радостными залпами. Простой народ преклонил колени. Во главе флота, на первой, капитанской, галере везли святое причастие, по обычаю того времени всегда сопровождавшее римских пап в их морских путешествиях, Обитый гобеленом из алого атласа, украшенный балдахином из сукна, золотистого цвета, корабль Клемента VII был богато украшен деревянной скульптурой в духе Венецианской республики. Десять кардиналов и большое количество епископов и прелатов сопровождали наследника Святого Петра.

Торжественный въезд в город был окружен небывалой роскошью. Викария Иисуса Христа несли на своих плечах самые дюжие из его приближенных. Он восседал в паланкине. Перед ним на белой лошади, ведомой под уздцы двумя конюхами в торжественных одеждах, везли святое причастие в величественной дароносице.

Толпа, благоговейно встречавшая апостольские благословения папы, осыпала кортеж дождем цветов, священники пели псалмы, в воздухе был разлит аромат благовоний. Кардиналы, облаченные в пурпурные одеяния, парами следовали за папой. За ним под руку со своим дядей, герцогом Альбанским, шла четырнадцатилетняя флорентийка, на ее бледном матового цвета лице горели черные глаза, излучавшие ум и кротость души. Любопытство окружающих достигло крайней степени: все горели желанием знать, какую же роль суждено этой девочке играть в будущем Франции. На следующий день Франциск I в сопровождении двора и иностранных послов с кротостью подлинно наихристианнейшего из королей лично нанес визит и отдал дань глубокого почтения святому отцу. Для короля и папы были приготовлены два дворца, разделенные всего лишь одной улицей и связанные друг с другом огромным переходным мостом, представляющим собой просторный зал, предназначенный для будущих встреч двух суверенов. Люди папы, превознося повсюду выгоды грядущего союза между Францией и Римом, ожидали, что Екатерина передаст флорентийскому дому «три бесценных кольца» — Геную, Милан и Неаполь, находившиеся в это время в руках французов. Франциск I никогда еще не демонстрировал такой галантной предупредительности.

Молодой герцог Орлеанский засвидетельствовал суженой живейшую симпатию, и вся Франция всецело разделяла его радость. Торжественная церемония бракосочетания была проведена 23 октября в кафедральном соборе Марселя самим верховным понтификом, лично отслужившим мессу и надевшим на пальцы новобрачным супружеские кольца. На Екатерине было платье из белого шёлка, украшенное драгоценными камнями и изделиями флорентийских ювелиров. Голову ей покрывала брюссельская кружевная вуаль. Она походила на итальянских мадонн. Папа и король расстались лишь 27 ноября; и в то время как Его святейшество поднимался на свою галеру, Франциск I направился в Авиньон, откуда должен был ехать в замок Фонтенбло. Эта новая резиденция Екатерины переживала в эти десятилетия эпоху своего наивысшего расцвета.

Франциск I в свои 39 лет сохранил все привычки и вкусы молодости, и двор его не был школой добродетели и высокой морали. Брантом описывает нам его как человека, «охотно подбивавшего своих, дворян и тем паче царедворцев, непременно содержать любовниц под страхом прослыть в его глазах либо слишком тщеславным фатом, либо дураком, обещая им в делах амурных всяческое покровительство, он не просто не ограничивался желанием видеть их во всем подражающими ему, но даже хотел стать доверенным лицом как можно большего числа своих слуг».

Но не только в области галантных похождений он мог сойти за подлинного правителя. Венецианский посол Марино Кавалли написал: «Этот правитель отличается большой рассудительностью и немалыми познаниями; слушая его, никогда не придешь к мнению, что хотя бы о чем-либо из касающегося наук или искусств он мог бы говорить неосторожно, неосмотрительно, делая ошибочные выводы. Какой бы темы разговора он ни коснулся, кажется, что любая из них им глубоко прочувствована и продумана. Познания его не ограничиваются военным делом, ведением военных кампаний, руководством армией, выработкой планов сражений и размещением военных лагерей. Он не только великолепно командует артиллерией при штурме крепостей или флотом в войне на море, но также весьма сведущ в охоте, живописи, литературе, языках, различных упражнениях, придающих особую славу и блеск любому представителю цвета рыцарства этой страны».

Екатерина тотчас же поняла, сколь много она способна приобрести в глазах столь просвещенного, столь могущественного, столь любезного и галантного короля. Она пожелала стать его ученицей и, используя малейший повод и случай следовать за ним или изъявлять ему свое почтение, приложила все силы к тому, чтобы стать его постоянной спутницей и своего рода Дамой его ближайшего окружения.

Франциск I до безумия любил охоту. Екатерина сделалась заядлой охотницей. «Она просила у короля, — пишет Брантом, — позволения никогда с ним не расставаться. Говорят, она, такая изящная и ловкая, хотела присутствовать при всех его охотах или поездках, дабы извлечь из них полезные секреты и познания как в области охоты, так и в области науки управлять». И Брантом добавляет немного спустя: «Король Франциск, зная ее горячее желание и добрую волю следовать за ним и повиноваться его примеру, от всего сердца дал на это свое согласие, ведь сверх всего прочего он искренне и нежно любил ее, ему доставляло радость видеть молоденькую супругу сына стремительно садящейся в седло, ловко и грациозно гарцующей на коне. Среди его спутников в этом она была первой. И Екатерина следовала за своим монархом беспрестанно — из города в город, из замка в замок, из леса в лес. Марино Джустиньяни, посол республики Венеции во Франции с 1532 по 1535 годы, пишет в этой связи: „Никогда, за все время моего посольства, двор не останавливался в одном и том же месте долее 15 дней кряду, А молодая флорентийка, столь же обаятельная тонкостью своего ума, как и удивительной ровностью настроения, искала себе новых друзей не только в свите короля и принцев крови, но и среди всех, кто с нею сближался. Она жила в добром согласии с „маленькой группой придворных дам, — говорит Брантом, — дам родовитых, с хорошей репутацией“, которых сам Франциск I заботливо выбирал среди „самых красивых и самых любезных в обхождении женщин“ и которые царили при дворе, подобно богиням Олимпа“».

Екатерине требовалась вся ее ловкость, вся осторожность, чтобы не попасть в силки, уже для нее расставленные. Ей вредили аристократические предрассудки.

Французская аристократия вовсе не считала, что папская тиара Льва X и Клемента VII в достаточной мере возвысила и облагородила родовой герб Медичи.

Поговаривали, что, вопреки всему, они были и остаются торговцами и что бракосочетание герцога Орлеанского с представительницей их рода волей-неволей приходится считать мезальянсом. Утверждали также, что папа не сдержал обещаний, данных им королю. И в самом деле через несколько месяцев Клемент VII скончался, а брак между Генрихом и Екатериной стал бесполезен. «Поскольку Екатерина переставала быть „кузиной папы“, она не могла более — во всяком случае так думали — играть политическую роль» ^[333].