Чистый грех

— Все зависит от того, сколько уединения вы желаете.

Очевидно, он не привык церемониться с подружками своих клиентов, потому что его следующая реплика несколько шокировала Флору.

— Ваша вторая жена? — спросил Джордж, поведя бровью в ее сторону.

Адам не вспылил, принял это как шутку и рассмеялся.

— Мы пришли сюда как раз для того, чтобы обсудить вопрос, пойдет ли она за меня замуж. Мы сядем за столик на террасе, прямо у воды, чтобы дама могла выкинуть меня в озеро, если очень рассердится. А впрочем, если вы поторопитесь и быстренько принесете что-нибудь вкусненькое, она, не исключено, сменит гнев на милость.

— Могу дать пару-тройку советов касательно того, как ладить сразу с несколькими женами.

— Ах, Джордж, куда мне до тебя. Я и с одной-то едва справляюсь! На двух дипломатии не хватит. А при трех я бы на пятый день застрелился… Принеси нам, пожалуйста, шампанского. Я понимаю, что еще рано, но у нас сегодня особенный день — мы празднуем большое событие.

Адам подхватил Флору под руку и повел на террасу. Когда молодые люди оказались одни за маленьким столиком с белоснежной скатертью, им целую минуту не хотелось ни о чем разговаривать. Они просто смотрели друг на друга и улыбались. Было так замечательно, словно они двое во всей вселенной, а вселенная так прекрасна, так тепла и уютна…

— Извини Джорджа, — наконец сказал Адам. — Он не хам. Мы давние друзья, и он позволил себе немного пошутить.

— Конечно, я прощаю. Сегодня день всепрощения. Я неслыханно, невероятно счастлива.

— Я уже дал Джеймсу телеграмму с просьбой начать хлопоты касательно бракоразводного процесса. И мне нужно будет непременно встретиться с твоим отцом, когда я вернусь в Монтану. Поэтому тебе непременно надо ехать со мной.

Адам говорил спокойным тоном, но было заметно, что он сильно волнуется и каждая фраза этого монолога далась ему с огромным трудом.

— Ты меня любишь? — спросила Флора.

— Должно быть, — ответил молодой человек и тут же поправился: — Да, люблю. — Затем он издал легкий вздох и добавил с искренним простодушием: — Я не уверен насчет любви потому, что я никогда по-настоящему не любил. Но могу сказать точно: я безумно скучал по тебе, когда мы расстались. И сейчас я хочу жениться на тебе, чтобы больше никогда не разлучаться. Для этого надо хорошенько повертеться: аннулировать брак в Ватикане непросто, понадобятся деньги. Изольда и ее семья — я их аппетиты знаю! — три шкуры с меня сдерут, прежде чем отпустят на волю. Они своего не упустят, выжмут все, что смогут. Эта многомесячная борьба, скажу честно, меня пугает. И все муки, которые я претерпел в браке, тоже тяготеют надо мной. Если бы не эти две вещи, я был бы куда смелее и намного увереннее говорил бы о своей любви… Порой я ломаю голову: чем ты меня взяла и почему я как воск в твоих руках?

— Я тоже понятия не имею. — весело сказала Флора.

Он криво улыбнулся.

— Тебе смешно… А по-моему, это вносит нездоровый элемент мистики в наши отношения.

Девушка насмешливо тряхнула кудряшками и беззаботно отозвалась:

— Хоть убей, я бы не смогла точно сформулировать за что и почему я тебя люблю. Но теперь я знаю, что такое любовь. Это… это все вместе. Никаких причин не нужно. Я люблю тебя, потому что ты есть. Это всему причина — и конец всех причин.

— Да, когда ты со мной, я тоже ощущаю ничтожество всех рассудочных рассуждений, — сказал Адам. До сих пор его жизнь имела куда более жесткие ограничения, чем жизнь Флоры. У него была семья и долг перед семьей, то есть, прежде всего, обязанность ничем не омрачать жизнь Люси и обеспечивать ей счастливое существование — хотя бы и за счет собственных страданий с такой супругой, как Изольда. Вдобавок Адам был тесно связан со своим племенем и постоянно стоял на страже его интересов против алчности и злобы белых пришельцев.

Все это вместе приучило его, кутилу и бабника, жить с оглядкой, не заходить слишком далеко в своих кутежах и любовных приключениях — словом, при всей своей страстности и диком темпераменте граф де Шастеллюкс к середине жизни вырос в человека рассудочного и рассудительного.

— Тому, что я хочу связать себя с тобой, есть еще одна причина, нехорошая, — сказал он после паузы, как бы решив быть честным и открытым до конца. — Я тебя страшно ревную.

— И я тебя, — так же серьезно ответила Флора. — Изольду, скажем, я никогда не встречала, но заочно ненавижу ее — потому что она провела с тобой так много времени. Ну и всех остальных женщин я бы поубивала!

— Что до Изольды, то к ней ревновать нет резона. Я никогда к ней не прикасался после того, как… — Адам осекся, словно определяя границы своей откровенности. — Словом, после свадьбы, — сказал он, чтобы не вдаваться в подробности. — А по поводу остальных женщин… с ними покончено. Мой абсурдный брак, со всей сопутствующей мерзостью распутства, слишком затянулся — и пора закрыть эту страницу моей жизни.

— Дай Бог, чтобы у тебя все получилось.

— Вообще-то тот, кто по-настоящему щедр, всегда в итоге добивается от Ватикана аннулирования брака. Но Изольда подлая, а ее родственники — люди влиятельные. Так что развод рискует превратить-ся в многолетнюю нервотрепку, и в эту бездну придется ухнуть по меньшей мере половину моего состояния.

— Послушай, — сказала Флора, — совсем не обязательно жениться на мне. Я понимаю, как сложно тебе развестись, как это обескровит тебя и подорвет твою жизнь даже в материальном отношении… Поверь, я буду рада одному тому, что ты любишь меня, что я могу быть с тобой, держать вот так за руку…

— Нет, это хорошо, но этого мало, — возразил он. — Я хочу быть твоим мужем… И я хочу иметь еще детей… если ты не против.

У него даже слегка голова закружилась. Казалось полным безумием, что он произносит эти слова. Адам бы меньше удивился, если бы вдруг с его губ слетели фразы на неведомом китайском языке.

Флора разом потухла. Она была так счастлива, так окрылена, что начисто забыла об этом страшной «мелочи» — она не может иметь детей.

Девушка внезапно убрала руки под стол и больно стиснула их у себя на коленях.

— Не торопись с обещаниями, — сказала она, — ты должен все взвесить, и очень серьезно. Быть может, ты еще передумаешь жениться на мне…

— С какой стати? — возмутился Адам, пытливо прищурившись. Он заметил, что она ни с того ни с сего переменилась в лице.

Флора молчала. Наконец решившись, она как головой в омут кинулась.

— Потому что… — подавленным голосом прошептала девушка, — потому что у меня не может быть детей.

Ни один мускул его лица не дрогнул. Только секундная вспышка во вдруг остановившихся глазах Адама дала понять, что он поражен этой новостью.

— Плевать! Это не имеет никакого значения. Я говорю от сердца, а не успокаиваю тебя.

— Я бы хотела иметь от тебя детей, — промолвила Флора, и слезы покатилась из ее глаз. Она выхватила из-под манжеты платочек и вытерла их.

Он схватил ее руки и, нежно гладя их, стал успокаивать возлюбленную.

— Ну, будет, будет… Я же сказал: мне все равно. Мне нужна ты.

Как Флора ни крепилась, она снова расплакалась. Затем она скороговоркой рассказала о своей египетской болезни, о своих нерегулярных месячных, о том, что десяток знаменитых докторов признали ее бесплодной после перенесенной тяжелой лихорадки.

— Я нисколько не огорчалась по этому поводу… до сегодняшнего дня, — закончила девушка с новым, особенно безутешным всхлипом.

— Пожалуйста, биа, не надо плакать, умоляю, — повторял и повторял Адам. — Я люблю тебя. И всегда буду любить. Я влюбился в тебя уже в тот шальной вечер в доме судьи Паркмена.

Впервые он признавался женщине в любви. Впервые он давал обещания на будущее. Лишь теперь Адам сознавал то, какое мощное впечатление произвела на него Флора уже во время их первой встречи в Виргинии. И это впечатление с месяцами только крепло, укоренялось. И вот он жить без нее не может. Сейчас, произнеся столько слов любви и повторяя их снова и снова, он до некоторой степени упивался новыми ощущениями: так приятно произносить вслух эти никогда прежде не бывшие в употреблении слова.