Наследство из Нового Орлеана

– Некоторые так наслаждаются собственным обществом, что никого вокруг упорно не желают видеть, – раздался женский голос слева от Вэла.

Он резко обернулся. Мимо в противоположном направлении проходила Мари Лаво. Он развернулся и догнал ее.

– Извини, Мари. Я замечтался.

– Мне нельзя останавливаться, – сказала Мари. – И ты иди, куда шел. Вечером приходи на бал квартеронок, я там буду.

– Ну, не знаю… – Вэл начал придумывать оправдание, но выслушать его было некому – Мари уже исчезла в воротах дома, перед которым он стоял.

Вэл стоял на тротуаре, озадаченно глядя на ворота и пребывая в полном изумлении. Обращаться к нему в людном месте было вовсе не в привычках Мари. Оба понимали, что дружба между белым мужчиной и царицей вуду вызовет большие подозрения и в его, и в ее кругу. Но почему она говорила с ним в приказном тоне, словно он один из ее поклонников? И зачем велела ему явиться на бал квартеронок? Он был там всего однажды, сразу после приезда из Парижа, и ушел в полном омерзении. Мари прекрасно знала об этом. Он сам ей говорил.

Вэл нахмурился, повернулся и пошел по направлению к дому тетушки. Ноги его уже не танцевали. Странное поведение Мари встревожило его. Надо будет при следующей встрече сделать ей внушение. Уж он постарается оказаться возле ее дома на неделе. А подчиняться ее приказам он не собирается. Царица там или не царица, а на бал квартеронок он не пойдет.

Глава 35

Мэри задержалась в лавке дольше обычного. Она пообещала Сесиль Дюлак закончить платье сегодня, а креольские дамы отняли у нее почти три часа. И при этом ничего не купили. За несколько минут до восьми она пришила к подолу последний шелковый цветочный лепесток и, аккуратно уложив платье в коробку, надела шаль и чепец. По пути домой нужно занести коробку на Рэмпарт-стрит. Возможно, Сесиль угостит ее ужином. За весь день она наспех проглотила кофе с пирожком и теперь чувствовала себя голодной и усталой. Она потерла руки, чтобы снять судорогу в пальцах.

Миновав перекресток Ройал и Тулуз-стрит, Мэри услышала музыку, доносящуюся из отеля «Сен-Луи». Музыканты настраивали инструменты перед балом, который должен был вот-вот начаться. «Я ни разу не была на балу», – подумала она и почувствовала себя Золушкой, только без волшебницы крестной. За все часы, что она провела, трудясь над бальными платьями и продавая роскошные аксессуары для вечерних нарядов, Мэри ни разу не испытала жалости к себе. А теперь жалость волнами накатывала на нее. Ей захотелось, чтобы коробка с великолепным платьем принадлежала ей самой; хотелось оказаться там, где много света, музыки и смеха; забраться в теплый экипаж с мягкой обивкой, который промчал бы ее по грязным улицам, не оставив на ней ни пятнышка. Захотелось быть отмытой, надушенной, великолепно причесанной, одетой в роскошное бальное платье. И протанцевать всю ночь в объятиях Вальмона Сен-Бревэна.

Горничная взяла у Мэри коробку, сказав, что мадемуазель Сесиль принимает ванну. Перекусить она не предложила.

Мэри побрела по Рэмпарт-стрит до Кэнал-стрит и дальше, к остановке конки на Бэррон-стрит. Конки не было. Движимая каким-то извращенным желанием вызвать к себе еще большую жалость, она прошла еще три квартала, пока не оказалась перед отелем «Сент-Чарльз» – громадным американским конкурентом «Сен-Луи», расположенного во французском квартале. Здесь тоже звучала бальная музыка. Мэри наблюдала, как подъезжают кареты, из которых выходят мужчины и женщины в вечерних туалетах и заходят в здание отеля, оживленно переговариваясь в предвкушении удовольствий.

– Эй! Ты чего тут ошиваешься? – Полицейский ухватил Мэри под руку и грубо потащил прочь от входа в отель. – Убирайся, не то в суд тебя отправлю!

Мэри была слишком подавлена и не стала спорить с ним. Тяжелой медленной походкой она поплелась дальше, на остановку. Обычно поездка на конке была для нее радостью, небольшим приключением. От Кэнал-стрит три с половиной квартала до депо вагон тянула лошадь, а там Мэри пересаживалась в другой вагон, который вел шумный, разбрасывающий искры паровозик. Маршрут шел зигзагами по Бэррон и Говард-стрит до площади Тиволи, потом в предместье Нейад и дальше, за пределы города, до Джексон-авеню. На Джексон Мэри снова пересаживалась на конку и ехала одиннадцать кварталов до кольца возле берегового вала. Оттуда ей оставалось пройти всего два квартала до Эдел-стрит.

Но в эту несчастливую ночь, когда вагон дошел до Джексон-авеню, Мэри едва не задержалась на своем месте. В вагоне оставалось только два пассажира и машинист. Половина вагона была в полном ее распоряжении. «Как было бы хорошо оказаться здесь совсем одной, – подумала она. – Доехать до самого Кэрролтона, потом обратно, потом снова в Кэрролтон и обратно, минуя все места, всех людей, словно я невидимка или призрак, а не обычная женщина, которую ничего не ждет, кроме избытка работы и недостатка сна».

Но она все же позвонила в колокольчик, дав машинисту сигнал остановиться на Джексон, и, сойдя, стала ждать конки. «Я не в духе, потому что голодна, – внушала она себе. – Зайду-ка в магазинчик возле пансиона и куплю чего-нибудь поесть. Сразу повеселею. – Она скривила рот в кислой усмешке. – Если бы меня и пригласили на какой-нибудь бал, я все равно не смогла бы пойти. Мне нечего надеть».

Та же жалоба разносилась по особняку на Эспланада-авеню, где жила семья Куртенэ. У Жанны была истерика. Схватив бальное платье, которое держала Миранда, она швырнула его на пол.

– Я его уже два раза надевала! – вопила она, прыгая по пенистым рюшам юбки.

Миранда отправилась на поиски Берты Куртенэ. «Пусть кто-нибудь другой попробует совладать с Жанной, – думала она. – С меня хватит. С тех пор как ей сказали, что ее выдают замуж за американца, в нее будто бес вселился».

Заламывая руки и издавая встревоженные блеющие звуки, Берта устремилась в комнату Жанны. Сочетая сочувствие, мольбы, взятки и обещания, она сумела утихомирить дочь и снарядить ее на бал. Затем поспешила в собственную комнату, ей ведь тоже надо было одеться до того, как Карлос будет готов к выходу. Клементина пришла помочь ей и застала хозяйку в слезах.

– Ненавижу всю эту нервотрепку! – рыдала Берта. – Ну почему нельзя все делать тихо, спокойно, чтобы все были довольны?!

Мэри вбежала в комнату Луизы, захлопнула за собой дверь и лишь затем разрыдалась.

– Ну почему все ведут себя так подло?! – причитала она сквозь слезы.

Луиза недоуменно посмотрела на нее.

– Бедняжка! – проговорила она несколько минут спустя. – Я и подумать не могла, что в тебе столько чувств, Мэри. Последнее время ты больше походила на машину, чем на человека. Что стряслось? Все иголки разом затупились?

– Ты не лучше их всех, – всхлипывала Мэри. – Не понимаю, почему вдруг все на меня ополчились. Миссис О'Нил накричала на меня, что я не явилась к ужину, не предупредив ее, Пэдди Девлин напугал меня до смерти – выскочил из бара, как раз когда я проходила мимо. Луиза, он орал на меня прямо на улице. Кричал, как он за меня тревожился. Но я заметила, что он напился, значит, не так уж тревожился.

– Скорее всего, он напился как раз поэтому. Ты, Мэри, обращаешься с ним просто позорно.

– Я? А что я такого сделала? Я работаю до полусмерти. Прикажешь мне еще и о Пэдди Девлине думать? Он ведет себя так, будто я его собственность. Совсем с ума сошел.

– Он хочет на тебе жениться.

– Что?! – невольно взвизгнула Мэри. – В жизни не слыхала ничего глупее. Да он даже читать не умеет! И еще смеет думать, что я соглашусь выйти за него!

– Не кричи так. Тебя все услышат. Иногда ты бываешь такой дурой. Неужели ты не понимаешь, что во всем этом доме мы с тобой единственные, кто умеет читать? И, честно говоря, ноты я читаю намного лучше, чем буквы.

Мэри так изумилась, что тут же замолчала.

Откинув с постели одеяло, Луиза забралась на кровать.

– Поздно, – сказала она. – Давай спать. Я бы уже спала без задних ног, да ждала твоего прихода. Я хочу тебя кое-куда пригласить. Приехал мой брат. Завтра вечером он ведет меня на бал в зал «Иберия». И если в твоей голове хоть что-то осталось, ты оторвешься от своей лавки и пойдешь с нами. В кавалеры можешь взять Пэдди. Тебе надо немного встряхнуться, Мэри, а то ты совсем закисла.