Шарады любви

— Осмелиться мог бы Линтон. И это, откровенно говоря, меня очень беспокоит, меня и саму Данни. Скажите, д'Эврон, вы считаете все мои попытки вытащить Даниэль из этой истории бесполезными?

— Поймите, милорд, Данни сама делает выбор. Она отлично знает, на что идет, и даже решилась ради этого на обман мужа. Графиня не наивный ребенок, Джулиан.

— Согласен, но все-таки она слишком молода, — возразил Джулиан, хотя и понимал уже, что игра проиграна.

— Может быть, только по возрасту, но не по жизненному опыту. Я понимаю вас, дорогой друг, но ничего не могу сделать. Данни открыла вам свою тайну, и теперь вам решать, как с этой тайной поступить.

— Черт побери, как я могу с ней поступить! — воскликнул юный лорд. — Я не стану доносить Линтону, хотя он наверняка спустит с меня шкуру, если узнает.

— Боюсь, что с меня тоже, — улыбнулся шевалье.

— Видит Бог, вы правы! — согласился Джулиан, с мрачным видом наполняя бокалы. — В таком случае, д'Эврон, давайте выпьем за то, чтобы все оставалось тайной.

Только под утро лорд Джулиан Карлтон лег спать. Он был глубоко разочарован. Если бы Данни согласилась принять его покровительство в своей филантропической деятельности, возможно, еще не все было бы потеряно. Но происшествия предыдущего дня говорили о том, что надежда на такое развитие событий весьма слаба. Слишком упрямой оказалась его новоявленная кузина…

Глава 12

— Я не совсем вас понимаю, Беатрис.

Взгляд Даниэль стал тяжелым и холодным. Леди Беатрис опустила глаза и принялась внимательно рассматривать свои колени. Она пришла сюда после долгих подстрекательств со стороны матери, но сейчас уже считала, что выполняет свой собственный долг перед женой брата. Пусть даже очень неприятный.

— Даниэль, дорогая, — сказала она, продолжая избегать взгляда графини, — я просто хочу вас предупредить. Лучше, если это сделает член вашей семьи, нежели кто-то из светских сплетников. Мама считает, что, чем больше вы будете знать, тем меньше станете обращать внимания на всякие грязные слухи. Это не так уж необычно, дорогая, и умная жена просто закрывает глаза на подобные вещи. Ревновать на виду у всех — значит опозорить свое имя.

— Другими словами, вы боитесь, что если кто-то начнет нашептывать мне о продолжающейся связи Джастина с его бывшей любовницей, то я выцарапаю этому доброжелателю глаза? Что ж, вы правы, дорогая сестрица, именно это и случится.

И на лице Даниэль появилась хищная улыбка, всегда заставлявшая Беатрис опасаться за судьбу своих собственных глаз. Однако достойная леди стойко держалась, выполняя наказ матери.

— Даниэль, вы не должны принимать все слишком близко к сердцу. Линтон намного старше вас, и глупо было бы надеяться всю жизнь держать его при себе. Мужчине нужно то, что жена подчас не в состоянии ему дать. Например, обыкновенный ребенок. Кстати, и за моим Бедлингтоном водятся мелкие грешки, — беззаботно рассмеялась Беатрис, — но меня это, признаться, не слишком беспокоит.

— Если бы я спала с лордом Бедлингтоном, то меня это, возможно, тоже мало бы волновало, — жестко ответила Даниэль. — Скорее наоборот: я была бы рада чуть-чуть отдохнуть от него.

Лицо Беатрис сделалось сначала пунцово-красным, потом побелело как мел.

— Как вы смеете! — воскликнула она срывающимся голосом.

— А как вы посмели?! — тут же отпарировала Даниэль. — Мне хорошо известно, что Джастин поддерживает отношения с миссис Маргарет Мейнеринг. Но чисто дружеские! Она попросила его совета в одном деликатном семейном деле, и он из самых добрых побуждений согласился ей помочь. А сейчас вам лучше уйти, иначе я за себя не отвечаю. И передайте вашей матушке, что я очень благодарна ей за участие. Но было бы еще лучше, если бы она не вмешивалась в мои личные дела.

Даниэль встала и дернула за шнурок звонка. В дверях тут же появился Бедфорд:

— Леди Линтон?

— Леди Бедлингтон уходит. Проводите ее.

Беатрис вышла с надменным видом, плотно сжатыми губами, не сказав больше ни слова. Никогда она не чувствовала себя столь униженной. И кем! Дерзкой, невоспитанной девчонкой! Что случилось с ее родным братцем? Как он только мог взять себе в жены подобную дикарку, которая и вести-то себя прилично не умеет! И как эта дрянь посмела говорить с ней столь бесцеремонным тоном? И еще при этом позволила себе злобные намеки на ее личную жизнь с Бедлингтоном!

Линтону стало известно о разговоре, после того как вдовствующая графиня вызвала его к себе на Саус-стрит и заявила, что хотя о разрыве близких отношений с мадам Даниэль на глазах у всего света речи не идет, внутри семьи их можно считать расторгнутыми, поскольку его жена позволила себе нагрубить Беатрис, а значит, и ее матери. Старая графиня не передала Джастину всех подробностей разговора Даниэль с его сестрой. Когда же он попытался узнать об этом у самой Беатрис, с той сделалась форменная истерика, сопровождаемая нюханьем соли и потоком слез в батистовый носовой платок. С трудом подавив в себе желание привести сестру в чувство хорошей пощечиной, граф раскланялся и вышел. В дверях он столкнулся с зятем, мужем Беатрис, который был в отчаянии и совершенно не понимал, что происходит. Он пожаловался Линтону, что в его доме целый день стоит крик и плач. Беатрис почему-то при виде супруга разразилась слезами. И он, лорд Бедлингтон, просто не знает, как дальше жить в одном доме с этими истеричками. Единственный выход — проводить все дни в клубе…

Джастин неплохо относился к зятю, но только не в подобных ситуациях. Поэтому он холодно заявил Веллингтону, что тот сам виноват, позволив двум сварливым женщинам сесть себе на шею: пусть теперь выкручивается как знает, он, Линтон, в подобных делах ему не помощник. Учтиво поклонившись, Джастин вышел из материнского дома и направился пешком домой. Он шел очень быстро, поскольку ему не терпелось услышать объяснения всему случившемуся от Даниэль.

Сообщение дворецкого о том, что леди Линтон уединилась в библиотеке с шевалье д'Эвроном, Джастина отнюдь не успокоило. Открыв дверь, он с порога выразительно посмотрел на Даниэль. Шевалье тут же встал, учтиво поклонился и вышел. Джастин расшаркался перед супругой, которая ответила ему глубоким официальным реверансом.

— Вечно этот человек здесь торчит! — с несвойственным ему раздражением проворчал граф, наливая себе бокал мадеры.

— Вы имеете что-нибудь против? — удивленно спросила Даниэль.

— Разве для этого есть причины?

— Не говорите ерунды. Вижу, у вас плохое настроение. Что случилось?

— Я провел очень неприятный час в доме своей матери и сестры. Они сказали, что больше не намерены поддерживать с вами никаких отношений, кроме чисто официальных. Что произошло?

— Не лучше было бы вам спросить об этом у них самих?

— Я так и сделал. Но членораздельного ответа не получил. Разве что вы мне поможете? Хотя, признаться, я не чувствую никакого желания участвовать в женских склоках. Тем более, когда они сопровождаются истериками. Что еще вы натворили?

— Ровно ничего.

Даниэль не могла поверить, что Джастин, видимо, считает ее инициатором скандала. Раньше он всегда принимал сторону жены.

— Ваша излишне любопытная сестрица по наущению своей маменьки посчитала себя вправе давать мне некоторые советы, в которых я не нуждаюсь. Кроме того, она повторяла здесь такие грязные сплетни, что мне пришлось попросить ее уйти.

Поскольку Джастин налил вино только себе, Даниэль взяла графин с мадерой и чистый бокал с намерением исправить его оплошность. Однако руки так сильно дрожали, что ей пришлось поставить то и другое на место.

— Извините, Данни, — холодно сказал Джастин, наполняя бокал жены, — не могли бы вы все-таки посвятить меня в ваш разговор.

— Нет, — решительно ответила Даниэль, отпивая глоток золотисто-желтого вина. — Повторяю, обратитесь лучше к собственной сестре. Я никогда не была разносчицей слухов и не собираюсь становиться ею сейчас. Кстати, вам не приходит в голову, что отказ Беатрис сказать причину ссоры продиктован боязнью вашей возможной реакции? Видимо, она что-то знает и держит вас в состоянии вечного страха.